Древо скрелингов - Майкл Муркок

Молящие голоса взывали к нам. Чьи-то руки хватались за борта корабля, пытались цепляться за весла. Но матросы продолжали размеренно грести, а голос Гуннара, отсчитывавшего ритм, возвысился над всем прочими звуками. В его голосе слышались злость и отвага; он требовал неукоснительного подчинения.

Весла окунались в воду и поднимались в воздух. Проклиная темноту, Гуннар обратился к Королеве мертвых с вызывающей речью:

– Знай же, госпожа Хель, что я уже мертв. Но меня не нет ни в Нифльхейме, ни в Валгалле! Я умираю вновь и вновь, ведь я – Гуннар Обреченный. Я уже был на грани забвения и знаю свою судьбу! Тебе не испугать меня, Хель, меня ждет нечто пострашнее, чем ты! Когда я умру, жизнь и смерть погибнут вместе со мной!- Его оскорбительный хохот эхом разнесся по мрачным чертогам. И если где-то там скрывалась бледная богиня, чей нож звался Истощение, а блюдо – Голодом, то, услышав этот смех, она могла решить, что наступил Рагнарёк, и рог Судьбы возвестил конец света. Она бы не догадалась, что это смех человека. Отвага Гуннара была достойна Валгаллы, но не Нифльхейма.

Дерзость Гуннара воодушевила его людей. Более мы не слышали стенаний Лейфа Маленького, в котором проснулась богобоязнь.

Словно в ответ Гуннару звон металла стал громче. Человеческие голоса зазвучали более упорядоченно, складываясь в слова, но никто из нас не знал этого языка. Из ледяной тьмы послышались другие, менее отчетливые звуки – вздохи, бульканье, чмоканье, похожее на предсмертный хрип старухи. Но весла продолжали мчать корабль вперед, будто стрелу, подчиняясь ударам кулака Гуннара и его ритмичной песне.

Потом он прекратил петь.

Вновь воцарилась тишина, нарушаемая только мерным скрипом уключин. Под нами дрогнула палуба. Послышался стонущий голос.

Закружил сильный ветер. Казалось, огромная рука ухватила корабль за днище и начала поднимать его кверху. Однако нас скорее погружали в воду, чем выталкивали из нее.

Мой рот наполнился солью, и я судорожно вздохнул, цепляясь за все канаты, до которых мог дотянуться. В темноте загремел хохот Гуннара.

Он вновь запел – казалось, он направляет судно прямиком в водоворот.

"Лебедь" затрещал, словно жалуясь – за все время, проведенное на его борту, я ни разу не слышал подобных звуков. Корабль сильно накренился, и теперь скрип весел не совпадал с ритмом песни Гуннара.

Послышался громкий хруст. Я решил, что судно разламывается на части.

Потом раздался громовой аккорд. Было такое ощущение, что все струны инструмента завибрировали разом. Я словно растворился в этом звуке; каждый мой нерв подхватил его, и я почувствовал, как меня вместе с кораблем тянет вверх. Мы поднимались с такой же быстротой, как до сих пор погружались в воду. Горизонт окутала слепящая пелена белого света.

Корабль закружился, качаясь с борта на борт, и я утратил даже то смутное чувство направления, которое еще сохранял. Внезапно свет померк и стал бледно-серым. Шум превратился в неумолчный вой, и я вновь услышал, как хохочет Гуннар, приказывая своим людям взяться за весла:

– Вперед, парни! Хель остался далеко позади!

Гребцы налегли на весла, двигая ими с той же удивительной слаженностью. Их мускулы вздувались от усилий, а Гуннар вскинул голову в блестящем шлеме и ткнул пальцем вперед. "Лебедь" вышел за пределы сверхъестественного мира. Яркий свет угас, над нами было серое темнеющее небо. За кормой кружил водоворот, но мы сумели вырваться из него и теперь мерно гребли, продолжая двигаться прочь.

Перед нами раскинулось холмистое поросшее лесом побережье с множеством крохотных островков. Небо было затянуто густыми тучами, однако, судя по освещению, солнце вскоре должно было опуститься за горизонт.

Шум водоворота утих. Я гадал, какие колдовские силы могли совершить такое необычайное превращение. Гуннар хозяйским жестом указал на сушу и с насмешливым ликованием произнес:

– Вот он, затерянный Винланд!- Он подался вперед, упиваясь зрелищем.- Греки называли его Атлантидой, а римляне – Туле. У каждого народа для него было свое название. Очень многие люди сгинули, разыскивая его, но лишь некоторые отваживались заключить договор, благодаря которому я добрался сюда…

Над морем поднимался туман. Вскоре он закрыл от нас землю, как будто богам надоело бахвальство Гуннара. Замедлив ход, мы вошли в полосу прибоя и начали угадывать темнеющие очертания поросшего елями берега с черными скалами и крохотными, малопригодными для высадки отмелями. Гуннар с такой уверенностью лавировал между каменистыми островками, как будто знал, куда именно хочет попасть. Судя по виду волн, мы оказались в бухте и где-то поблизости должно было отыскаться место для якорной стоянки, но нам еще предстояло миновать множество островков.

Я почувствовал запах суши. Он был наполнен ароматами хвои и папоротников, зелени и жизни. По крайней мере, хотя бы в этом чутье не обмануло Гуннара.

Азолингас первым заметил дом. Он ткнул пальцем вперед и закричал, обращая на него внимание капитана.

Гуннар громко выругался.

– Клянусь вам, Эльрик- я щедро заплатил за эти сведения золотом и человеческими головами- мне обещали, что в Винланде живут только дикари!

– А кто сказал, что это не так?- Даже после долгих лет, проведенных в этом мире, я иногда путался в столь тонких различиях.

– Такой особняк могли выстроить в Норвегии на прошлой неделе!

Здешние обитатели – не чета убогим оборванцам, которых мы видели в Гренландии!- Гуннар был в ярости.- Колонии Лейфа давно считались вымершими! И вот мы входим в порт, в котором, наверное, стоят с десяток кораблей викингов, отлично понимающих, зачем мы сюда явились!

Он дал команду сушить весла. Мы приблизились вплотную к островку с домом. Сгущались сумерки, и в его нижних окнах уже зажглись огни, отбрасывая пятна света на росший вокруг кустарник. В окна были вставлены обычные решетки из неплотно переплетенных веток, которые в течение дня пропускали свет и вместе с тем отгораживали хозяев от внешнего мира, а на ночь закрывались ставнями. Я подумал, что это нечто вроде постоялого двора. Из труб струился легкий дымок. Это был крепкий надежный дом из дубовых бревен с побелкой, какие строят зажиточные крестьяне от Нормандии до Норвегии. Он был чуть выше обычного и казался скругленным в углах, но, вероятно, это объяснялось местными условиями и выбором материалов.

Наличие здесь особняка свидетельствовало о том, чего боялся Гуннар: колонии Эрикссона не только выжили, но и процветали, развивая свою собственную, особую культуру, похожую на скандинавскую и исландскую.

План дома и материалы, из которых он был выстроен, говорили Гуннару о многом. Все это означало, что здесь имеются каменные укрепления и изощренные средства обороны. Это значило, что здесь живут сильные решительные люди, закаленные в сражениях со скрелингами, и их кодекс чести требует погибать в бою. Это значило, что один-единственный корабль, даже такой как наш, не сможет захватить порт, а уж тем более- весь континент.