Зона Посещения. Избиение младенцев - Александр Щёголев

Вот такое получилось возвращение.

Я прибыл первым. Эйнштейн завел меня под «каблук», держа в руке «мыло», и готово – я здесь, а он с ключом остался там. Сказал, это отработанный механизм: как переправлять любое количество народу, имея всего один ключ. Затем в кабинке появился он сам – под прицелом двух стволов…

Наемников трое, и командир, ясен пень, – Глубокая Глотка. Лопату нейтрализовали максимально глупо: боец свалился на него с потолка, из «комариной плеши» выше этажом, и выключил нашего сторожа таким вот образом. Случайность? Не знаю, не знаю. Скорее закономерность, если говорить про таких придурков, каким Лопата, без сомнения, является. Почему Скарабей не учуял гостей – другой вопрос. Будет возможность, спрошу.

– Займись мальчишкой, – командует Глубокая Глотка, поручая меня заботам одного из своих подручных.

Оружие у нас, разумеется, отобрали сразу. На обоих надели пластиковые наручники, только Эйнштейну со всем уважением завели руки за спину, а мне как несовершеннолетнему оставили спереди. А теперь этот мордоплюй еще и рюкзак мой принимается вытрясать!

Эйнштейна обыскивает второй из бойцов.

– Я тебя сразу не пристрелил только потому, Илай, что там хотят с тобой поговорить, – показывает Глотка пальцем вверх. Глумится, гад, торжествует.

– Ценю исполнительность, – очень серьезно отвечает ему Эйнштейн. – Представь, что было бы, если бы каждый в Зоне потакал своим мелким желаниям.

– Мелкие, не мелкие, но мои, я уверен, исполнятся.

– А ты, значит, набрал новую команду – и снова в полет. Всего за ночь! Я бы поаплодировал такому профи, будь у меня свободными руки. А знает ли твой нынешний экипаж, что стряслось с предыдущим? Не далее как вчера?

– Много болтаешь, – ворчит тот, который занимается Эйнштейном. – Верный признак того, что скоро портки стирать.

Он передает своему командиру найденное «мыло» и карту в «Душевую-2».

– Так-так, – радуется Глубокая Глотка. – А «мочалка»?

– «Мочалка» здесь, у сопляка, – подает голос мой шнырь. – Еще карта какая-то. И, сэр, смотрите. – Показывает пистолет Зиг Хайля, доставшийся мне как трофей.

«Сэр…» Настоящий спецназ, что ли? Не совсем наемники? Или в данном случае этой грани не существует?

– Упс! – восклицает командир. – Узнаю оружие. Видел у чьего-то сынка… сейчас вспомню… а-а, у племянника коменданта. Или заместителя коменданта? Один хрен. Известный нацик. Неужели гробанулся? – Глотка, подойдя вразвалочку, принимает пистолет в руки. – Это ж «умный ствол», юноша, зачем тебе такой? Включается только по отпечаткам пальцев. Вот смотри. – Возвращает мне пистолет. – Попробуй, выстрели в меня! Не бойся, разрешаю.

Откровенно бравирует, любуется собой. Как дожил до своих лет с такими уродскими привычками, загадка. Сталкер-пижон – это ж первый кандидат стать вешкой, Зона такое мяско обожает.

Итак, подставляет он бронежилет. Я, как послушный, нажимаю на спуск. Ничего, конечно, не происходит.

– Игрушка, – презрительно бросает Глубокая Глотка и… кладет пистолет на мыльную полочку!

Это шанс, понимаю я. Спасибо, мистер пижон.

Тут они переходят на меня самого, шарят по разгрузке, и я напрягаюсь. Там ведь в одном из кармашков лежит, ждет общения со мной… Нет, только не в этом! Посмотри в другом, приятель… Нашли.

Нашли, твари.

Боец-мордоплюй (ненавижу гада!) крутит в руках только что изъятый им «Джон-попрыгунчик» и с изумлением вопрошает:

– Что это?

И, пока его «сэр» тормозит, он поворачивает один из углов.

Артефакт исчезает.

Немая сцена.

– Идиот!!! – орет Глубокая Глотка. – Ищите! Оба!

Двое, подгоняемые третьим, носятся по душевой, ищут в тамбуре, открывают даже дверь в бытовочную… Но я-то чувствую, где сейчас мой друг, отчетливо его чувствую. Внизу он, в столовой. Прыгнул сквозь пол.

Жив буду, заберу.

А между тем из неосторожно открытой двери в бытовочную прилетает вопль Эммануэля:

– Инженер, ты обещал!

Я подползаю к краю кабинки и выглядываю. Никто мне не препятствует. Вижу, как Глубокая Глотка, медленно прицелившись из винтовки, стреляет в своего бывшего напарника. Почему-то не попадает, наверное, граница ловушки предательски исказила линию прицела. Пуля влетает в «замкнутый круг», возвращается обратно, и снова обратно, и начинает долгий путь нескончаемых рикошетов, метаний в выпавшем из реальности кусочке пространства, пока не исчерпает запас своего лета.

– Тьфу! – произносит Глубокая Глотка.

Пока они все заняты делом, я сосредоточиваюсь на «умном» пистолете. Если раньше задача была заблокировать механизм в руках у настоящего хозяина, то сейчас, наоборот, нужно убрать блокировку в принципе. Сжечь электронный стопор. Вломиться. Это проще, чем тонкое воздействие, которое требовалось раньше, и вообще теперь все проходит куда проще! Электромагнитная атака, как называл этот процесс Эйнштейн, больше не требует от меня запредельных усилий, достаточно обычных. Толчком заболевает голова, руки и ноги наливаются тяжестью – плевать, легко терплю. При первой возможности приму восстановительные драже. А пока – есть результат! Спусковой механизм был заблокирован? Стал свободен. Ствол был «умный» – стал глупый, такой, какой нам и нужен. Руки мне сковали спереди (сопляк же) – тоже кстати.

– Где девчонка? – вспоминает Глубокая Глотка.

Словно услышав его, в кабинке-портале быстро проявляется фигура… но не Горгоны. От Горгоны только мелькает рука с «Джеком» и пропадает.

Конденсируется целая композиция: контролер сидит верхом на своем зомби, как на пони. У зомби в руках давешняя мина.

Еще одна немая сцена.

– Пэн! – кричит Эйнштейн. – Не время сопли жевать!

Все происходит одновременно.

Контролер медлит, не дает команду на подрыв. Наверное, хочет жить, как и любой разумный; то есть притащенный им камикадзе – дешевый блеф. Очнувшись, Глубокая Глотка в упор расстреливает мужика с миной, не зная, что это всего лишь скот, а бить надо в хозяина. Откуда сталкеру из Хармонта знать, в кого и куда стрелять, если перед тобой несколько чернобыльских тварей? Контролера поражают в голову, и только туда, причем в верхнюю ее часть, где мозг, хладнокровно и точно, чего Глотка не сделал. Какое тут хладнокровие, какая аккуратность? Паникующий контролер (все противники в шлемах!) бросается на прорыв, сконцентрировав на себе внимание наших захватчиков, и получает пару пуль в корпус, что для него не опасно.

Этих секунд нам достаточно.

Я хватаю скованными руками «глупый» пистолет и стреляю из положения «на коленях». Не в Глотку, им уже занимается Эйнштейн – подсек пижону ноги и повалил на пол, выбив винтовку. Я стреляю в двух других вояк, ошарашенных зрелищем раненого контролера, бегущего в тамбур, в сторону бытовочной. Они запоздало готовятся вмазать из двух стволов по удирающей твари, так что, по-видимому, я спасаю контролеру жизнь, отдавая ему тем самым наш общий долг. Целюсь ребяткам в головы, аккуратно и спокойно, спасибо тебе, Зиг Хайль, сделал-таки меня взрослым. Как на тренажере. То, что мишени в шлемах, очень удачно: результат выстрелов – это простые и понятные дырочки. Все плохое остается внутри шлемов.

Рано мне пока видеть чужие мозги, вышибленные мною же. Хотя опытные люди говорят, это дело привычки и больше ничего.

Эйнштейн тем временем дерется с Глубокой Глоткой. Без рук, головой и ногами. Два мужика жестоко возятся на полу. Шлемы с обоих упали. Тут и Горгона появляется – под ногами труп, кабинка-портал забрызгана кровью, в кабинках напротив – плененные Лопата со Скарабеем. Она быстро оценивает ситуацию, в частности, то, что драчуны лишены ментальной защиты…

И все заканчивается.

Эйнштейн с Глубокой Глоткой с трудом поднимаются.

– Не трогай босса! – кричу я ей. – Ты обещала!

– Не наступи на мину! – орет в свою очередь Эйнштейн.

– Не трогаю я твоего босса, чего надрываешься? И мину вижу, не слепая…

Она и правда не тронула Эйнштейна. Улыбнувшись, он показывает мне «о’кей». Просит Горгону:

– Расстегни нас, пожалуйста. Ключи от браслетов у него вон в том кармашке. – Он показывает носом.

Глубокая Глотка стоит смирно, пуская слюни. Ментальный удар выбил из него всю дурь. Хорошо, если личность не выжег. Все-таки Натали – опасная женщина, думаю я, наблюдая, как она забирает у наемника ключи и обходит всех нас по очереди, освобождая из плена. Как же кстати, что у меня есть собственная мужская гордость, с которой она ничего не может поделать. Гордость, именуемая биогенератором электромагнитного поля…

Эйнштейн крутит в руках мотоциклетный шлем, раздумывая, что с ним делать. «Стал ли я для этой психопатки своим?» – читается на его лице.

– Дружба? – произносит он не вполне уверенно.

– Иди в задницу, – отвечает Горгона, на глазах превращаясь в привычную злобную фурию.