Берлинский дневник (1940-1945) - Мария Васильчикова

Пятница, 21 января.

Мы с Мадонной Блюм решили серьезно заняться в свободное время лыжным спортом, а также научиться как следует играть на аккордеоне. Этот инструмент есть и у нее, и у меня.

Большинство наших берлинских сослуживцев выглядит здесь довольно комично. Все привыкли видеть их уткнувшимися носом в письменный стол, этакими канцелярскими крысами. А тут они расхаживают в мешковатых брюках, ярких шарфах, вязаных шапочках и со смущенным видом тащат за собой санки.

В России развертываются ожесточенные бои на Северном фронте. Я беспокоюсь за Паула Меттерниха. Татьяна шлет полные отчаяния письма.

Вторник, 25 января.

В работе царит полная неразбериха. Сидим восьмеро в одной маленькой комнатушке. Мне дали секретаршу, чтобы помочь создать новый фотоархив. Фотографии присылаются из Берлина большими партиями. Каждая фотография требует подписи; об этом в основном заботится она, в то время как я подбираю фотографии и формирую папки. Я завоевала ее сердце, позволив ей печатать дома. От этого нам просторнее.

Сегодня вечером ужинала с графом Шуленбургом (или «послом», как его все называют, хотя послов здесь несколько). Посреди обеда он случайно упомянул, что убит Хайнрих Витгенштейн. Я застыла от ужаса. Он удивленно на меня взглянул, так как не знал, что мы были дружны. Всего несколько дней назад, в Берлине, Хайнрих позвонил мне на работу. Он только что был в ставке Гитлера, где получал из рук «всевышнего» дубовые листья к своему рыцарскому железному кресту. Он сказал по телефону: «Ich war bei unserem Lliebling».[139] И добавил, что, к его удивлению, у него не отобрали пистолет, прежде чем допустить в «Присутствие» (как теперь обычно делается), так что можно было «пристукнуть» его прямо тут же. Он продолжал развивать эту тему, пока я не заметила, что, возможно, желательнее было бы продолжить этот разговор где-нибудь в другом месте. Когда мы встретились немного позже, он начал рассуждать о возможности взорвать себя вместе с Гитлером в следующий раз, когда они будут обмениваться рукопожатием. Бедняга, он и не подозревал, что ему осталось жить всего несколько дней! Но он выглядел таким хрупким, что я всегда боялась за него. Он сделался лучшим ночным летчиком-истребителем Германии, постоянно вылетал и был явно измотан. Он часто говорил о том, как мучительно ему убивать людей и как при малейшей возможности он старается сбить самолет противника так, чтобы экипаж мог спрыгнуть.

Прямой потомок русского фельдмаршала наполеоновских времен, майор принц Хайнрих фон Сайн-Витгенштейн к моменту своей гибели уже сбил 83 самолета союзников, из них шесть в один памятный вылет. В ночь своей смерти он сбил еще пять, перед тем как самому быть сбитым английским истребителем.

Четверг, 27 января.

Одна девушка из числа моих сослуживцев, ненадолго приезжавшая сюда из Берлина, привезла мне несколько фотографий Хайнриха Витгенштейна. Она много раз видела его, когда он заходил ко мне на работу. Она также пыталась разузнать об обстоятельствах его гибели, но пока что никаких подробностей не сообщается. Сначала нужно уведомить его родителей, а они живут в Швейцарии.

Пятница, 28 января.

Вчера опять был сильный налет на Берлин. Но подробности пока неизвестны, так как всякая связь прервана.

Наконец-то познакомилась с Бланкенхорном. Мы встретились под фонарем одной здешней гостиницы. Шел проливной дождь. Мы отправились вверх по склону к нему домой и долго беседовали в гостиной за бытылкой вина и шоколадными конфетами. Этот рейнландец наделен поразительно острым умом. Мало сказать, что он предвидит крушение Германии. Похоже, что он его ждет не дождется и имеет весьма конкретные идеи относительно ее будущего после поражения разделение страны, создание отдельных автономных Lander[140] и т. п.

Именно на этих принципах и сложилось впоследствии конституционное устройство послевоенной Федеративной Республики Германии, в которой д-р Бланкенхорн стал одним из ближайших советников канцлера Аденауэра.

Русские прорвались в Ленинград; блокада длилась почти три года.[141]

Воскресенье, 30 января.

Я приобрела пару белых лыж, которые первоначально предназначались для солдат, воюющих в России, но так к ним и не попали.

Днем граф Шуленбург взял меня с собой к барону фон Рихтхофену, бывшему посланнику в Софии, женатому на очаровательной венгерке. Они живут в загородном доме довольно далеко отсюда. Очень приятная, успокаивающая атмосфера и весьма откровенные разговоры.

Я совсем упала духом: у Татьяны по-прежнему нет никаких известий от Паула Меттерниха, а Хайнрих Витгенштейн погиб.

Понедельник, 31 января.

Вчера был еще один сильный налет на Берлин — как утверждают, самый страшный со времени ноябрьских налетов. Всякий раз, как это происходит, мы здесь, в горах, оказываемся полностью отрезанными от столицы. Непонятно, каким образом министерство вообще ухитряется работать.

Снег растаял, погода совсем весенняя. Ходила в другую деревню повидаться с одной девушкой, наполовину американкой, знакомой по Берлину. Она тоже заведует архивом, только другим. Застала ее в постели. Тут на все смотрят как-то сквозь пальцы. Она дала мне почитать много английских и американских журналов.

Среда, 2 февраля.

Вернулся Бютнер, ездивший в Берлин на два дня. У него разбомбили дом, и теперь он срывает свою злость на всех, кто попадется под руку.

Четверг, 3 февраля.

Сегодня под проливным дождем появился граф Шуленбург с рюкзаком, полным напитков. Он прекрасно ладит с Жаннетт С., щебечущей красоткой. Та любит пожилых солидных мужчин. Она без ума также и от Папa: засыпает его письмами. Мы напекли печенья и от души полакомились.

Пятница, 4 февраля.

Я печатала срочный материал в соседней комнате, как вдруг меня позвали к телефону. Звонила из Берлина секретарша Адама Тротта. Наш дом на Войршштрассе разбомбило вдребезги, и я должна немедленно ехать приводить все в порядок. Сюда уже послана девушка мне на замену. Подозреваю, что для этого срочного вызова есть и другие причины. Бютнер опять уехал, но заместитель главного кадровика согласился меня отпустить.

Берлин. Суббота, 5 февраля.

Встала в пять утра, кое-как дотащилась до станции. Тут выяснилось, что тем же поездом в Берлин едет Бланкенхорн. Он тоже улизнул со службы. Существует идиотское правило: никто не может выехать из нашей деревни без особых на то документов, но мы все равно то и дело сбегаем, потому что тут просто не выдержишь — взаперти, вдали от друзей, находящихся в постоянной опасности. Поезд на Берлин был переполнен, большую часть пути мы стояли, но зато Бланкенхорна ожидала машина и он подвез меня до нашего бюро. Там я застала Адама Тротта и Алекса Верта.