Разрушь преисподнюю! - Валерий Вайнин

Медведев баском заканючил:

– А че мы-то? Копченые сами, – он кивнул на Леню с Гулей, – вон их грузили, бабло требовали…

– Коню ясно, – перебил Глеб, – теперь вы хорошие парни. Но растолкуйте, что здесь произошло. И что вообще происходит.

После хмурых переглядок и невразумительного мычания пацаны вкратце обрисовали положение вещей. «Придурки в сумраке», или «копченые», хозяйничали здесь так же, как в районе Саши Колесникова. Потирая переносицу, Глеб перевел взгляд с притихших Лени и Гули на Медведева с дружками.

– Воюете, значит?

Здоровяк ответил с вызовом:

– А че, смотреть на них?

Рядом вдруг затормозил синий «Мицубиси». Дверца распахнулась, и на тротуар выпрыгнул Василий в спортивном костюме. Окинув взглядом Глеба, растерзанного Леню с Гулей и братца с дружками, он истолковал мизансцену по-своему.

– Опять, блин?! – Василий наградил Медведева-младшего увесистой затрещиной. – Сколько учить вас, шалупонь сопливая?! – Такие же затрещины огребли четыре дружка, и никто из них не пикнул. – Извини, Француз… э-э… Глеб Михайлович! Я им бошки поотрываю!

Глеб вздохнул.

– Что за психопатство, Сильвестр? Примчался тут, руки распускаешь… Парни молодцы, порядок наводили, а ты: «Бошки поотрываю!»

Василий недоверчиво оглядел побитую компанию и остановил взор на Лене Рюмине.

– Угу, порядок… Кто ж тогда этого оприходовал?

– Не они, – заверил Глеб. – Как раз они его выручили.

Взгляд Василия выразил изумление.

– Без понтов?

Леня кивнул.

– Если б они не вмешались, даже не знаю… А это, – Леня оторвал лоскут от куртки, – это в драке с другими.

Василий расплылся в белозубой улыбке.

– Извини, мелкий, – приобнял он брата. – Я облажался, плеер твой.

Медведев-младший просиял.

– Ты это… без понтов?

– Железно. – Василий пожал руку каждому из четырех пацанов. – Извините, мужики: мой прокол. Можете грузить меня – все сделаю.

Пацаны заулыбались, и здоровяк пообещал:

– Нагрузим, Вася.

– Нет базара, – кивнул Василий. – А теперь валите. Мне с Французом… э-э… с Глебом Михайловичем поговорить надо.

Медведев-младший с дружками подчинились беспрекословно и отправились восвояси.

Гуля, с беспокойством косясь на апатичного Леню, сказала:

– Мы тоже пойдем, Глеб Михайлович.

– Я вам пойду! – Глеб махнул Даше, которая тотчас подкатила в «жигуленке». – Полезайте в машину, развезу по домам.

– Еще чего? – подал голос Леня. – Мы умеем ножками.

Глеб побледнел от ярости.

– В машину, засранцы! Там поговорим!

Леня с Гулей поплелись к «жигуленку». Даша изнутри приоткрыла заднюю дверцу, и ребята нырнули в автомобиль.

Василий усмехнулся.

– Не круто ли ты? Они, блин, и так пострадали…

– Не лезь в мою педагогику! – перебил Глеб. – Говори, что хотел.

Лицо Василия мигом помрачнело.

– Утром была у нас стрелка, сам знаешь. Куроедов твой… слышь, Француз, он просто отморозок! Базар, короче, был такой…

Куроедов с пасмурной физиономией развалился в кресле, поставленном у стены лаборатории. Для очередной демонстрации красителя все было готово. Джордж нервно оглаживал материю на деревянной болванке, а Люси набирала в пипетку раствор фермента.

Племянник на сей раз присутствовал на шоу один, без лопоухого начальника охраны. Владимир был в смокинге, при «бабочке» и в угрюмом опьянении.

– Рожайте быстрей! – поторопил он по-английски. – Некогда с вами париться.

Лучезарно улыбаясь, Люси проворковала по-русски:

– Рожу кислотой оболью, подонок.

Куроедов осклабился, точно вурдалак.

– А с тобой что будет, подумала?

– Плевать, ублюдок. Держись от нас подальше.

Джордж забеспокоился.

– Эй! О чем вы?

Люси обернулась к мужу.

– Пустяки, дорогой. Владимир за нас волнуется и желает удачи.

Куроедов хмыкнул, но промолчал.

А Джордж буркнул:

– На удачу не рассчитываю: работы еще невпроворот.

– Но, дорогой, немного оптимизма…

– Довольно болтать, детка. Перед смертью не надышишься.

Люси капнула из пипетки на краешек материи, обернутой вокруг болванки. Через несколько мгновений серая холстина окрасилась в золотисто-желтый цвет, причем такой насыщенности, что лаборатория будто солнышком озарилась.

У Куроедова, как и при первой демонстрации, отвисла челюсть.

Джордж прокомментировал:

– На этот раз можно засекать время. Сколько угодно времени – краска не потускнеет. Вперед, детка!

Люси капнула на материю из другой пробирки. Через пять-шесть секунд желтый цвет холстины превратился в зеленый. И в какой зеленый!

– Родственники, я восхищен! – по-английски проговорил Куроедов. – Это фурор!

– Заткнись, мудак, – отозвалась по-русски Люси. – Ни капли своего «бульона» больше не получишь, забудь.

Куроедов с ухмылкой откинул со лба волосы.

– Да ну? Я просто найму химика, он расшифрует формулу и наладит мне производство. С ба-альшим размахом!

– Не посмеешь, мерзавец.

– Еще как посмею, климактеричка хренова. Только еще вякни.

Джордж хлопнул в ладоши.

– Хватит восхищаться! Хоть фиксировать цвета мы научились, однако…

– Погоди, дорогой! – перебила Люси. – Позволь мне доставить себе удовольствие.

Джордж пожал плечами.

– Если хочешь. – Он взял со стола скальпель, сделал на материи надрез и обратился к Куроедову: – Смотрите внимательно.

Люси капнула на холстину из третьей пробирки. За те же секунды материя изменила зеленый цвет на синий – великолепный колдовской индиго. Невзирая на опьянение, Куроедов был потрясен.

Джордж между тем указал на место, где был сделан разрез.

– Взгляните: все цело – ни стыка, ни шва.

Вскочив с кресла, Куроедов раскрыл объятья.

– Дядюшка! Позволь расцеловать твою плешь!

Джордж выставил скальпель.

– Стойте, где стоите. Рано пить шампанское. – Он кивнул жене. – Давай. Медленно и осторожно.

Люси взяла щипцы, вытащила из материи булавки и, размотав ее, щипцами сбросила на пол. Деревянная болванка под холстиной, словно побывав в печке, обуглилась до черноты.

– Оборотная сторона медали, – прокомментировал Джордж. – Еще работать и работать.

– Какого черта? – Глаза Куроедова азартно блестели. – Хватит ковыряться, запускаем.

Джордж и Люси обалдело переглянулись.

– Ты что, не понимаешь? – сказала Люси. – Тело под одеждой будет сожжено.

Куроедов направился к двери и, приоткрыв ее, оглянулся.

– О'кей, до конца недели. Потом запускаем: доводка – не моя проблема. – С этими словами он вышел.

Джордж воззрился на жену.

– Я думал он с прибабахом, а он… Детка, он от рождения такой?

Люси разрыдалась на плече у мужа.

Капли дождя застревали в короткостриженых волосах Василия, размахивающего рукой в такт своей речи.

– Этот урод попер на Папаню! Только подумай, Глеб Михайлович: при пацанах! Проблему он себе нашел, гадом быть! А ты говоришь: «Спасибо, можете оставить его в покое». Что-то я не въезжаю, Француз!

Глеб озадаченно тер переносицу.

– Кто ж знал, что все так обернется, – пробормотал он. – Я лишь хотел с вашей помощью его спровоцировать…

– Спровоцировал, – буркнул Василий, – без понтов.

Глеб прошелся по тротуару взад-вперед.

– Черт знает, на что я рассчитывал!.. Понимаешь, Вася, мне надо разыскать двух людей. Теперь я уверен, что они у этого хмыря. Чтоб они не пострадали, я должен без шума их вывезти. Поэтому даю отбой: отстаньте от Куроедова.

Даша помахала рукой из «жигуленка». Расплывшись в белозубой улыбке, Василий помахал в ответ.

– Опять не въезжаю, – пробормотал он. – Клеился этот пидор к твоей жене или нет?

– Клеился. И попыток своих, думаю, не оставит.

– О'кей, вот и разберемся. Папаня так к нему приклеится – маму родную забудет.

Глеб хмыкнул.

– Верю. Оно, может, и к лучшему, с другой стороны. Вы его отвлечете, а я подсуечусь. Согласен?

– Ну, – подмигнул Василий.

После рукопожатия они направились к своим автомобилям. У «Мицубиси» Василий обернулся.

– Слышь, Француз, этот урод дымился, без понтов. Будто резину жгли на нем. Что-нибудь знаешь об этом?

Глеб приоткрыл дверцу «жигуленка».

– У брата своего поинтересуйся. Он тебя просветит.

Они сели в машины и разъехались.

В «жигуленке» повисло молчание. Леня и Гуля съежились сзади. Даша положила руку Глебу на плечо, пытаясь успокоить. Но преуспела в этом не слишком: даже затылок Глеба излучал ярость. «Жигуленок» мчался в потоке транспорта, и «дворники» гоняли по стеклу дождевые струйки. Первой не выдержала Гуля:

– Вы сердитесь на нас, Глеб Михайлович?

– Не то слово, – ответил Глеб. – Угадай, за что?

– И гадать нечего, – подал голос Леня. – За то, что в историю влипли. Хотя должны быть начеку.