Механическое сердце. Искры гаснущих жил - Карина Демина

– Ты сама сказала, что тебе платили.

Злится. И он тоже.

Эта злость мешает думать здраво. Она иррациональна, поскольку ничего нового для себя Кейрен не услышал, но…

– Платили, – согласилась Таннис, не спуская с него насмешливого взгляда. – Только оценивали не меня, а работу.

– Хорошо. Сколько ты хочешь за то, чтобы выступить свидетелем.

– Кем?

– Таннис, – Кейрен осадил живое железо, рвавшееся на волю, – ты ведь прекрасно меня поняла. Ты даешь показания против тех, с кем работала, а я плачу тебе за это триста фунтов. По-моему, все очень просто.

– По-твоему. – Она добралась до своего лежака и, скинув ужасные ботинки, нырнула под одеяло. Раздеваться Таннис не стала, что в нынешних обстоятельствах – единственная жаровня не в состоянии была обогреть всю пещеру, тем более что стояла она у клетки, – было разумно.

– Что не так?

– Все не так. Завтра поговорим. – Таннис отвернулась к стене. – Считай, мне подумать надо. Прицениться. А то вдруг продешевлю.

Невозможная женщина.

Он мерил камеру шагами.

– Угомонишься ты, наконец? – пробормотала Таннис, натягивая на голову одеяло.

Угомонится. Когда поймет, как связать воедино события.

Письма с угрозами, которые Кейрен до недавнего времени почитал безвредными.

Бомба в карете. Лига справедливости, о которой до недавнего времени никто ничего не слышал.

Таннис.

И еще одна бомба в попытке уничтожить груз… не вяжется. Ущерб будет, но не такой, чтобы из-за него рисковать. Создать заряд не так просто, а потратить его… на что?

Кейрен тряхнул головой.

Слишком многого он не знает, и его попытка разобраться – игра вслепую со зрячим противником. Но есть Таннис. Упрямая. Злая.

И вытянувшая его из воды.

Она принесла бомбу, но в последний миг передумала. Бросила в колодец. Неужели надеялась, что вода остановит истинное пламя? Взрыв был, но были ли жертвы?

Кейрен вернулся к лавке и лег. Он смотрел в потолок, считал кирпичи и трещины в кирпичах. Сложный рисунок, в котором в зависимости от желания можно увидеть разное. Как и в этой истории.

Если хотели убрать Брокка, то к чему сунулись в Нижний город? Мастер там не появляется. А если нужны волнения, то зачем рисковать, пытаясь добраться до мастера?

Таннис упоминала о листовках.

Заговорит ли она?

Свидетель, и ценный. Но ему не доверяет, что в общем-то довольно логично. В Нижнем городе не любят полицию, а тем паче королевских ищеек…

…из трещины выполз паук. Выпустив тончайшую, невидимую глазом паутину, он повис, перебирая в воздухе суставчатыми лапами.

…почему Кейрена до сих пор не отыскали?

И ищут ли вовсе? С его-то везучестью может статься, что и отсутствия не заметят. Проклятие… выбираться надо. Убедить девчонку, что ничего ей не грозит, и выбираться.

Кейрен сам не заметил, как заснул. Во сне он вновь стоял в переулке, зажимая нос платком. Но тонкий батист не в состоянии был защитить от вони. Гнили рыбьи потроха, и серые крысы, ничуть не смущаясь присутствием чужаков, ползали по телу. Старый полицейский тыкал в крыс палкой, но они уворачивались и пищали, смеялись словно.

Потом появилась Кейти, рыжеволосая, с наивными голубыми глазами и почему-то в белом бальном платье, но босая. Она плясала, разбрасывая над головой банкноты, и крысы прыгали, хватали их, тащили в норы. Кейрен пытался остановить Кейти, но поймать ее не получалось, а когда он все-таки схватил ее за руку, Кейти вывернулась и вцепилась в ладонь зубами, длинными и желтыми, как у крысы.

И Кейрен проснулся.

Не Кейти – крыса. Серая. Толстая. С длинным лысым хвостом. Она вцепилась в руку и висела. А Кейрен, которого едва не выворачивало от отвращения, рукой тряс, пытаясь избавиться от нее. Молча. Зло. Крыса не отпускала.

– Тварь!

От звука его голоса крыса вздрогнула и разжала зубы, она шлепнулась на пол с мерзким звуком, но прежде, чем Кейрен наступил на нее, нырнула в щель.

Тварь…

Проклятье.

– Что случилось? – Сонный голос Таннис унял дрожь.

– Ничего.

– Руку покажи, герой. – Она встала и подкинула угля в почти погасшую жаровню. – Крыса?

На языке вертелась злая отповедь, но Кейрен сдержался. Не вина девчонки в том, что она пытается выжить, как умеет. Жалеть он ее не станет, но и злиться на нее бессмысленно.

– Покажи руку, – буркнула Таннис, вытащив из кипы свертков мешочек. – Если крыса, то укус прижечь надо.

Кейрен высунул ладонь меж прутьев. Живое железо проступило над ранкой, стягивая края.

– Вот как оно… – Таннис смотрела на капельки, которые застывали, превращаясь в кожу. Минута, и от крысиного укуса не осталось следа. – А я прижигала…

Она стояла, взъерошенная, теплая со сна, и терла щеку, не зная, что еще сказать.

– Больно было?

– Больно. – Таннис почесала левую ступню о ногу, на ней были вязаные носки из грубой шерсти, такие же, как на Кейрене. Шерсть кололась, и кожа зудела. – Но если не прижечь, то скопытиться можно. На крысах много всякой заразы.

Она вернулась к шкафу и убрала мешочек.

– Есть будешь?

– Буду, – согласился Кейрен.

Из шкафа появилась черная, заросшая копотью, решетка, которую Таннис закрепила над углями.

– Войтех учил готовить на костре. Овсянку?

– Как хочешь.

– Тогда овсянку. Честно говоря, повар из меня дерьмовый, это и мамаша признавала, руки кривые. Поэтому извини, если что…

– Уже утро?

– А фиг его знает. Может, и утро. Какая разница?

– Никакой, – согласился Кейрен.

Таннис достала котелок, такой же черный, закопченный, как и решетка. Кейрен надеялся, что хотя бы внутри котелок чист и завтраком его не отравят. Плеснув воды, Таннис поставила котелок на решетку.

– Вообще я овсянку не люблю, – призналась она. – Но мамаша ее готовит постоянно… готовила.

Эта оговорка заставила Кейрена замереть.

– Ты ведь всерьез вчера говорил? – Она ворошила угли, поднимая тучи белого пепла.

– Да.

– Если я тебе помогу, то…

– Я заплачу тебе за помощь столько, сколько ты попросишь.

– Рискуешь. – Таннис усмехнулась, вот только как-то нерадостно. – Я ж и десять тысяч фунтов запросить могу…

– Мой род вполне способен выдержать подобные траты. Но я надеюсь, что ты проявишь благоразумие.

Пепел летел в котелок, но Таннис данное обстоятельство не смущало, она и вовсе словно забыла о том, что собиралась готовить завтрак. Таннис сидела на скамеечке, подтянув ноги и сгорбившись. Волосы ее падали на лицо, и выражение его было одновременно и растерянным, и упрямым.

– Оставь свои деньги себе.

– Отказываешься?

– Ты славный. – Она потерла шею, на которую опустился серый лепесток пепла. – И, наверное, привык, что если хорошо заплатить, то… много мне радости будет с этих денег на каторге?

Кейрен молчал.

– Я ведь тебе на пару лет наговорила, верно?

Он кивнул.

– И даже если на прошлых грешках крест поставить, то нынешние… меня ищут.

– Полиция?

– И полиция тоже. Найдут они – повесят. Найдут… не они – прирежут. В лучшем случае просто прирежут.

Вода закипела, выплеснулась за края котелка, и разозленное пламя плюнуло искрами. Таннис же, сыпанув в воду щепоть крупной каменистой соли, встала.

– Из-за того, что ты провалила задание?

– Да нет. Грент, сволочь, давно меня на расход подписал. – Она вернулась с холщовым мешком. – И вашим сдал, чтоб было на кого собак повесить.

Таннис сыпала крупу горстями, и часть летела на угли, сгорала, распространяя по залу невыносимую вонь. Кейрен, которому казалось, что к местным запахам он привык, зажал нос пальцами.

– Это не овсянка… не знаю что, но не овсянка.

– Да нет, она вроде. – Таннис раскрыла мешок и заглянула внутрь, принюхалась и пожала плечами. – Могу масла добавить, вкуснее будет…

В том, что серую клейкую массу, в которой с трудом проворачивался черпак, в принципе можно сделать съедобной, Кейрен сомневался. Содержимое котелка уже не булькало, но шипело, и запах гари усиливался.

– Проклятье! – Таннис схватилась за ручку ладонью и тут же выпустила, сгорбилась, прижимая руку к животу. – Да что это такое…

– Дай сюда.

Она трясла рукой, упрямо поджав губы.

– Сюда дай.

Кейрен нащупал флягу, в которой уже был не ром – вода. И когда Таннис все же решилась сунуть руку меж прутьев, крепко сжал запястье. Отвернув крышку зубами, плеснул водой на белый рубец ожога.

– Терпи.

Терпела. Смотрела исподлобья, дышала мелко, часто, и по виску ползла капля пота, которую хотелось смахнуть. И вообще желания были странными.

Обнять ее.

И зарыться носом в волосы, стоять, вдыхая терпкий пряный аромат, от которого голова идет кругом. Не отпускать. Утешить. И Кейрен, наклонившись, легонько подул на ладонь.

– Зачем?

– Просто так.

Мама дула на его ссадины, и боль отступала.

А ладони у Таннис узкие, с кожей жесткой, с трещинами и бляшками застарелых мозолей. Вот старый шрам между пальцами, белая нить, которую тянет смахнуть. И Кейрен, не устояв перед искушением, касается шрама губами. От рук пахнет дымом и паленой кашей.