Покрывало ночи - Сергей Раткевич

— Я исправил это досадное упущение, — усмехнулся Курт. — Теперь — есть. И баня тоже. И девушки. А еще сортир нужен. Нехорошо это — Бога без сортира оставлять.

— Да по какому праву вы тут распоряжаетесь?! — завизжал Главный Жрец. — Кто вы вообще такой?!

— По праву хозяина дома, — нагло ответил Курт. — Бог Повседневных Мелочей это я.

Главный Жрец дернулся. Икнул. Уставился на Курта.

— Врешь, — хрипло сказал он.

— Гадом буду, коли вру, — парировал Курт.

— Будешь, — пообещал Главный Жрец, подымая жезл. — Вот прямо сейчас и будешь. Гадом будешь. Земноводным будешь. Паукообразным будешь. Кем надо, тем и будешь.

— Так ведь это если вру, — усмехнулся Курт. — А если нет?

— Тогда… тогда я буду! — уперся старик. — Гадом. Пауком буду.

— Старый ты уже, — вздохнул Курт. — Паутину плести не научишься. Что мне тогда — самому за мухами гоняться, чтоб ты с голоду не умер? Я хоть и Бог Повседневных Мелочей, но пауки в моем списке не значатся.

Главный Жрец отчаянно затряс головой. В его свите произошло легкое шевеление.

«Если б они не опасались старика, они бы, пожалуй, захихикали.» — подумал Курт.

Но тут Главный Жрец воздел свой жреческий жезл и произнес заклинание. В тот же миг жезл в его руке с хрустом переломился. Главный Жрец в ужасе уставился на обломки. Разумеется, заклинание, вызванное и освященное силой Бога Повседневных Мелочей, не могло повредить тому, кто исполнял его обязанности, да еще и обладал при этом собственным могуществом.

— Ну вот, — вздохнул Курт, — старый человек, а хулиганишь. Хорошие вещи портишь. Не стыдно?

Легким движением мизинца Курт починил жезл, вторым движением вернул его оторопевшему жрецу.

Тот вцепился в него обеими руками — рот широко открыт, глаза вытаращены, лицо побагровело от гнева.

— Я не позволю! — заревел он страшным голосом. — Не позволю! Не позволю! Взять его! Взять богохульника!

Трясущийся палец недвусмысленно указывал, кого именно следовало бы взять, но свита отнюдь не спешила справляться с тем, с кем только что не справился ее предводитель.

— А я говорю — взять его!! — Главный Жрец явно перестарался: посреди устрашающего рева голос его вдруг сорвался на сиплый визг.

— Взять!!! — он пискнул так, что у Курта уши заложило, после чего тяжело закашлялся.

Девушки захихикали. Сгрудившись возле Курта, они преспокойно пили вино и явно не придавали никакого значения воплям неизвестно откуда взявшихся чужаков.

В этот момент из какого-то закоулка вынырнул жрец. Одной рукой он обнимал девушку, в другой была только что откупоренная бутылка.

— Благослови! — воззвал он к Курту.

— Да будет твое опьянение божественным, а похмелье кратким! — ответствовал тот.

— Ага! — зловеще просипел Главный Жрец. — Вот он — истинный виновник творящегося в храме непотребства!

Жрец вздрогнул, уставившись на свое высокое начальство. Бутылка вина в его руке жалобно булькнула.

Главный Жрец открыл рот и обрушил на своего подчиненного лавину теологической мудрости, густо прошитую громами угроз и молниями обвинений. Бутылка в руке жреца издала еще один жалобный бульк, но он крепче прижал к себе девушку, оглянулся на Курта — и дал достойный богословский отпор своему весьма посредственному, хоть и непосредственному начальству.

Буквально с первой же фразы Курт перестал понимать их диалог. Тем более, что говорили они оба одновременно, не слишком-то слушая друг друга. Перестав понимать, Курт перестал и слушать. Вот уж в чем он не был силен, так это в теологии. Впрочем, боюсь, что и настоящие Боги в ней не очень-то сильны.

Курт допил вино, заставил чашку медленно растаять в воздухе и посмотрел направо. Там была девушка. Красивая, улыбчивая, на все готовая. Посмотрел налево — та же картина. Посмотрел прямо — два жреца продолжали теологический спор. Свита Главного Жреца застыла немой декорацией.

«Нет. Справа и слева все выглядит гораздо лучше, чем прямо.» — подумал Курт. — «Надо что-то делать с этими спорщиками.»

Сам по себе Курт, может, и смолчал бы, но Бог в нем не желал мириться с подобным безобразием.

Коротким толчком силы он Главного Жреца вверх ногами перевернул — перевернул и над полом приподнял.

Тот какое-то время продолжал говорить, вися в воздухе вверх тормашками, видимо, слишком увлеченный своей речью, чтобы заметить перемену в своем положении относительно окружающего мироздания. Из карманов его сыпалась мелочь — не повседневная, металлическая. Потом Главный Жрец сообразил, наконец, в каком он находится состоянии испуганно взвыл и смолк.

— Ну? И какое мне нужно совершить чудо, чтоб ты в меня поверил?! — сердито спросил Курт, вылезая из постели и надвигаясь на Главного Жреца, усердно избивающего воздух ногами в тщетных попытках перевернуться.

— Что я должен совершить такого, чтоб ты понял что я и есть твой Бог? — бушевал Курт. Вокруг Главного Жреца вспыхнула магическая защита, но это не остановило разбушевавшегося Бога. — Вырастить тебе рога? Хвост? Дерево на голове?!

Все это на миг появлялось на голове Главного Жреца и тут же исчезало. Магическая защита не спасала.

— Богохульник! — стонал Главный Жрец. — Колдун! Пытай меня! Режь на куски! Оторви мне нос! Все равно не признаю!

— Ну и не признавай, — пожал плечами Курт. — Надоел.

Поставив Главного Жреца на ноги он зевнул.

— Забирай своих людей и уходи отсюда.

Главный Жрец посмотрел на него с интересом.

— А ты и в самом деле веришь в то, что ты Бог Повседневных Мелочей? — вкрадчиво спросил он.

— Нет, — ухмыльнулся Курт. — Я в это верить не обязан. Это твоя работа — верить. У меня других дел хватает.

— Ты и в самом деле похож на него, — признал Главный Жрец. — Но… почему здесь? Почему не в Главном Храме?

— Тут девушки красивые, — усмехнулся Курт. — И… тут меня любят, а там всего лишь верят.

— Но согласно канону… — не сдавался Главный Жрец.

— Разве не я определяю канон? — удивился Курт. — Ну надоел мне старый, мало ли…

— Все равно не верю, — уперся Главный Жрец.

Он и в самом деле не мог поверить. Просто не мог. Слишком много времени он пробыл на посту Главного Жреца. Слишком привык подменять волю Бога своей собственной. Дело даже не во власти — как раз властью он бы согласился поступиться. Дело было в другом. Явившийся самолично Бог разрушал его мир. Мир, в котором ему одному была известна подлинная воля Бога. Он один знал все толкования канона и все толкования толкований. Он один мог ясно и несомненно трактовать подлинную суть божественного. Он один прикасался к истине. Знал ее. И вот — на тебе! Появляется какой-то нахал, возлежащий на постели с девицами, и заявляет что он — Бог. Бог! Причем не какой-то другой Бог, до которого ему, Главному Жрецу Бога Повседневных Мелочей, нет никакого дела — так, мимоходом уважение оказать — а тот самый, единственный и неповторимый Бог Повседневных Мелочей, который может оспорить его правду, отменить его приказы и толкования, тем самым обрушив многолетнее здание собственной непогрешимости, которое старый жрец старательно возводил всю свою жизнь.