Записки о французской революции 1848 года - Павел Анненков

75

Подрядная работа (франц.).

76

«Да здравствуют принципы, пусть погибнут колонии» (франц.) .

77

«Да здравствуют принципы и да здравствуют колонии» (франц.).

78

Организацию такого займа поручить великодушной заботе женщин (франц.).

79

«Без жестокости» (франц.).

80

«Мы принимаем существующий принцип антагонизма и ничего нового не создаем» (франц.).

81

«Если вопрос поставить так, он утратит все свое значение, мы хотим, чтобы во главе заведения стояло государство» (франц.).

82

«Распределение богатств» (франц.).

83

«Основываясь на ваших трогательных требованиях, основываясь на героизме» (франц.).

84

«Нужно, чтобы это было, и это будет, как там бы оно ни обернулось» (франц.).

85

«Вы видите, вопросы, которые стоят перед нами, требуют, чтобы их рассмотрели в совокупности. То, что нужно искать послезавтра, через час – это средство осуществить ассоциацию, заставить восторжествовать принцип солидарности интересов, великий принцип. Эту солидарность надо заставить служить добру, так как она служит злу. Общество подобно человеческому телу, у которого больная нога не дает никакого хода здоровой ноге. Невидимые, но роковые узы связывают угнетателя с нищетой угнетенного. Да, наступит рано или поздно момент, когда эта зависимость разразится страшным взрывом: что стало с королем Франции две недели назад? Кто о нем думает? Он бежал в жалком состоянии. Я останавливаюсь, так как чувствую, что нужно щадить беду… Защищать дело бедных – никогда не мешает об этом помнить – это защищать всеобщий интерес. Т. о. мы здесь люди, не принадлежащие ни к одной фракции. Мы любим родину, мы ей поклоняемся, мы решили ей служить в едином усилии… Вот под влиянием каких чувств была основана комиссия для рабочих» (франц.).

86

«Разрешите мне теперь покинуть вас, но до свидания, т. с. до первой крупной проблемы, которую надо будет решить, до первого патриотического акта, который надо будет совершить. Свидание здесь» (франц.).

87

Приставы (франц.).

88

«Делегаты начинают выходить из залы. Но г-н Луи Блан, вновь появившись, вдруг с сияющим радостью лицом, останавливает их на лестнице следующими словами: „Друзья мои, поднимитесь! я должен сообщить зам большую новость". Все тут же бросаются в залу. Г-н Луи Блан: „Два слова только (глубокая тишина). Республика, которую мы провозгласили, будет торжествовать во всех точках Европы. Я только узнал от моего уважаемого коллеги, г. Ламартина, министра иностранных дел, получившего сейчас об этом сообщения, – в Австрии революция. (Взрыв аплодисментов). Революция охватила всю Австрию. Меттерних бежал" (Бурный энтузиазм. Возгласы: Да здравствует всемирная республика)» (франц.).

89

«Свободного обмена» (франц.).

90

Честь – награда труду (франц.).

91

В мастерской это осуществляется посредством установки надписей: ассоциация – братство трудящихся, поэтому праздность есть вор (франц.).

92

Ателье (франц.).

93

Солидарность (франц.).

94

«Энергия рабочих может возвыситься до энтузиазма именем долга, братства, справедливости» (франц.).

95

«Недостаточно увеличить продукцию, чтобы бедняк избежал опасности умереть с голоду. Нужно, чтобы справедливое, хорошее и упорядочное распределение дало возможность богатству дойти до него» (франц.).

96

«Так нужно ли допускать все стимулы потому только, что они сильны? Какой силой обладает та пружина, которая заставляет грабителя с большой дороги убивать прохожего, рискуя попасть на гильотину? Не будем судить стимулы по их силе, а будем судить по их нравственности» (франц.).

97

Почет и уважение – награда солдату на поле брани (франц.).

98

Рудники в России эксплоатируются на тех же принципах. Один чиновник, назначенный императором, следит за правильным распределением рабочих. Я подсчитал бюджет русских крепостных, работающих на рудниках, и бюджет семьи французских рабочих, живущих в сносных условиях, и, к сожалению, должен сказать, что русский крепостной живет несравненно лучше, чем французский рабочий (франц.).

99

Это требует уточнения (франц.).

100

Бездельник – вор (франц.).

101

«Как понять этих романтиков террора, которые в 1848 г. принимают промышленных предпринимателей за феодальных сеньоров, рабочих – за крепостных, труд – за наказание и которые после такого количества исследований о нации воображают, что современный пролетариат является результатом угнетения одной касты? которые не знают или притворяются, что не знают (?), что та сила, которая определила часы работы (?), заработанную плату, разделение труда, вместе с тем породила конкуренцию? превратила капитал в монополию, подчинила тело и душу трудящихся; это все система роковых причин, не зависимая ни от воли хозяев, ни от воли компаньонов?» (1-ый выпуск, с. 37) (франц.).

102

Который принципиально исключает праздность и леность (франц.).

103

Зависти (франц.).

104

«Первому рабочему Франции» (франц.).

105

«Пусть каждый производит по своим способностям и силам, пусть каждый потребляет по своим потребностям. Это то же самое, что сказать: справедливое равенство – это пропорциональность». (Хорошо!) (франц.).

106

Отдохните, берегите свои силы – вы нам нужны (франц.).

107

«Ибо тогда – при другом благодетельном воспитании – все меняется… Кто бы посмел не заплатить свой долг труда по отношению к своим товарищам, к своим братьям – его лень была бы подлостью, воровством» (несмолкаемое браво) (франц).

108

«от начала истории человеческого рода гремел протест против принципа: от каждого по способностям, протест в пользу принципа – каждому по его потребностям!» (браво, браво!) (франц.).

109

«Управлять – это жертвовать собою. Меня спросили, соглашусь ли я применять к себе самому то правило, которое провозглашаю. Вот мой ответ: в системе всеобщей ассоциации, в полностью реализованной системе, которой я желаю всем сердцем, всем своим существом – Да! (единодушные аплодисменты). Это „да" я желаю напечатать в 200 экземплярах, если когда-либо мне случится его отрицать, пусть каждый из вас возьмет экземпляр и придет ко мне, чтобы уличить во лжи и пристыдить», (новые громкие аплодисменты). (франц.).

110

Об основании сельскохозяйственных мастерских и о той связи, которая должна их объединить с промышленными мастерскими так, чтобы дополнить наш план (франц.) .

111

А вот «Пресс»! А вот «Натиональ»! (франц.).

112

Палата талантов (франц.).

113

Палата добродетели (франц.).

114

Количество клубов так велико и все они так любопытны, как свидетельство народной [мысли], еще не созревшей мысли, что я решился оставить особенное место для записки их совещаний, афишных объявлений, памфлетов, карикатур, прокламаций, депутаций, имеющих равное им значение.

Самая забавная депутация была приставов – для арестовывания должников, которые, после декрета об уничтожении тюрьмы за долги, ходили к Правительству просить вознаграждения [это все равно, что]: эти грубые люди, можно сказать, запугивали свою жертву до привода на место заключения. Нельзя исчислить всех депутаций с более нли менее нелепыми требованиями: мелочные торговцы, просившие еще отсрочки платежа по обязательствам, уже раз им данной, говорят, произвели в Ратуше маленькое возмущение, но им отказали. Одному только работнику – никогда не отказывается ни в чем, и я буду иметь случай уже скоро говорить, как эта демократия начинает смахивать на тираническую американскую демократию. Не дай этого бог. Но далее. Также невозможно перечислить чудовищностей клубных, которые, как кажется, заразительны и действуют даже на весьма умных людей. Так. Туссенель, отделившийся от фаланстерианцев {339} , как известно, вследствие своего презрения к капиталу, ими сильно уважаемому, сказал в одном клубе: «На свете только одна была тирания – капитал и одно рабство – работа. Иисус распят был капиталом». Впрочем, к концу этого месяца, после кровавых сцен у Бланки, клубы уже начинают, видимо, успокаиваться, по крайней мере формально. Они уже пускают только по билетам, длинные речи заменили жаркие диалоги, но пережевка журнализма и какая-то бойкая невежественность еще до сих пор им свойственны – и долго будут еще. Что-то выкажет Центральный клуб Барбеса. В начале месяца довольно любопытное происшествие заняло все умы. После взятия Тюльери, народа в нем осталось, говорят, несколько тысяч с намерением оберегать его. Они расположились в комнатах, завели там пир из королевских погребов, приняли больных девок, выпущенных народом из St. Lasare {340} и все вместе делили добычу поровну, делая по ночам, однакож, патруль в саду и в городе, вероятно, для собственного освежения. Когда же не стало королевской провизии, они опустошали окрестные лавки хлебников и винных торговцев, предоставляя им чинить взыскания с Пра<вительст>ва. Двенадцать дней таким образом жила эта толпа в Тюльери, опочивая в его постелях, лежа на его диванах и беспрестанно выгоняя старый хмель новым и все под предлогом охранения дворца от попыток тирана Лудвига-Филиппа. Каждый день она, однакож, уменьшалась работниками, возвращавшимися к себе в дома или наскучившими своим добровольным заключением. 7 марта их осталось только 200 человек, но Пр<авнтельст>во решилось во что бы то ни стало очистить дворец. Эти упорные 200 человек, полюбившие свою мясную монастырскую жизнь, как любой францисканец {341} , хотели сопротивляться. К ним послали отряд национальной гвардии, принудивший их покинуть теплое место. В крайности они сдались, но с условием: во-первых, чтобы не обыскивали их карманы (многие предупредили эту меру бегством), а во-вторых, чтоб свели их в Ратушу и объявили им благодарность за хорошее сохранение дворца и услугу, оказанную им этим государству. Так и было сделано: молодцы получили похвалу официальную и даже во многих журналах («L'Ami du peuple») об них говорилось, как о героях, которые оклеветаны в городе злостными людьми и сделались жертвами своей преданности к Республике. Чего, подумаешь, не бывает на свете и как иногда составляется история. Немалую тревогу подняла история с «Прессой». Ее желчные нападки на людей Пра<вительст>ва, особенно сравнения Ламартина с Гизо и Роллена с Дюшателем, возбудили толпу, которая направилась на улицу Monmartre разбивать станки журнала и на пути покрикивала: «à mort Girardin» – «Смерть Жирардену» (франц.). ). Прибежавшая национальная мобильная гвардия, сам Курта, наконец, сам Роллен, прибывший на место, прокламации всех республиканских журналов, осуждавших попытку, оттеснили толпу и спасли свободу книгопечатания. Жирарден, бывший в типографии, выдержал бурю довольно хорошо. Он велел открыть ворота, просил депутацию от работников для объяснения всего дела, спорил с ними часа два и с задором интригана, составляющим его отличительное качество, возражал на их обвинения, но тон журнала несколько смягчился, хотя по-прежнему старание более запутать дело, чем объяснить их, сохранилось. Третья история, занявшая все умы, это публикация в «Revue rétrospective» г. Ташеро (смотри ниже) документа, обличающего в Бланки доносчика и мерзавца. Вчера, 3 апреля, в клубе его подписывалось друзьями его письмо, протестация против обвинений, как там названо, клеветнических, Пра<вительст>ва, желающего погубить известного патриота, но Бланки уже потерялся в общественном мнении, ибо документ несомненен. Тут же кстати в клубе говорилось о радикальном уничтожении собственности, как первой причины всего зла на свете.