Капитализм: Незнакомый идеал - Айн Рэнд

Вряд ли возможно сосчитать точное число выдающихся патриотов, которые были облиты грязью, лишены слова и попросту устранены с политического горизонта с помощью этого ярлыка. Затем возник постепенный, неуловимый процесс оформления его истинного предназначения: понятие «беспокойства» превратилось в «бескорыстное беспокойство». Конечным результатом стал взгляд на внешнюю политику, который продолжает оказывать разрушительное воздействие на США и по сей день: самоубийственная точка зрения, согласно которой наша внешняя политика должна направляться не собственными государственными интересами, а интересами и беспокойством о благополучии мирового сообщества, то есть всех, кроме нас самих.

Конец 1940-х добавил к нашему культурному наследию очередной новоиспеченный термин - «маккартизм». Как и предыдущий, этот термин был унизителен, подразумевал какое-то коварное зло и не имел четкого определения. Считалось, что он означает «несправедливые обвинения, преследования и моральное уничтожение невинных жертв». На самом же деле «маккартизм» означал «антикоммунизм».

Никто не доказал, что сам сенатор Маккарти был повинен в подобных деяниях; однако произведенного от его имени термина хватило, чтобы запугать общественность и отбить у нее охоту к дискуссиям. Любые бескомпромиссные выступления против коммунизма и коммунистов стали называться - и называются до сих пор - «маккартизмом». Вследствие этого противодействие коммунистическому проникновению и его разоблачение практически исчезло с нашей интеллектуальной сцены. (Надо сказать, я не принадлежу к числу поклонников сенатора Маккарти, но пресловутый «маккартизм» тут совершенно ни при чем.)

А теперь вернемся к «экстремизму». Фиктивное значение этого термина - «нетерпимость, ненависть, расизм, фанатизм, маниакальные теории, подстрекательство к насилию». Подлинное значение понятия «экстремизм» - «защита интересов капитализма».

Задумайтесь о методе, используемом во всех трех случаях. Он заключается в создании искусственного, излишнего и бесполезного (с разумной точки зрения) термина, который должен подменить собой и стереть из обращения какое-либо верное понятие. Такой термин имеет лишь видимость «понятия», а на деле представляет собой «комплекс» разрозненных, нелепых, противоречащих друг другу составных частей, собранных в кучу без всякого порядка и логики; а любой из (приближенно) определительных признаков этого «комплекса» оказывается совершенно не обязательным. Именно в этом и заключается уловка.

Позвольте вам напомнить, что смысл определения понятия в том, чтобы отграничить все то, что к нему относится, от всего остального массива сущего. Таким образом, понятие всегда должно обладать такими обязательными характеристиками, которые и отличают его от всего остального.

Пока люди пользуются речью, они будут пользоваться ею именно так, как они делают это сейчас. Другого способа коммуникации не существует. И если человек принимает понятие, определяемое необязательными характеристиками, его разум неизбежно будет заменять ими обязательные характеристики объекта.

Например, «беспокойство (или отсутствие беспокойства) о мире» - это не обязательная характеристика любой теории международных отношений. Если человек становится свидетелем применения к группе граждан термина «изоляционисты», он должен заметить, что обязательная характеристика, выделяющая их из массы прочих людей, - это патриотизм; как следствие, он придет к выводу, что «изоляционизм» - это то же самое, что и «патриотизм», и что патриотизм - это плохо. Именно таким образом происходит автоматическая подмена значений.

Если человек слышит термин «маккартизм», он думает о том, что самая известная черта, отличающая сенатора Маккарти от прочих политиков, - антикоммунистическая позиция, и отсюда он делает вывод, что антикоммунизм есть зло.

Если же он сталкивается с понятием «экстремизм», а в качестве примера ему предлагают безобидное Общество Джона Берча, он сочтет, что наиболее очевидная определяющая характеристика этого Общества, а значит, «экстремистов» в целом, - «консерватизм»; следовательно, «консерватизм» - это плохо, это зло того же порядка, что и коммунистическая партия, и ку-клукс-клан. («Консерватизм» вообще-то, тоже расплывчатый и невнятно определенный термин, но мы используем его в данном случае как синоним «прокапитализма».)

Такова функция подложных ярлыков в современном мире, и таков процесс, в ходе которого они разрушают коммуникативные связи в обществе, делая разумное обсуждение политических вопросов невозможным.

Создание «антипонятий», призванных разрушать понятия, - результат применение того же инструмента, с помощью которого появились «антигерой» для уничтожения героев и «антироман» для уничтожения романа.

«Антипонятия» нужны для того, чтобы вытеснить из обихода соответствующие подлинные понятия, не порождая при этом дискуссий в обществе; для этого общественное мнение загружается всякого рода невнятицей и заумью, и разум любого индивидуума, принимающего «антипонятия», деградирует, теряя способность к ясному мышлению и логическому обоснованию. Ведь разум - не что иное, как понятия, которыми он оперирует; чем точнее понятия, тем выше интеллект.

(Я обращаюсь с призывом обратить на это особое внимание к двум категориям людей, которые способствуют распространению «антипонятий»: высоколобым отшельникам-философам, которые считают, что любое определение - не более чем плод произвольно сложившегося общественного взгляда или договоренности, и, следовательно, не может быть верных и неверных определений; и гражданам, исповедующим «практический» подход ко всему, которые убеждены, что столь абстрактная наука, как гносеология, не может никак влиять на политические события в мире.)

Среди всех «антипонятий», загрязняющих нашу культурную среду, «антипонятие» «экстремизма» обладает самыми высокими и широкими амбициями; оно выходит далеко за рамки политической сферы. Давайте теперь рассмотрим его подробнее.

Во-первых, «экстремизм» - это термин, который, взятый сам по себе, не имеет никакого значения. Понятие «экстремального» указывает на отношение, измерение, степень. В словаре даются следующие определения: «Экстремальный, прил. - 1. обладающий свойствами или возможностями, в наибольшей степени отличными от стандартных или средних; 2. выраженный в крайней или необыкновенной степени».

Очевидно, что первый вопрос, который напрашивается при столкновении с этим определением: степени чего?

Ответить «Всего!» и объявить все экстремальное злом по определению - рассматривать как зло чистую степень выраженности свойства, независимо от его природы, - нелепо (пусть Аристотель якобы и утверждал обратное). Размеры и степени как таковые не имеют никакой ценностной окраски - они приобретают ее лишь в контексте природы того, что измеряется.

Разве крайняя степень здоровья и крайняя степень болезни одинаково нежелательны? А крайняя степень ума и крайняя степень глупости - обе одинаково удаленные от «стандартных или средних» - одинаково презираемы? Разве экстремальная искренность и экстремальная лживость одинаково аморальны? А человек выдающейся добродетели и человек выдающейся порочности одинаково вредны для общества?

Продолжать приводить примеры подобных нелепостей можно до бесконечности, особенно из области морали, где только экстремальная (то есть непоколебимая, бескомпромиссная) степень добродетели может считаться добродетелью истинной. (Можно ли назвать нравственным человека, обладающего «умеренной» честностью?)

Однако «не утруждайте себя изучением глупости - спросите себя лишь о том, к чему она может привести». К чему должно было привести в политике «антипонятие» «экстремизма»?

Фундаментальный и критически важный конфликт современной политической арены - это капитализм против социализма, или свобода против тоталитаризма. На протяжении десятилетий этот конфликт замалчивался, подавлялся, обходился и маскировался туманными невнятными терминами «консерватизм» и «либерализм», которые потеряли свое первоначальное значение.

Цель «либералов», как следует из документов последних десятилетий, - затащить страну в контролируемое государством благополучие при помощи определенных мер, постепенно расширяя сферу государственного регулирования, действуя так, чтобы это расширение не оформлялось в концепцию, его направления не становились очевидными, а главные задачи не назывались вслух. Таким образом, государственный контроль одерживал бы победу не путем голосования или насильственного насаждения, а в процессе медленного разложения, исподволь.