Прелестница - Валери Кинг

Он неожиданно улыбнулся, но выражение его оставалось холодным.

— Потому что я настоящий, живой человек, из плоти и крови, потому что во мне нет и тени притворства и потому что ваше сердце уже принадлежит мне, хотя вы и не хотите в этом признаться. Но я вам скажу, что есть нечто еще более нелепое, чем ваша боязнь меня, — то, что вы считаете вашими лучшими друзьями тех, кто льстит вашему тщеславию и притворяется, что боготворит вас.

Он стоял теперь так близко к ней, что она ощущала у себя на лице тепло его дыхания.

— Я полагаю, вы говорите о Монтфорде! — воскликнула она, опираясь на столик для поддержки. Музыкальная шкатулка еще раз жалобно зазвенела.

— О ком же еще? Кто бы еще примчался в Стэйплхоуп только для того, чтобы дружески сообщить вам, что я охочусь за вашим приданым? Какой, в самом деле, преданный друг! Что он вам наговорил, Мег? Говорил он вам, что я вас недостоин? Говорил он вам, что вас боготворит, и что только святой достоин целовать вам ноги?

Мег вспомнила, что Монтфорд действительно говорил, что боготворит ее.

— Он говорил, что любит меня, если хотите знать, — прошептала она. — Да, он боготворит меня, а что в этом плохого?

— То, что простой смертный, которого мы обожествляем, неизбежно проявит какую-нибудь слабость и окажется недостойным нашего преклонения. В любви нет места поклонению, Мег. Разве вы не боготворили Филипа? А что, если бы вы, став его женой, обнаружили, что ничего героического в нем нет и вообще ничего, кроме кучи долгов? Продолжали бы вы любить его по-прежнему? Боюсь, что нет.

Обхватив ее за талию, он продолжал:

— Вот что я скажу вам, Мег: я вас не боготворю. Но я поцеловал бы вам ноги; и не в знак какой-то возвышенной бессмысленной преданности, а потому, что я обожаю ваши недостатки, ваши слабости, даже то, что вы так слепы в ваших пристрастиях и заблуждениях. Я обожаю ваш нрав и ваш чудовищный обычай приписывать добродетель злу и зло добродетели. Вы истинная женщина, и я стал бы целовать ваши ноги за одно это.

Он поднял ее на руки и посадил на софу. Его слова оказали странное воздействие на ее сердце. Никогда еще ни один мужчина не говорил с ней так. Она всегда воображала, что обожание составляет большую часть любви и что мужчину и женщину сближает, прежде всего, духовная преданность. Вместо этого он говорит, что обожает ее нрав, хотя должен был бы сказать, что презирает ее за него! Мег едва могла видеть его сквозь слезы, обжигавшие ей глаза. Он был полной противоположностью тому, что она желала бы видеть в своем муже. Но почему же тогда ее сердце жаждало слушать его еще и еще? В то же время она со страхом ожидала, как он поведет себя дальше. Поцелует ли он ее? Ей хотелось этого больше всего на свете, хотя рассудок и твердил ей об опасности.

Когда он опустился перед ней на колени и осторожно приподнял ее ноги в туфельках, Мег чуть не вскрикнула. Ей казалось, что она сходит с ума.

— Прошу вас, лорд Уортен! Перестаньте! Умоляю, избавьте меня от этого! Встаньте! Встаньте сейчас же!

Слезы лились у нее по лицу.

— В следующий раз, когда Монтфорд станет говорить вам, что он боготворит вас, я хочу, чтобы вы помнили об этом!

Наклонившись, он прижался губами к носку каждой туфельки.

Он встал и, подняв Мег на руках, привлек ее к себе. У нее не было сил противиться. Обнимая ее, он сказал:

— Я люблю вас, Мег, и я не успокоюсь, пока не услышу от вас эти слова!

Сжимая ее в объятиях, он прильнул к ее губам обжигающим поцелуем.

Возникшая где-то глубоко внутри ее боль прокатилась по ней, как мощная океанская волна. Она с силой потянула его за волосы у затылка, отвечая на его поцелуй. Одной рукой держал ее за талию, он запустил пальцы другой в ее локоны. Его поцелуи стали нежными, почти воздушными.

— Не стану отрицать, мне нужно твое приданое, — прошептал он, — но ты мне нужна больше. Люби меня, Мег.

Нахлынувшая волна внезапно разбилась. Мег с рыданием оттолкнула его от себя.

Он не стал ее удерживать.

Вбежав в свою спальню наверху, Мег зарылась лицом в вышитые подушки на изумрудно зеленом покрывале постели. Она плакала, пока не обессилела. Наконец она заснула, пошевелившись, только когда горничная прикрыла ее плотным шерстяным одеялом.

На следующее утро Мег проснулась под пение жаворонка у себя за окном. Солнце расцветило яркой мозаикой ковер на полу. Она не пыталась остановить нахлынувший на нее поток воспоминаний: Филип, обучающий ее танцевать вальс; Монтфорд, просящий у нее разрешения вызвать Уортена; взгляд Уортена, когда он целовал ее вчера вечером, и ощущение губ сквозь шелковый чулок.

Она застонала вслух от сердечной боли. Что он за человек, который всегда так умеет возмутить ей душу? Если бы он не поцеловал вчера ее ноги, она бы уже послала записку Монтфорду, умоляя его помочь ей бежать из Шропшира.

Но Уортен целовал ей ноги, он сказал ей, что любит ее такой, какая она есть. Филип называл се ангелом; Монтфорд назвал ее лучшей из женщин, что было неправдой. Она была вспыльчива, избалована и всегда норовила настоять на своем.

Она понимала теперь, что Филип любил ее, совсем ее не зная, так же как и она любила его, даже не подозревая о его склонности к картам, обнаруживавшей в нем все признаки игрока. Быть может, он бы и остепенился со временем, а если нет? Мег знала, что она почувствовала бы себя чудовищно обманутой, открыв это свойство в своем возлюбленном.

Монтфорд любил ее, не испытывая никакого стремления понять ее.

А Уортен? Мег закрыла себе голову подушкой. Уортен любил ее, потому что она была такая, какая она есть, и ее снова охватил страх. Она поняла, что боится его, как он и говорил. Она боится его способности читать каждую ее мысль и проникать в тайники ее души, узнавая скрытые желания, о которых никто и не догадывался.

Позже в тот же день Мег получила от лорда Уортена записку, извещавшую ее, что брату сообщили, что у его жены начались роды. Блейк счел необходимым немедленно вернуться в Оксфордшир. Уортен намеревался его сопровождать и должен был вернуться обратно с хорошими новостями. Ему предстояло стать дядей в шестой раз, и ничто ему не доставляло большего удовольствия, как общество его племянников и племянниц. Он сожалел, что ему приходится расстаться с Мег в такой момент, но он выражал надежду, что она его поймет.

Мег прочитала записку, сидя в своем любимом кресле, и вздохнула с облегчением. Два дня его отсутствия дадут ей время разобраться в собственных мыслях и обрести душевное равновесие, утраченное ею со времени его приезда две недели назад.

Может быть, она поймет, что делать и просить ли ей Монтфорда увезти ее из Шропшира.

15

Помогая брату спускаться по лестнице, Уортен тихо говорил ему: