Конвеер - Федор Московцев

Андрей невольно почувствовал зависть к командиру Фольксштурма – как к профи, который убивает людей гораздо профессиональнее, чем хозяин Совинкома и исполнительный директор Экссона ведёт свои дела. При всей симпатии, внезапно возникшей к Штруму, Андрей ничем не мог ему помочь. И даже намекнуть не мог – в таком случае пропал бы сам. Командир Фольксштурма был обречён, его могло спасти только чудо. Что же касается сотрудничества с ним – чтож, придётся обойтись без него. Судьба может быть жестокой.

Глава 64

Начальник Управления УВД генерал Цыплаков принял у себя своего заместителя, полковника Зайцева, а также майора Пышного, начальника 5-го отдела Управления по борьбе с экстремизмом, и уполномоченного по правам человека по Северо-Западному региону Наталью Мерзлякову.

После приветственных слов и обмена дежурными любезностями генерал поинтересовался у правозащитницы:

– Как поживает корпорация добра – правозащита, элита человечества и галактики? Ожидается ли введение новых вечных общечеловеческих ценностей, кроме доллара?

Она ему ответила в тон, после чего начальник УВД милостиво позволил даме высказаться первой. И она воодушевленно начала:

– Совестливо и гадливо на душе, господин генерал. Тоталитарные режимы угнетают свободных людей, и ярким примером этого угнетения служит преследование Андрея Разгона, тихого и застенчивого интеллигента, а также незаконная конфискация его товара. Ложные обвинения в его адрес повергли в шок всех приличных людей, а также демократических журналистов. Мимо этого, демократическая общественность недоумевает, на каком основании задержано пять членов правозащитной организации Фольксштурм…

Тут правозащитница раскрыла блокнот и прочитала имена и фамилии находившихся в СИЗО участников преступной бригады. Генерал Цыплаков изумлённо уставился на своего зама, мол, что за ахинею она тут несёт!? Не хватало ещё, чобы меня тут учили жить какие-то меньшинства, феминистки, геи и всякие правдолюбы. Заместитель махнул рукой: всё в порядке, так надо. И Цыплаков изобразил предельное понимание и участие:

– Мы непременно разберёмся и отреагируем на ваш сигнал!

Правозащитница продолжила, и боль в её голосе сквозила самая настоящая:

– Арест участников группы Фольксштурм – это чекистский террор, возрождение традиций ОГПУ и Гестапо. Я хочу, чтобы вы поверили в их душевную чистоту, в благородство их побуждений. Сейчас в нынешней тревожной ситуации на кону наша способность говорить друг с другом, обсуждать проблемы таким образом, когда все собеседники опираются на здравый смысл и честно проверяют факты. Способность воспринимать реальность – необходимое условие самоконтроля. Отрицание ведёт в тупик. Отсутствие элементарных правовых норм ухудшается ещё тем, что рядовые работники милицейского ведомства отличаются чудовищной некультурностью и смешивают свои функции с функциями некоего юридического палача.

Цыплаков раскачивался в своём кресле. Незаметно от правозащитницы он нажал на кнопку диктофона – записать её речь, чтобы впоследствии применить замысловатые речевые обороты уже в своих выступлениях. Он кивнул своему заместителю, чтобы тот держал ответ. Зайцев вступил в разговор:

– Вы дали страшную аттестацию тоталитарному режиму. Управление по борьбе с экстремизмом прекратит всяческое преследование господина Разгона, вернёт ему ошибочно изъятый товар. Что касается правозащитников из Фольксштурма…

Тут он посмотрел на своего начальника. Цыплаков расслабленно промурлыкал:

– Если будут представлены доказательства, что они не представляют угрозу для общества… считаю целесообразным выпустить их… под подписку о невыезде.

Напряжение, которое было в начале встречи, заметно уменьшилось. Пошёл елей. Получив обещание исполнения своих просьб, правозащитница всем своим видом дала понять, что её обуревает мистическое чувство восторга и благодарности, в свою очередь начальник УВД был просто переполнен добротой и сентименатльностью.

– Мы сделаем всё возможное, чтобы хорошо выглядеть в глазах людей, а также геев, блоггеров и журналистов.

Стороны пожелали друг другу всего наилучшего. Оставалось только всем обняться, обливаясь слезами радости. Выйдя в коридор, Зайцев и Пышный раскланялись с правозащитницей, после чего уединились у окна.

– В задании примут участие собранная нами группа… 8-10 человек… москвичи… без которых, увы, никак… – тут Зайцев поморщился. – А эти двое, Радько и Блайвас, должны обеспечить…

– Обеспечат, товарищ полковник, – твердо сказал Пышный. – Я их крепко взял за жабры. В случае провала я сдам Коршунову все их махинации, и он им отрежет голову.

Зайцев испуганно посмотрел в сторону приёмной.

– У нас не может быть провала.

– Вы мне навяливаете Смирнова. Но он слабак, я бы с таким в разведку не пошёл.

Зайцев всплеснул руками:

– Мне его рекомендовали коллеги… из другого города, и я не могу им отказать. Если его под-тренировать? Сделать строгое внушение?

– «Если»? А если у бабушки вырастет хуй, то это будет не бабушка, а дедушка!

– Но ответственность за конечный результат на тебе, Юрий Иваныч, поэтому не обессудь…

Пышный задумчиво посмотрел в окно.

– Если без Смирнова… за остальных я уверен. Сделаем.

Зайцев торопливо сунул узкую сухую руку в широкую лапу Пышного для прощального рукопожатия:

– Вот и чудненько! Считай, трешка на Петроградке и кресло начальника Управления «Э» уже в твоих руках!

И заместитель начальника УВД быстро зашагал прочь по коридору.

Глава 65

От природы беспокойный и добросовестный ум Смирнова под влиянием разговора с Разгоном стал подозрителен и тревожен. И опасения подтвердились: то, что час назад казалось странным бредом, вдруг обернулось правдой. Когда Смирнов приехал в Управление, на него налетел Пышный и потащил в свой кабинет. Там, заперевшись, усадил на стул, сам сел напротив и по-отечески сказал:

– Ну что, сынок, вот и на нашей улице перевернулся грузовик с пряниками…

Выдержав эффектную паузу, майор продолжил:

– Завтра… мы поедем с тобой уничтожать группу фашистов… они будут вооружённо сопротивляться… но мы их, понятно дело…

Взявшись двумя руками за воображаемый пулемёт, Пышный сделал вид, будто строчит по врагам.

– Дыдыщ… дыдыщ!

– В смысле?

Проигнорировав вопрос, Пышный продолжил:

– За это тебе обламывается двуха на проспекте Ветеранов, повышение в должности… ну и со всеми вытекающими.

Глядя на недоумевающее лицо лейтенанта, приподнявшего плечи к ушам и выражающего ртом безмерное удивление, Пышный сказал: «Ай, стервец, молчал про свои коны на самом верху. Надо же, тихушник, кто бы мог подумать?!» Смирнова прорвало:

– Да о чем вы, Юрий Иванович?!

Пышный осклабился:

– Да ладно тебе, это яʹ у тебя должен всё выспросить.

Они молча разглядывали друг друга. Открытый и приветливый взгляд майора Пышного как бы говорил о том, что он и в своем милицейском мундире сохраняет жизненную теплоту и душевную проникновенность. Постепенно до Смирнова стал доходить смысл сказанного. Пышный же никак не мог понять, притворяется лейтенант или на самом деле ничего не знает.

– Вот что, Коля-Николай: замначальника УВД полковник Зайцев назвал тебя в числе бойцов, которые завтра поедут во главе меня брать Фольксштурм… известный тебе.

– Во главе вас?! Фольксштурм?!

Пышный кивнул. Смирнов был как в столбняке и с видимым усилием покосился в сторону двери.

– А как же Гамлет?

– Гамлет ни при делах. После завтрашней операции здесь в Управлении будет всё по-другому. Совсем другой расклад.

Видя непонимание и какое-то странное новое выражение на лице лейтенанта, майор Пышный поднялся во весь свой могучий рост.

– Ну-ка сынок – ты что задумал?

Учитывая разные нехорошие слухи, ходившие вокруг Пышного, Смирнов ничуть не удивился, что это грязное дело доверили именно ему. В данный момент лейтенант недоумевал: какими же связями обладает Разгон, если оказался в курсе сверхсекретной операции!

Массивная медвежья фигура нависала над Смирновым. Внезапно по спине пробежал холодок: он вспомнил Марианну. Если посмотреть на ситуацию под другим углом… Марианна… уничтожение главаря Фольксштурма… квартира… повышение…

Он поднялся и хотел пройти к двери, но Пышный загородил собой проход.

– Сядь! – рявкнул он и впечатал Смирнова обратно в стул. – Да ты что… после ТАКИХ предложений… своими ногами ты отсюда уже не выйдешь.

Шутки закончились. Смирнов понял: надо что-то говорить, но не мог. Он собирался сказать «Да!», но при взгляде на лицо коновала Пышного слова застряли в горле. Бледный, с трясущимися руками Смирнов оказался неготов ни согласиться, ни что-то соврать, ни ответить отказом, ни выразить сомнения.

– Э-э-э… да ты полная вафля! – протянул Пышный. – Лягушачьи потроха! Я только не понимаю, почему на тебя указал Зайцев – как на серьёзного парня. Я прямо сказал ему, что не готов идти с тобой в разведку, и вижу, что оказался прав.