Странники - Марина Казанцева

- Ллариаллас, ле мверра! - укоряюще сказал Авелий.

- Дворец, прекрати! - рассердился Уилл.

Да, во многом их реакции похожи. И, может, Авелий чего-то не понимает, и в этом мелком цветке, что вырос на последней ветви той бесконечной лианы, растущей из основания Вечности, в этой экзотической личности, плесневой плёнке на монолите незыблемой души додона есть что-то важное. Может, эта шишка на лбу спящего великана есть уже отдельная жизнь, начало нового будущего, самостоятельная величина?

Двери, к которым подошёл Уилл, только что сами собой возникли прямо в глухой стене коридора. Там, за этой стеной, скрывалось помещение, в котором некогда была кухня Гесера - часть покоев дворца была вполне стабильной, а часть - переменной.

В то время, когда дворец был привязан к вершине Рорсеваана, он имел только постоянную конфигурацию - в отличие от того воздушного жилища, которым владел Пространственник. Здесь был вход в убежище мнемоника, о котором упомянул Джед. Да, последний мнемоник Вселенной, создать которого заново невозможно - на это не хватит даже Живых Сил. Живая энергия ваяет физическую конфигурацию, лепит болванку, а вот тонкие материи разумов формирует долгая эволюция медленных преобразований, накопление свойств.

Мнемоник виртуозно читает самые глубокие слои души и создает модель подходящего физического антуража. Рыцарственным друзьям Уиллу и Фальконе он создал когда-то приключение в дикой сельве. А что хочет, о чем мечтает в глубине души уязвимое место Кийана, ахиллесова пята в его непробиваемой броне, его ментальная плесень - Рушер?

Тихо открылись двери, которые только что как будто были нарисованы на гладкой стене полупрозрачного материала - как будто ждали: решишься ли, хозяин? Он решился и потревожил долгий сон давнего знакомца, друга. Оставшись один во всей Вселенной, мнемоник не может тратить последние силы на представления и потому застыл, как окоченел в капсуле нулевого времени, где можно сохраняться вечно.

Прозрачное световое образование в центре пустого помещения чуть замерцало, очертания его поплыли и растворились. На полу оказалось круглое перламутровое яйцо размером с голову. Через секунду и оно распалось, как расплылось в воздухе, образовало сферическую форму, наполненную хаотично плавающими прозрачными пылинками.

"Приветствую тебя, Авелий", - прозвучало в мозгу белого додона.

"Здравствуй, мой друг мнемоник", - ласково ответил тот.

Ему было приятно общаться с мнемоником, единственным представителем всех настоящих и бывших рас Вселенной, который владел наиполнейшим образом ментальным общением племени звёздных путешественников.

"У тебя печаль и заботы".

"Ты читаешь в моей душе".

"Ты хочешь открыть тайну своего врага".

Да, он хочет знать тайну Рушера и уязвимое место Кийана.

"Я окажу тебе эту последнюю услугу, но мы попрощаемся навсегда, потому что на это уйдут все мои силы".

Печаль в душе Авелия и ощущение конечной станции на бесконечно-долгом пути додонов.

"Тогда зачем оно тебе?"

"О, если бы я знал! Игрушкой каких сил я являюсь".

Додонов больше нет, так за какие ценности сражается Авелий? Его враг Кийан? Нет, это Уиллу враг Рушер. Так получилось, что они с Кийаном остались последними цветами на длинной лиане времени звёздного народа. Может, впереди ещё половина вечности, но некому населять её жизнью, и галактические расы будут медленно вырождаться, потому что нет ничего вечного, кроме додонов и Времени. Так разве не конец?

Этого мнемоник не знал - на этот вопрос не было ответа в душе Авелия. Он мог лишь создать для своего друга великолепную картину ложного будущего, в которой совершенно неведомым путём восстанут из пепла небытия все души додонов, вернётся слава Искателей-первопроходцев, и Предтечи будут снова продолжать свою работу расширения Вселенной, образования из холодной, тёмной, неживой материи, рассеянной во мраке, новых скоплений светил - галактик и заселять их планеты жизнью. Так они будут крутить колесо воплощений, работая с Живыми Душами и создавая капли новых, которым зреть и зреть, переходя от рождения к рождению. И так навеки. Но Авелию это не нужно - он не хочет жить иллюзией. Он хочет поймать в эту сеть маленькую жестокую душу Калвина, тонкого прокола в чёрной броне Кийана.

"Да, мой друг", - согласился Мнемоник на последнюю работу в своей жизни.

Тогда белый додон осторожно взял в руки вновь закуклившийся кокон мнемоника и вышел с ним прочь под печальную песню дворца, который прощался со своим гостем.

Глава 13

- Калвин, я хочу с тобой поговорить, - раздалось в безмолвии пустоты, среди которой парил Рушер.

- С чего бы это? - отозвался тот.

На том конце "провода" чуть помолчали, затем снова заговорил "голос", в котором ощущалась глубокая усталость и печаль:

- Мы только зря уничтожаем миры. Давай перенесём сражение за пределы галактик.

- Ты думаешь, это чем-то поможет? - глумливо осведомился Рушер, - Те сотрясения пространства, которое мы избрали своим оружием, эхом докатятся до самых дальних уголков Вселенной и всё равно породят массу инерционных катаклизмов. Или предлагаешь тратить Силу на их нейтрализацию? Хочешь - трать. Я не буду. Это тот же проигрыш, только более идиотский. Не думай, что я стану потакать твоим лживым принципам и делать вид, что я более гуманен, чем есть. Поздно, Уилл, я предлагал тебе мирный и достойный путь. Но ты так дорожил своей персоной, так хотел выглядеть победителем перед глазами Джамуэнтх, что поставил на кон будущее всего этого мира. Ты разрушитель, Уилл, не я!

В холодном голосе Рушера проскальзывают нотки удовлетворённости: всё, как он и думал - Уиллу солоно пришлось от этой битвы, в которой он самонадеянно думал выйти победителем за счет того, что - ха! - правда, якобы, на его стороне! Философ, альтруист, наивный мечтатель, идеалист! Как ханжа-святоша, верит в то, что все силы мироздания соберутся и сплотятся за его спиной, как рыцаря добра и света! И получил отпор от додонов, такой уверенный в своей несомненной правоте и в том, что милосердие есть истинно додонская черта! Идиот! Додонов отличает жизнелюбие, но не справедливость! Когда ты, Валентай, наберёшься ума?..

- Пусть эта битва будет битвой исключительно между нами двоими, - великодушно предлагает тот.

- Ты дрейфишь, дружок, - небрежно бросает Рушер. - Понял, с кем связался и элементарно трусишь. Ты всегда был слабее, и я всегда бил тебя.

Он чувствует слабость Авелия, почти держит руку у его горла, потому что знает: его братцу, обмороченному додонскими бреднями, чужда бессмысленная бойня - как раз то, чего Кийан и Рушер не боятся. Это сильный козырь, оба знают, что они тут на своем поле. И это решит исход битвы, о чем Рушер и говорил Уиллу. Сдавайся, Авелий, пока не поздно, потому что дальше война пойдёт в области молодых миров, которые братец создал последними - там ещё только зреют цивилизации. Ты, Авелий, будешь убийцей своих собственных детей!