Одураченный Фортуной - Рафаэль Сабатини

Герцог смотрел на нее, удивляясь неожиданной для такого состояния силе духа. Это лишь усилило его восхищение. Он вздохнул.

– Ах, моя Сильвия, вы должны простить мне средства, к которым принудила меня любовь, особенно использование этого драчливого хвастуна. Постарайтесь не судить меня сурово, дитя мое. Вините не меня, а этот cos amoris note 80 – вашу несравненную красоту.

Нэнси выпрямилась, скрывая страх под маской возмущения, впрочем, вполне искреннего.

– Вы называете это насилие любовью? – с презрением осведомилась она.

Бэкингем стал защищаться с неподдельной горячностью.

– Не само насилие, а то, что толкнуло меня к нему, что побудило бы меня уничтожить весь мир, если бы он стоял между вами и мной. Я никогда ничего не желал в своей жизни так, как желаю вас, Сильвия. Именно благодаря силе моей страсти я. действовал столь неуклюже, что каждой попыткой повергнуть к вашим ногам свои восхищение и преданность, вызывал ваш гнев. Клянусь вам, дитя, что если бы это было в моей власти, если бы я был свободен, то сразу же предложил бы вам стать моей герцогиней. Клянусь всем, что для меня свято!

Девушка посмотрела на него. Униженная поза и волнующая искренность, звучавшая в голосе герцога, в другое время могли бы тронуть ее. Но сейчас они вызывали только омерзение.

– Есть ли что-нибудь святое для такого человека, как вы? – Нэнси с усилием встала, чувствуя дрожь и головокружение, однако полностью владея собой. – Сэр, ваши преследования сделали вас ненавистным и отвратительным в моих глазах, и вы уже не сможете это изменить. Говорю вам это в надежде, что хоть какие-то остатки мужского достоинства выбросят из вашей головы уверенность в победе, которую вы можете достичь, продолжая мне досаждать своим вниманием. А теперь, сэр, я прошу вас приказать своим наемникам отнести меня домой в том портшезе, в котором они меня доставили сюда. Если вы будете меня удерживать, то обещаю, что вам придется за все держать ответ.

Презрение, звучащее в каждом слове девушки, ненависть, горящая в ее красивых глазах, начали будить в герцоге зверя. Это проявилось в злобной усмешке, исказившей его бледное лицо в ответ на ее требование.

– Позволить вам уйти так скоро? Как вы можете думать об этом, Сильвия? Посадить в клетку очаровательную птичку лишь для того, чтобы тут же дать ей упорхнуть на волю!

– Либо вы сразу же дадите мне возможность" удалиться, сэр, – почти свирепо произнесла Нэнси, в ком возмущение победило слабость, – либо весь город узнает о вашем недостойном поведении! Вы совершили похищение, и вам известно, какую кару влечет за собой подобное преступление. Клянусь, что вас повесят, будь вы хоть двадцать раз герцогом! У вас нет недостатка во врагах, которые с радостью мне в этом помогут, а у меня есть немало друзей, ваша светлость.

Бэкингем пожал плечами.

– Враги! Друзья! – фыркнул он, презрительно махнув рукой в сторону бесчувственного Холлса. – Вот лежит один из ваших друзей, если мошенник сказал правду. От других тоже будет нетрудно отделаться.

– Вашим лакеям не удастся спасти вас от всех врагов.

Замечание больно задело герцога. Кровь бросилась ему в лицо при ядовитом напоминании, что лишь вмешательство слуг спасло его от смерти. Тем не менее он спокойно ответил:

– Этого и не потребуется. Будьте разумны, дитя. Постарайтесь понять ваше положение.

– Оно мне абсолютно ясно, – отозвалась девушка.

– Позволю себе в этом усомниться. Вы столь же низко оцениваете мой ум, как и прочие качества моей особы. Кто сможет обвинить меня и в чем? Вы будете заявлять, что вас доставили сюда силой и удерживали против воли. Короче говоря, обвините меня в похищении, что, как вы мне напомнили, является серьезным преступлением.

– За него вешают даже герцогов, – вставила Нэнси.

– Весьма возможно. Но сначала обвинение должно быть доказано. Где ваши свидетели? Пока вы не предъявите их, ваше слово останется против моего. А слово актрисы, даже знаменитой, в подобных делах всего лишь… слово актрисы. – Он улыбнулся. – Затем этот дом. Он не принадлежит мне, а арендован этим головорезом Холлсом несколько дней назад на его собственное имя. Именно он силой доставил вас сюда. Если понадобится козел отпущения, так Холлс отлично подойдет на эту роль, тем более, что он заслужил повешение за другие преступления. Могут спросить, как я очутился в доме этого человека. Я отвечу, что с целью спасти вас, после чего остался врачевать ваши расстроенные чувства. Факты подтвердят мою историю, а мои грумы поклянутся, что это правда. В результате все увидят в вас ловкую авантюристку, воздающую злом за добро и желающую извлечь прибыль из моего опрометчивого великодушия. Вы улыбаетесь? Вы думаете, что репутация, созданная мне любящей скандалы чернью, позволит вам доказать, что это ложь? Очень сомневаюсь и, как бы то ни было, готов рискнуть. Ради вас, дорогая, я бы пошел и на куда больший риск.

– Вы достигли немалого мастерства в искусстве лжи, как и в других пороках, – с презрением промолвила девушка. – Но ложь вам не поможет, если вы осмелитесь удерживать меня здесь.

– Если я осмелюсь удерживать вас? – Он склонился к ней, устремив на нее пылающий взгляд. – Осмелюсь?

Нэнси в ужасе отшатнулась, но, победив страх, гордо выпрямилась. Властным жестом, словно королева из трагедии, она протянула руку.

– Отойдите, сэр, и дайте мне пройти!

Бэкингем отступил на два шага, но лишь для того, чтобы лучше рассмотреть девушку. Она казалась ему сказочно прекрасной с ее горделивой позой, бледным лицом цвета слоновой кости, сверкающими глазами, которые словно увеличивали темные тени вокруг них. С нечленораздельным возгласом герцог внезапно прыгнул вперед, чтобы удержать ее. Он должен положить конец бессмысленному сопротивлению, должен растопить это ледяное презрение!

Нэнси отскочила, напуганная неожиданным нападением, опрокинув кресло, в котором недавно сидела.

Грохот его падения проник в дремлющий мозг Холлса. Он пошевелился, издав слабый стон.

Это явилось единственным результатом попытки спастись. Пробежав два ярда, девушка натолкнулась на стену. Нэнси хотела обойти вокруг стола, но как только она повернулась, герцог поймал ее и властно привлек к себе, не обращая внимания на попытки вырваться и на резкую боль в раненной кисти руки, кровотечение в которой сразу же усилилось.

– Трус! Подлец! – кричала беспомощная девушка, но Бэкингем зажал ей рот поцелуем.

– Называйте меня, как хотите. Вы в моей власти, и вся Англия не сможет вырвать вас из моих объятий. Смиритесь с этим, дитя, – перешел он к просьбам, – и вы поймете, что я похитил вас лишь для того, чтобы стать вашим рабом.