Седьмая жена - Игорь Ефимов

– Вскоре над нами появились два реактивных истребителя, – продолжал свой рассказ мистер Себеж. – Они сделали круг, пролетели низко-низко и исчезли. И примерно через полчаса мы увидели корабль. Это был военный крейсер. Он шел прямо на нас. Мы не могли поверить своему счастью. Ведь столько кораблей прошло мимо, не обращая на нас никакого внимания!

Но крейсер приближался. Вскоре он уже был в сотне ярдов. С него спустили спасательный мотобот. Мы махали руками. У нас не было сил прыгать. Линь Чжан плакала. Рональд говорит, что и у меня слезы текли по лицу. Очень возможно. Но думаю, они быстро высохли, когда я услышал, что прокричал нам офицер с приблизившегося мотобота.

– Вы незаконно завладели объектом, принадлежащим флоту Ее Величества! Требуем немедленно вернуть его!

Представляете? Я чуть не свалился за борт.

– Мы завладели?! Да вы чуть не потопили нас своей чертовой ракетой!

– К какому порту приписано ваше судно? Как вы оказались в зоне военных учений? Все страны были предупреждены о том, что этот квадрат закрыт для судоходства на четыре дня.

– Мы – мореплаватели, терпящие бедствие. У нас не было никакой связи с миром вот уже четыре недели.

– Я должен предупредить, что объект, которым вы завладели, является в высшей степени секретным. Если я увижу, что кто-то из вас пытается зарисовать его или сфотографировать, последствия могут быть весьма тяжелыми для вас.

– Я повторяю – мы терпим бедствие. У нас нет ни воды, ни еды, ни топлива. На борту – больные. Нам нужна срочная помощь.

Постепенно мистеру Себежу удалось втолковать лейтенанту серьезность положения. Тот заявил, что ему нужно связаться с командиром корабля. Но по условиям учений они обязаны хранить полное радиомолчание. Поэтому он должен будет вернуться и доложить лично.

И вот, пока мотобот, поплыл обратно к крейсеру, мистер Себеж сделал вещь, которой он вправе будет гордиться до конца дней своих. Это – из тех поступков, о которых потом рассказывают внукам у горящего камина. Сохранить такую ясную голову в такой ситуации! Нет, я преклоняюсь перед этим человеком. Ибо он приказал своему штурману принести весь электрический провод, какой у них оставался. И с этим проводом они поспешно спустились вниз и крепко-крепко привязали голову ракеты к двигателю. По счастью, у нее нашлись удобные выступы, на которые можно было накинуть проволочные петли.

И как вовремя они это проделали! Как правильно оценили психологию людей, вовлеченных в дела военно-секретные!

Ибо вернувшийся лейтенант заявил, что, увы, они не могут прервать свою важную миссию и заняться спасением «Вавилонии». Принять на борт экипаж они тоже не смогут – их крейсер набит секретами, которые никто не должен видеть. Правда, мотобот доставил им ящики с провизией, медикаментами и едой, канистры с бензином. Они также забросили в трюм шланг и в несколько минут выкачали набравшуюся там воду. Но это – все, чем они могут помочь. О «Вавилонии» они сообщат на берег, как только им будет разрешено прервать радиомолчание.

На хвост ракеты накинули проволочный трос. Потянули. Ракета сидела прочно. «Вавилония» медленно двигалась вслед за мотоботом. Мистер Себеж поспешно открывал доставленные ящики. Нет, не пакеты с печеньем он хватал, не банки с апельсиновым соком. Какая выдержка! Он искал какой-нибудь гаечный ключ, плоскогубцы, цепь. И нашел! В британском аварийном ящике оказался полный набор инструментов, болтов, гаек! Капитан со штурманом снова спустились вниз и примотали голову ракеты намертво.

– Тем временем буксирный трос передали на корабль, – продолжал мистер Себеж. – И рванули со всей силы. Но ракету мы примотали на совесть, сидела как приваренная. Тогда лейтенант прокричал, что он вынужден послать своих матросов на «Вавилонию», чтобы освободить секретный объект. Он так ни разу и не употребил слова «ракета». Я сказал, что запрещаю кому бы то ни было подниматься на борт. Что это приведет к конфликту между Великобританией и США. Что, раз они не хотят помочь нам, мы будем защищать нашу территорию с оружием в руках. Показал наш автомат. (Он же не знал, что патронов у нас не осталось.)

Но лейтенант сказал, чтобы мы не валяли дурака. Мотобот стал приближаться. И конечно, они бы вынули свою ракету и бросили бы нас посреди океана, если бы не Линь Чжан.

Пять тысяч лет китайской цивилизации что-нибудь да значат. Что она сделала? Она подошла к борту и показала лейтенанту бумажную обертку от шоколадки из спасательного ящика. «Листок, – сказала она. – На нем схема. Я зарисовала. Всю ракету от головы до хвоста. Указаны все размеры. Места расположения лампочек и объективов. Высота полета над уровнем океана. Можно хорошо заработать. Продать хоть Москве, хоть Пекину. Теперь смотрите. Беру пластиковый пакетик. Скатываю бумажку в маленькую трубочку. Трубочку в пакетик. И…» Вот какая девушка! Положила пакетик в рот, открыла банку апельсинового сока и выпила ее целиком. «Теперь, говорит, можете бросить нас посреди океана. Посмотрим, кто больше заплатит за ваши секреты в моем животе».

Я упрашивал мистера Себежа, упрашивал врачей устроить мне хотя бы короткую встречу с этой замечательной женщиной. Но она ни на минуту не отрывается от ребенка, которого они называют «морским подкидышем». Конечно, после того, что она сделала, у англичан не было иного выхода, как отбуксировать «Вавилонию» в свой ближайший порт. Ближайшим оказался Мусорный остров. Только здесь Линь Чжан отвезли в больницу и извлекли секретный пакетик. Было ли что-то на бумажке? Не знаю, не знаю. Об этом сейчас подан запрос в английском парламенте.

Но главное – героическая четверка спасена, все они поправляются, а «Вавилония» срочно ремонтируется в доке Мусорного острова. Неужели они решатся продолжать свое опасное путешествие после того, что им довелось пережить? Кто знает. Во всяком случае, каждому ясно, что команда, подобранная мистером Козулиным, оправдала самые смелые его ожидания.

11. Мусорный остров

Океанский ветерок шевелил бахрому на шезлонгах, нежно скользил по тонкой кожице подживающих язв. Влажные полотенца пузырились на прутьях балконной решетки. Гладко причесанные волны катились на пустынный пляж внизу. На острове не было ни туристов, ни стариков, ни детей. Вообще ни одного праздного человека. Когда четверо спасенных мореплавателей выходили рано утром искупаться, им порой казалось, что они снова одни посреди равнодушной воды, навеки забытые, отброшенные к рыбам и птицам – мягкие моллюски без скорлупы, сухопутные медузы, слизняки.

Но потом они возвращались обратно, пританцовывали под теплым душем у больничной стены, смывали соль и песок, ловили ртом тугую струю. И первый глоток утреннего кофе проскальзывал близко у сердца, и волшебная смесь молока и меда ласкала язык, и поджаренный кусочек белого хлеба казался приманкой, на которую бог цивилизации будет безотказно ловить и ловить их каждое утро, а потом добродушно отпускать в белый садок палаты.

Они упивались бездельем. Они почитывали газеты. Они удивлялись, что иногда пишут не о них. Они ждали прилета адмирала Козулина.

Антон выздоравливал медленнее остальных. Мышцы его вели себя как индусы, навеки уверовавшие в спасительную силу тихого неповиновения. «Зачем? Ради чего тебе понадобилось тянуться за этой книгой? – говорила правая рука. – Что нового ты надеешься в ней прочитать? Разве может быть что-нибудь лучше, чем просто лежать и упиваться нежностью чистой простыни? И почему всегда я? Ведь левой гораздо ближе. Черепаший панцирь с водой, поднятый миллион раз, – неужели я не заслужила отдыха?»

Особенно трудно было справляться с мускулами лица. Эти окаменели, казалось, навеки. Никакими уговорами ему не удавалось убрать с губ блаженную бессмысленную улыбку. Рональд намекал на то, что тут нужна специальная медицинская помощь. Но ни в штате маленькой больницы, ни на всем Мусорном острове, конечно, не было ни одного психиатра.

Он постоянно ощущал приятный холодок в груди, какую-то незнакомую пустоту. Отдаленно это напоминало счастливые мгновения школьных лет, когда звонок уже прозвенел, а учитель все не появляется и не появляется. Задержали? Или заболел? Урок отменят? И что же делать с этой внезапно свалившейся свободой?

Казалось, что это опустевшее место было занято когда-то золотым петушком из сказки, непрерывно посылавшим его в течение четырех недель отбивать многоликую смерть – то из волн, то из ветра, то с востока, то с запада, то сверху, то снизу. А теперь этот петушок, этот намахавшийся указкой учитель, то ли заснул непробудно, то ли вообще пропал навеки. Но в приятном холодке, оставшемся на пустом месте, таилась еще и жуть ненужного покоя. Ему хотелось, чтобы золотой учитель, чтобы петушок с указкой вернулся. Или чтобы кто-то другой занял его место. И чтобы привычно послал его в завтрашний день. Потому что он почти забыл, куда они плыли. И зачем.