Служители тайной веры - Роберт Святополк-Мирский

— Плохо говоришь! — раздался сердитый голос Сафата. — Ай как плохо! Хороший человек, а говоришь такие слова! Случайно — не бывает. На все — воля Аллаха. Я хотел делать месть князю Семену. Я считал дни. Увидел хороших людей — говорю Аллаху: сделай так, чтобы они освободились, — не буду мстить Семену! Аллах послушал — сразу сделал. Аллах велик! Не хотел моей мести Семену! На все его воля!

— А когда это ты просил Аллаха об этом? — покосился Антип.

— Утром просил. Аллах добрый — сразу сделал.

Антип почесал бороду.

— Жаль тебя разочаровывать, Сафат, но план вашего освобождения был разработан во всех деталях еще вчера ночью...

Сафат, казалось, растерялся и глубоко задумался.

— Послушай, Антип, — сказал Филипп, — я много слыхал о твоих подвигах... Разное говорят про тебя... Но особенно всех удивляет, что ты нападаешь как молния, почти никогда не теряешь людей, даже когда противников в десять раз больше, и что сам никогда не получаешь ни одной царапины. Говорят даже, что тебя заколдовала какая-то старуха и потому не страшен тебе ни лук, ни меч... Да и правда, если бы мне сказали, что ты без единой потери взял почти неприступный замок вроде этого, я бы тоже подумал, что без колдовства здесь не обошлось. Сколько в этих рассказах правды, и как ты все это делаешь?

Антип улыбнулся.

— Я сам и распространяю такие слухи. Именно они и делают меня неуязвимым. Когда я нападаю, противник парализован уже одним моим именем и не может сопротивляться. Но вам, так и быть, я раскрою некоторые секреты нашего ремесла... Дело в том, что у меня, в отличие от многих моих бедных товарищей, которые давно повисли на разных крепостных стенах, башнях и виселицах, есть твердые правила, которым я неуклонно следую. Первое из них — никогда не проливать зря человеческой крови. Что не мешает мне быть иногда свирепым и беспощадным к собственным людям, если они нарушают мои заповеди. Вот, например, незадолго до приезда к нам Медведева один новичок подстрелил в лесу возле «Березок» тяглого мужичка, у которого ничего не было, кроме телеги и топора. В тот же день, в назидание своим татям, я повесил его на том самом дубу, который Медведев, наверно, помнит. Я стремлюсь, чтобы мои люди не трогали бедняков. Конечно, ко мне в отряд приходят всякие... Я пытаюсь обучить их нашему делу, но если они не поддаются, я с ними не церемонюсь. Правда, чаще всего они гибнут сами по собственной глупости, жестокости или ничтожности. Вот были у меня Захарка и Софрон, которых сидящий здесь Медведев отправил на тот свет. Но не появись Медведев, им все равно не протянуть бы дольше двух недель. Я уже это понял. Так вот — мое второе правило — хорошо подготовленные и послушные люди... И, наконец, я никогда ничего не делаю, тщательно не обдумав все детали, и в день какого-нибудь дела никто не притрагивается к выпивке. Это тоже очень важно. Ну и, само собой, справедливый дележ добычи — всем поровну. Вот на этих правилах и строится вся моя работа. Для примера я расскажу вам, как было дело с этим замком, в котором мы сейчас спокойно обедаем. И заметьте — никуда не торопимся, никого и ничего не боимся, хотя в двадцати верстах, в Речице, находятся королевские войска, которые могли бы в полчаса разбить меня наголову. Но когда они узнают о том, что здесь произошло, я буду так далеко отсюда, что им ни за что не угнаться за мной и не найти меня. Когда я появляюсь в новом месте, я не тороплюсь сразу давать о себе знать в окрестностях. Я наблюдаю, выбираю добычу, потом наношу один, но верный удар и ухожу. Меня как будто и не было. Так рождается слава о моей неуловимости. Правда, на Угре я сидел долго — но там мне нечего было бояться. Я нападал на литовскую сторону и понимал, что, пока буду это делать, власти, даже хорошо обо мне зная, закроют на это глаза. Вот, Федор Лукич однажды ездил к великокняжескому наместнику Образцу в Боровск с требованием прислать против меня войска... Так?

Картымазов смущенно пробормотал:

— Да, было такое дело...

Антип благодушно рассмеялся.

— Я знал об этом. И даже нарочно спрятался на твоем пути, чтобы поглядеть, с каким лицом ты вернешься. Мне очень понравилось, как ты ехал, громко ругаясь.

— Ну, конечно, эти бездельники сказали мне, что я все выдумываю и что знаменитый разбойник Антип, который каждый год берет с меня дань коровами, хлебом и прочим, является выдумкой и что у страха глаза велики!

Все рассмеялись.

— Вот видишь... Так что, пока я действовал там, мне нечего было бояться. Я был, если можно так выразиться, Государственный Разбойник, хотя за мою голову сам государь назначил большую награду. Ну, а потом великий князь Иван Васильевич, наверно, решил, что я плохо справляюсь со своими обязанностями, и прислал Медведева...

Василий хотел что-то сказать.

— Нет, нет, — остановил его Антип. — Василий — человек совсем другого склада, и у него, я уверен, есть дела поважнее...

Антип подмигнул Медведеву, который забеспокоился, как бы он не сказал еще чего-нибудь, но Антип вернулся к прерванной теме:

— Однако я хотел рассказать, как дошло до захвата замка Горваль. Я прибыл сюда, обосновался в лесу и стал наблюдать. Во-первых, я укрепил отряд, сильно потрепанный Медведевым, и надо сказать, тут мне сильно повезло. На редкость хорошие люди попались. А особенно я рад, что ко мне примкнул принц! — Антип слегка поклонился Максу и объяснил удивленным собеседникам: — Да-да, вы не думайте — Максимилиан Карлофф действительно богемский принц!

Все вытаращили глаза на смуглого Макса, который расхохотался и сказал с легким акцентом:

— Раз уж Антип раскрывает его секреты, я, полагаясь на вашу честь, могу раскрыть и свой. Мой отец и правда — король Богемии, но вся беда в том, что матушка была не королевой, а всего лишь маркитанткой в королевском войске. Однажды в походе она приглянулась королю — и вот я появился на свет. Матушка очень гордилась мной и постоянно твердила, что в моих жилах течет королевская кровь, хотя, мне кажется, она в глубине души не была абсолютно в этом уверена. Бедная матушка погибла в одном из сражений, когда мне было пятнадцать лет, и в минуту смерти, прощаясь со мной, окончательно решила, что это все-таки был король Карл. К слову говоря, она пала жертвой слишком хорошо задуманной торговой операции. На ее печальном примере я понял, что не всегда гениально задуманные планы приводят к желаемым результатам. Матушке пришло в голову, что если прямо во время боя она начнет подносить сражающимся воинам по стаканчику вина, то этим она не только выполнит свой патриотический долг, поддерживая моральный дух войска, но еще извлечет неплохую прибыль, поскольку воин в промежутке между схватками готов заплатить любую цену за стаканчик выпивки. В первом же бою дело пошло так хорошо, что матушка, оказавшись на передовой линии, не заметила, что она подносит свои стаканчики неприятелю. Наши доблестные воины, увидев матушку в рядах противника, неправильно оценили ее положение и, решив, что она попала в плен, с боевым кличем бросились на выручку. Бедная матушка оказалась в самой гуще схватки и была просто-напросто задавлена лошадьми. Но благодаря этому порыву богемские воины смяли неприятеля и одержали блистательную победу. Матушка, промучившись ночь, умерла на моих руках, назвав меня принцем. Ее хоронили с воинскими почестями, как героиню, и я сам видел, что король Карл уронил слезу над ее телом. Это меня воодушевило, и на следующий день я, попавшись ему на глаза перед очередной битвой, намекнул о своем происхождении. Король настолько возмутился, что велел немедленно высечь меня. Чтобы избежать подобного позора, я вынужден был дезертировать. Но военная жизнь по-прежнему манила меня, и я решил, что сам в состоянии командовать войском. Собрав небольшой отряд, я опустошал Богемию, пока король не велел меня повесить и послал с этой целью кучу людей. Тогда я перешел в Моравию, а оттуда, спасаясь после очередного разгрома, бежал в Польшу. Здесь меня сильно потрепали войска короля Казимира, и я отправился в Литву, где в самое время встретил Антипа, который растолковал мне причину моих прежних поражений. Я понял, что мне еще многому следует учиться, и Антип любезно согласился помочь в этом.