Механическое сердце. Искры гаснущих жил - Карина Демина

– А их в доме ждали. Взяли всех. Судили…

…и Таннис, прослышав новость, спряталась. Она провела под землей две недели, на сливах, сухарях и воде, прислушиваясь к каждому шороху, исходя испариной от мысли, что вот-вот придут за ней. Когда же голод выгнал наружу, Таннис узнала: бояться нечего.

О ней промолчали.

Почему? Она не знала.

– Войтех все на себя взял. – Таннис остановилась у решетки. – Может, надеялся, что остальным будет легче, там, не виселица, а… просто срок. Толстяк бы выдержал, он сильный… Малышу, тому за сотрудничество скостили, это верно, вот только…

…лучше смерть, чем тюремные баржи.

– Вот и все. – Она провела ладонью по шершавому пруту. – Такая… обычная история.

– Ты больше не… – Кейрен смутился. Вежливый и знает, о чем хочет спросить, но не знает как.

– По карманам не лазила. Отбило, знаешь ли, охоту…

– Зато связалась с террористами.

– Много ты понимаешь.

– Не понимаю, – согласился Кейрен. – Объясни.

Он злился на Таннис за прошлые дела? Или за дела нынешние, которые привели его в клетку?

– Объясни. – Он в раздражении пнул корзинку для угля, и та перевернулась, уголь рассыпался. – Проклятие! Чего ради все это?

– Что «все»? – уточнила Таннис.

– Грабеж. Дурман. Воровство. Убийство. Или ты думаешь, оно было бы единственным? Неужели нельзя было иначе?

– Как иначе?

Таннис присела на лавочку и вытянула ноги, ступни уперлись в прутья, и в какой-то миг показалось, что если она хорошенько надавит, то прутья эти треснут.

Глупость. Решетки были надежны.

– Не знаю. – Кейрен расхаживал по камере кругами. Он был нелеп в чужой одежде. И свитер съехал набок, а бледное худое плечо торчало из горловины, но Кейрен больше не пытался его прикрыть. Он и про холод забыл. – Иначе. Честно.

Честно… хорошее слово, красивое. Мамаша тоже частенько повторяла, что жить надо честно. И себя приводила в пример, вот только пример получался каким-то не таким.

– Честно, – повторила Таннис, отталкиваясь от прутьев. Она накренилась, и лавочка заскрипела, отрываясь от каменного пола. Еще немного, и опрокинется. – Честно жить хорошо… я и жила… от рассвета до заката… завод и снова завод… а когда не сам завод, то дым от завода. А солнце только весной заглядывает, и то ненадолго. Ты вот мерзнешь, а мне без солнца плохо. И вообще… всю неделю пашешь, а дадут пару медяков, и не знаешь, то ли смеяться, то ли плакать, половину за жилье отдать надо. На оставшуюся особо не разгуляешься. Да и некогда гулять, выспаться порой не выходит.

Кейрен молчал.

– Конечно, можно и не на завод. Мне вот предлагали в борделе местечко, многие наши соглашаются. Или вместо завода, или подрабатывать… оно и вправду легче, чем у станка или мешки ворочать. Лежишь, ноги раздвинув, ни о чем не думаешь, деньги получаешь. Красота!

Он дернулся, но остался на месте.

– Правда, рано или поздно сифилис подхватишь, так не беда, многие с ним ходят, пока заживо не начнут гнить. Но говорят, это не больно. Хуже, если псих какой порежет. С порченым лицом много не заработаешь. А то и вовсе пришибить могут… за шлюху много не дадут.

– Прекрати.

– Почему? – Таннис душила обида. По какому праву эта псина ее судит? Он небось в своей жизни ни дня не голодал. – Ну ладно, про шлюх больше не буду, раз ты такой нежный. Буду про честную жизнь. Как у моей мамаши… она на заводе работала, сколько себя помнила. А потом, когда оказалось, что она норму не выполняет, ее с завода выперли. Кому такой работник нужен? Ей всего тридцать семь…

…было тридцать семь…

– Она начала работать, когда семь было… сначала шерсть в цеху подбирала. Знаешь, мерзкая такая работенка. Когда шерсть растрясают из мешков, пыль летит, мелкая, едкая, она под одежду забивается, и потом шкура зудит… и кашель привязывается. До сих пор кашляет.

…кашляла.

– В семнадцать замуж вышла. Мой папаша тогда еще пил умеренно и в бригадирах числился. Он мамаше колечко купил посеребренное. Красота… вот и жили они душа в душу, от смены до смены.

…и умерли в один день. Как в сказке, вот только дерьмовой сказка вышла.

– Правда, папаша с каждым годом все сильней закладывал, а у мамаши спина болеть стала. И руки с ногами. Говорила же, погнали ее с завода. А меня взяли…

Кейрен молчал. Только желваки ходили.

– И потому, когда мне предложили подработать, я согласилась. Ты спрашивал, чего ради, так я отвечу. Ради денег.

…и глупой мечты вырваться с этого берега реки, на который солнце заглядывает редко.

– Мне предложили отнести бумажки, раскидать в цеху. Я согласилась… раз и другой, а там свели с нужными людьми. Они хорошо платили. А мне нужно было много.

– Сколько?

Таннис пожала плечами:

– Фунтов двести… или триста…

У нее было четыреста пятьдесят шесть, целое состояние, но Таннис больше не чувствовала себя счастливой. Если повезет, она выпутается из этой истории и уедет за Перевал. Прикупит домик в маленьком городке и будет жить.

Просто жить, позабыв обо всем, что с ней было.

Если выпутается.

– Хорошо. – Кейрен потер переносицу. – Если я заплачу тебе триста фунтов, ты согласишься поработать на меня?

Глава 19

Жалость опасна.

Кейрен помнил первое свое дело в Нижнем городе.

Порт. Узкая улочка, в которую протискиваться приходится боком. Куча мусора, и труп на ней. Тело лежит давно и на жаре стало пованивать. Его изрядно обглодали крысы, а местные успели избавить от ботинок и штанов, пиджак не тронули исключительно потому, что тот был изгваздан кровью.

А вот бумажника не нашлось.

Зато был запах, по которому Кейрен ее и нашел.

Шлюха. Совсем еще молоденькая, с бледной чистой кожей, наивным взглядом и рыжими кудрями. Кудри рассыпались по остреньким плечикам, и девушка то и дело трогала их. Она смотрела на Кейрена с таким первобытным ужасом, что ему становилось стыдно и за себя, и за то, что придется ее повесить.

Она не пыталась запереться, но из глаз сыпались слезы. И губы ее так дрожали, что девушка не могла произнести ни слова, она лишь руки протягивала, украшенные россыпями синяков.

– Он тебя ударил? – Кейрен знал, что помочь ей не выйдет.

Девушка кивнула. И заговорила, быстро, запинаясь в словах, путаясь.

Ее звали Кейти, а убитый был ее сутенером. Он купил Кейти у родителей и приставил к работе, он требовал с нее денег, а когда не получалось добыть, избивал. И вчера тоже, нанюхался порошка, заявился на пристань и начал Кейти жизни учить. Она не хотела убивать… она просто защищалась.

И теперь ее повесят, да?

Кейрен смотрел в наивные голубые глаза и не мог собраться с силами, чтобы ответить.

– Уходи, – сказал он, поднимаясь.

В конце концов, не ему ли твердили, что такие убийства чаще всего остаются нераскрытыми? Девушка не заслужила смерти…

…двух недель не прошло, и он стоял над новым трупом, молодого парня в полосатых модных брюках, которые не успели стащить. К пиджаку же намертво прицепился знакомый запах. А Кейти, когда Кейрен нашел ее – прятаться она не думала, – улыбнулась ему, как старому другу.

– Завтра я уйду, – сказала она.

– Он тоже тебя бил?

– Собирался. – В голубых глазах не было и тени сожаления.

– Ты ведь не остановишься.

Кейрен чувствовал вину и перед ней, и перед этим незнакомым парнем, которому вздумалось искать приключений в опасном районе.

– Не я такая, – ответила Кейти, приспуская платье с острого плечика. – Жизнь.

– Я тебя не отпущу.

– А не боишься, господин хороший, что Кейти молчать не станет? Про наше-то прошлое знакомство.

Не осталось в ней ничего детского, наивного. Да и было ли?

– Раскроешь рот, точно на виселицу отправишься. – Кейрен перехватил руку с ножом. – А будешь молчать, сочинишь сказочку, глядишь, судью и разжалобишь.

– Умный, да?

– Какой есть.

Дурень. Наивный мальчик, который поддался на старую сказку о тяжелой жизни. И предупреждали ведь, а он…

…тот урок Кейрен надолго запомнил. Нельзя жалеть.

Не их, портовых крыс, живущих по своим законам. Они-то, воспользовавшись твоей жалостью, не упустят удобного момента, чтобы в глотку вцепиться.

Таннис…

Не исключение. Не стоит обманываться.

– Что смотришь? – Она взъерошила короткие волосы, которые и без того торчали дыбом.

– Я не смотрю. Жду.

Ей нужны деньги? Кейрен заплатит. Триста фунтов. Четыреста. И тысячу. Столько, сколько нужно, чтобы привязать ее.

– Ты согласна поработать на меня?

Она покачнулась, плавно перетекла с носка на пятку и с пятки на носок. Руки скрестила под грудью. Наклонилась, вздохнула…

Не верит.

– Если ты вернешь мне бумажник и чековую книжку, – Кейрен с трудом сдерживался, чтобы не отвесить девице затрещину, – я прямо здесь выпишу чек. Если не устраивает сумма, то назови свою цену.

– Свою цену, значит.

Она оскалилась и отступила.

– Ты сама сказала, что тебе платили.

Злится. И он тоже.