Березовский и Абрамович. Олигархи с большой дороги - Александр Хинштейн

Ясно, что при таких головокружительных объемах проследить за деньгами было попросту невозможно; даже если с каждой сотни скромно отпиливать хотя бы по доллару, навар все равно получится фантастический.

А теперь вспомним, из-за чего возник основной сыр-бор в ельцин-ском стане? Правильно, из-за передела влияния: кто будет главным на капитанском мостике.

Участники тех событий – и Ельцин, и Чубайс, и сами олигархи – пытаются убедить нас, будто смена руководства избирательного штаба была продиктована исключительно благими, чистейшими помыслами; дескать, старая команда во главе с первым вице-премьером Сосковцом работала примитивно и грубо.

В своих последних мемуарах Ельцин пишет:

«Скандалы в штабе начались почти сразу же… Руководитель штаба просто „забыл“ о том, что мы живем уже в другой стране… Шла сплошная, беспардонная накачка губернаторов: вы должны, вы обязаны обеспечить!.. Помню, как Сосковец по какому-то незначительному поводу грубо наорал на телевизионщиков: что-то там не то показали в выпуске „Вестей“. Практически поссорил нас с телевизионными журналистами… Такая работа живо напомнила мне заседания бюро обкома партии – те же методы, слова, отношения, как будто из глубокого прошлого».

На самом деле претензии эти звучат довольно смехотворно: можно подумать, будто выборы в России когда-нибудь обходились без включения административного ресурса и «накачки губернаторов». Да и уж кому-кому, только не Ельцину возмущаться авторитарным стилем руководства; по степени жесткости и тоталитаризма все другие против него – сплошь октябрята.

Работая над этой книгой, я перелопатил уйму статей, мемуаров, исследований в поисках конкретных, зримых образчиков плохой работы штаба Сосковца. Так вот, ни одного мало-мальски серьезного примера найти мне не удалось, их попросту не существует.

Вся вина Сосковца, а точнее команды Коржакова, которую он представлял, заключалась только в одном: она стояла на пути у команды другой. (Полковник Стрелецкий, правая рука Коржакова, очень точно назовет ее командой «бабкоделателей».)

Это была не просто борьба кланов за доступ к телу, это была борьба за доступ к бюджету: кто реально командует штабом, тот и будет осваивать миллиарды.

Ради таких барышей олигархи даже готовы были позабыть прежние распри; бизнес – штука циничная, доведется – будешь и с чертом лысым целоваться взасос.

После триумфального выступления Зюганова на международном экономическом форуме в Давосе в феврале 1996-го, когда всем стало понятно, что Запад готов ставить на две лошади кряду, даже такие заклятые враги, как Гусинский и Березовский, вынуждены были зарыть в землю топор войны; временно, конечно. Они договорились больше не «заказывать» друг друга, а совсем наоборот, объединиться во имя великой цели.

Вскоре к этой сладкой парочке примкнуло и большинство других олигархов, а также «положительно заряженные» царедворцы: Юмашев, первый ельцинский помощник Илюшин и уволенный как раз накануне Чубайс (впоследствии Ельцин будет утверждать, будто «в очередной раз группа Коржакова – Сосковца сумела меня с ним поссорить», хотя истинная причина отставки крылась совсем в другом. Проведенная Счетной палатой проверка показала, что в результате чубайсовской приватизации казна недосчиталась нескольких триллионов рублей; этих денег как раз не хватило на зарплаты бюджетникам).

Не осталась в стороне и Татьяна Дьяченко. Еще в марте она была введена в состав предвыборного штаба. Само собой, идея эта принадлежала… Ну, правильно – все тому же Юмашеву, сиречь Березовскому.

В своей книге «Президентский марафон» Ельцин подробно (и, похоже, верно) описывает, как это произошло.

«Как-то раз ко мне в Барвиху приехал Валентин Юмашев. Я не выдержал и поделился с ним своими мыслями: чувствую, что процесс не контролирую…

„Нужен свой человек в штабе“, – сказал я. Валентин послушал, покивал, задумался. „А если Таня?“ – вдруг спросил он…

Я вначале даже не понял, о ком он говорит. При чем тут Таня? Это было настолько непривычно, что меня сразу же одолели сомнения: как это будет воспринято в обществе?..

…С другой стороны, Таня – единственный человек, который сможет донести до меня всю информацию. Ей скажут то, чего не говорят мне в глаза. А она человек честный, без чиновничьих комплексов, скрывать ничего не будет».

И тут же:

«Таня теперь была все время где-то рядом. Насколько спокойнее я стал себя ощущать!..

До того как Таня пришла в штаб, я думал, что нагрузок, которые обещала предвыборная гонка, просто не выдержу. Физически…

А тут я вдруг стал думать: нет, не сорвусь. Смогу. Но самое главное – совершенно естественно стали разрешаться, казалось бы, неразрешимые проблемы».

Так вот, оказывается, кто был главным залогом успеха – Татьяна Борисовна. Если б не она, не видать Ельцину победы, как своих ушей; одним только своим видом, точно пресвятая Богородица, Дьяченко возвращала престарелому отцу мощь и энергию.

На самом деле идея с внедрением президентской дочери в штаб родилась у Юмашева вовсе не спонтанно, а была заранее припасенной домашней заготовкой. Тот же Березовский вспоминал, как «летописец» позвонил ему среди ночи, воодушевленный и возбужденный: «У меня есть совершенно гениальная идея».

Борис Абрамович оценил этот блестящий замысел с ходу. Дьяченко давно уже изнемогала от нереализованных комплексов и амбиций; ей тоже хотелось играть во взрослые игры. Кроме того, она до беспамятства любила отца и очень хотела оказаться ему полезной.

В одном из немногочисленных своих интервью Татьяна Борисовна без обиняков скажет потом:

«В предвыборной кампании я была связующим звеном между мозговым штабом, аналитической группой и папой, без чего, наверное, все было бы намного сложнее».

То есть вся роль Дьяченко сводилась к одному: она была мостиком между спонсорами и Ельциным, своего рода Троянским конем, заведенным олигархами в Кремль. Неискушенная в политике и интригах, дочка стала идеальным инструментом влияния на престарелого отца, обуреваемого комплексом поздней любви к ней. (Какими только восторженными эпитетами не награждает он ее в мемуарах: «и потрясающее женское обаяние, и мягкость, и ум, и тонкость»).

Дьяченко была единственным членом предвыборного штаба без каких-либо четко очерченных функций, этаким министром без портфеля. Вся ее работа, по утверждению Коржакова, сводилась к тому, чтобы старательно конспектировать ход совещаний, а потом дословно передавать их Березовскому, который и определял: «что рассказать Ельцину, а чего говорить не стоит». Сидела отныне она в президентском первом корпусе Кремля, в двух шагах от кабинета отца; передвигалась по Москве на лимузине с трехцветным, «федеральным» номером и мигалкой.

Именно Дьяченко в начале 1996 года организовала историческую встречу десяти олигархов с Ельциным; сходка, на которой присутствовали Березовский, Гусинский, Ходорковский, Смоленский, Потанин, Фридман и etc., не случайно собралась в ее кремлевских апартаментах. Ни Коржакова, ни Сосковца, даже Черномырдина на встречу эту предусмотрительно не позвали.

По описанию Ельцина, беседа была предельно нелицеприятной. Олигархи будто заявили ему, что ситуация с выборами – «это уже почти крах».

«Такого жесткого разговора я, конечно, не ожидал», – пишет экс-президент в своих мемуарах. Якобы посетители объявили ему, что «если сейчас кардинально не переломить ситуацию, через месяц будет поздно».

Правда, кое о чем еще Ельцин не пишет: о том, что после окончания встречи с ним в кабинете – один на один – остался Березовский; эту аудиенцию Борис Абрамович долго вымаливал у Наины Иосифовны и Татьяны Борисовны.

Ничего нового сверх того, что уже обсуждалось, Березовский, естественно, не произнес. Но этого, в общем, и не требовалось. Главным для него было обозначить свое место в истории, застолбить за собой лавры организатора и вдохновителя будущих побед – первого среди равных.

Ельцин слушал его, не мигая.

«Это все, что вы хотели сказать? – с видимым раздражением спросил он, когда Березовский наконец остановился, дабы перевести дух. – Хорошо. Можете быть свободны».

Никому и никогда Ельцин не позволял ставить себя перед выбором; ему легче было хлопнуть дверью, нежели подчиниться давлению извне. Но он почему-то не только проглотил объявленный ему ультиматум – а как это можно было назвать еще? – но и согласился со всеми требованиями олигархов; отодвинул в сторону Сосковца и даже вернул из небытия рекомендованного ими Чубайса, хотя еще два месяца назад громогласно произнес свое знаменитое: «Во всем виноват Чубайс».

Причина такой удивительной податливости объяснялась довольно просто: это был элементарный торг. Отчасти Ельцин и сам это признает, указывая: