Тайна греческого гроба - Эллери Квин

Она спокойно посмотрела на него холодными голубыми глазами:

— Значит, мое объяснение не произвело на вас впечатления... Сигарету, мистер Квин? — Он отказался, и она закурила сама, спичка в пальцах не дрожала. — Очень хорошо, сэр. «Прежде чем сбежать, секретарша рассказывает все» — так, наверное, назвали бы это ваши бульварные газетки. Я вам исповедаюсь, и смею думать, вас ожидает колоссальный сюрприз, мистер Квин.

— Вот уж в чем у меня нет ни малейших сомнений.

— Приготовьтесь. — Она глубоко затянулась, и дым потянулся из ее хорошенького ротика, расставляя знаки препинания во фразах. — Перед вами, мистер Квин, леди-детектив.

— Нет!

— А вот да! Я работаю в лондонском музее Виктории — не в Ярде, сэр, нет-нет. Это было бы чересчур. Просто в музее, мистер Квин.

— Да пусть меня выпотрошат, четвертуют, посадят на кол и сварят в масле, — пробормотал Эллери. — Вы говорите загадками. Музей Виктории, да? Дорогая моя, именно о таких новостях мечтают детективы. Проясните ситуацию.

Джоан стряхнула с сигареты пепел.

— Это прямо мелодрама. Я обратилась к Георгу Халкису по поводу приема на работу, будучи штатным следователем музея Виктории в то время. Я отрабатывала один след, который вел к Халкису, — путаные и обрывочные сведения о том, что он замешан в краже картины из музея. Возможно, как укрыватель краденого.

Эллери уже не усмехался.

— Что за картина, мисс Бретт?

Она пожала плечами:

— Просто деталь. Весьма ценное полотно — подлинный Леонардо да Винчи, шедевр, найденный не так давно одним из разъездных сотрудников музея. Деталь фрески, над которой Леонардо работал во Флоренции в первое десятилетие шестнадцатого века. Этот холст Леонардо, по-видимому, выполнил после того, как первоначальный проект фрески был оставлен. «Деталь из «Битвы за знамя» — под таким названием эта картина значится в каталоге...

— Какая удача, — прошептал Эллери. — Продолжайте, мисс Бретт. Я весь внимание. Каким образом в этом замешан Халкис?

Она вздохнула:

— Мы считали его укрывателем, но больше ничего ясного. Только смутное ощущение, как вы, американцы, любите говорить, «горбом чувствуешь», и никакой точной информации. Но позвольте мне начать с соответствующего места.

Рекомендации, с которыми я пришла к Халкису, были в общем-то настоящие. Сэр Артур Юинг, давший мне характеристику, — это реальная фигура, один из директоров музея, а также известный в Лондоне торговец произведениями искусства. Он, конечно, был посвящен в тайну, и рекомендации тоже были ее частью. Я и раньше проводила для музея следствия такого рода, главным образом в Европе, но в Америке никогда. Директора требовали полной секретности, я должна была работать под прикрытием, проследить путь картины и попытаться ее найти. Факт кражи скрывали от общественности объявлениями о «реставрационных работах».

— Начинаю понимать.

— Я знала, что у вас острый ум, мистер Квин, — строго сказала Джоан. — Так вы позволите мне продолжать рассказ или лучше прекратить?.. Все время, пока я находилась в этом доме как секретарь мистера Халкиса, я пыталась отыскать нить, ведущую к Леонардо, но мне так и не удалось обнаружить ни малейшего намека на картину ни в его бумагах, ни в разговорах. Это обескураживало меня, ведь наша информация казалась достоверной.

И теперь я перехожу к мистеру Альберту Гримшоу. Дело в том, что картина была похищена из музея одним смотрителем, который называл себя Грэмом, но чье настоящее имя, как мы позднее узнали, было Альберт Гримшоу. Первую надежду, первый осязаемый знак, что я на верном пути, я получила вечером тридцатого сентября, когда этот Гримшоу возник на пороге. По описанию, которое у меня имелось, я сразу поняла, что это и есть тот самый вор Грэм. А он тогда бесследно исчез из Англии, и целых пять лет, прошедших с момента кражи, его не могли найти.

— Ох, здорово!

— Спокойно. Я силилась услышать хоть что-нибудь через двери кабинета, но не смогла ничего разобрать из его разговора с мистером Халкисом. И на следующий вечер я тоже ничего не узнала, когда Гримшоу явился с неизвестным — лица было не разглядеть. Дело осложнилось тем, — она помрачнела, — что мистер Алан Чини выбрал именно этот момент, чтобы ввалиться в дом в пьяном виде, почти не держась на ногах, и, пока я занималась им, посетители ушли. Но в одном я уверена — Гримшоу и Халкис должны были знать, где спрятан Леонардо.

— Значит, как я понимаю, на обыск кабинета вас вдохновила надежда, что среди пожитков Халкиса могли появиться какие-то новые записи — новая ниточка к картине?

— Точно. Но этот обыск, как и все прочие, не принес успеха. Понимаете, время от времени я сама обследовала дом, магазин, галереи, и я уверена, что в помещениях, принадлежащих Халкису, Леонардо нет. С другой стороны, тот неизвестный, спутник Гримшоу, кажется мне лицом заинтересованным, — вся эта секретность, нервозность мистера Халкиса, — заинтересованным в картине. Я убеждена, что он-то и есть тот роковой ключ к судьбе Леонардо.

— И вам не удалось установить личность этого человека?

Она раздавила сигарету в пепельнице.

— Нет. — Потом с подозрением взглянула на Эллери: — А что? Вам известно, кто это?

Эллери не ответил. Его глаза рассеянно бродили по комнате.

— Ну и легонький вопрос, мисс Бретт... Ситуация так драматично движется к кульминации, а вы возвращаетесь к своим пенатам. Почему?

— По той простой причине, что это дело стало для меня неподъемным.

Она порылась в сумочке, достала письмо с лондонским штемпелем и передала Эллери. Он прочел его без комментариев. Оно было напечатано на бланке музея Виктории и подписано директором.

— Понимаете, я все время держала Лондон в курсе моих успехов или, скорее, отсутствия успехов. Это ответ на мой последний отчет, где речь шла о неизвестном. Вы сами видите, что мы в тупике. Из музея мне пишут, что некоторое время назад инспектор Квин прислал по телеграфу странный запрос и в результате возникла переписка — наверное, вам это известно — между директором и нью-йоркской полицией. Разумеется, сначала директор не знал, как и что отвечать, поскольку ему пришлось бы раскрыть всю историю. Этим письмом, как вы видите, я уполномочена довериться нью-йоркской полиции и по собственному усмотрению принять решение о дальнейших действиях.

Она вздохнула, помолчала.

— Мое собственное усмотрение определяется твердым убеждением, что теперь это дело вышло за границы моих скромных возможностей. Я собиралась позвонить инспектору, рассказать ему всю эту историю и вернуться в Лондон.

Эллери отдал письмо, и она аккуратно убрала его опять в сумочку.

— Да, — сказал он. — Я склонен согласиться, что ведущий к картине след чересчур запутался и теперь больше толку было бы от профессионалов, чем от одиночки, к тому же любителя. С другой стороны... — он помедлил, — может быть, только я и сумел бы помочь вам в этих на первый взгляд безнадежных поисках.

— О, мистер Квин! — Джоан просияла.

— А согласится музей оставить вас в Нью-Йорке, пока сохраняется шанс вернуть Леонардо без скандала и фанфар?

— О да, конечно, мистер Квин! Сейчас же телеграфирую директору.

— Да, пожалуйста. И еще, мисс Бретт, — он улыбнулся, — я бы на вашем месте пока не ходил в полицию. Даже к моему отцу, да хранит его Бог. Полезней для дела, если вы пока останетесь — как бы это выразиться помягче? — под подозрением.

Джоан вскочила:

— Это мне нравится! Приказывайте, командир! — Она шутливо изобразила стойку «смирно» и отдала честь.

Эллери усмехнулся:

— Уже сейчас видно, что из вас получится восхитительная espionne[27]. Очень хорошо, мисс Джоан Бретт, отныне и впредь мы союзники, у нас с вами маленькое тайное entente[28].

— И к тому же cordiale[29], я надеюсь? — Она счастливо вздохнула. — Волнующие перспективы.

— Но и опасные, может быть, — сказал Эллери. — И несмотря на наш союз, лейтенант Бретт, кое-что мне лучше держать от вас в тайне, ради вашей же безопасности. — У нее лицо вытянулось, и он похлопал ее по руке. — Не из подозрений к вам — слово чести, дорогая. Но пока просто доверьтесь мне.

— Хорошо, мистер Квин, — серьезно произнесла Джоан. — Я полностью в ваших руках.

— Не надо, — поспешно сказал Эллери, — это слишком сильное искушение. Такая привлекательная женщина... Ну все, к делу! — Он отвернулся, избегая ее наигранно изумленного взгляда, и начал размышлять вслух: — Давайте посмотрим, как нам себя вести. Гм... Нужно найти уважительную причину, которая могла бы вас задержать... Каждый понимает, что ваша служба здесь завершена... Болтаться в Нью-Йорке без дела — это может вызвать подозрения... Жить здесь, в доме Халкиса, вам нельзя... Есть! — Он взволнованно схватил ее за руки. — Есть одно место, где вы можете остановиться, причем оправданно, так что никто ничего не заподозрит.