Мы вращаем Землю! Остановившие Зло - Владимир Контровский

Воднев лег на спину, глядя в небо, по которому плыли редкие белые облака. «Домой к нам плывут, — думал он, — в деревню нашу, туда, где остались мать, сестренка Катюша и черноглазая Дарьюшка… Увижу ли я их когда-нибудь?». Васька погрустнел, но зоркий Егор Лукич это заметил и тут же окликнул молодого солдата. Знал старый капрал, что творится на душе у рекрута — сам был таким. Дядька Егор был строг по должности своей, но оставался человеком, и солдаты видели это и ценили.

— Не журись, Воднев, — сказал он, глядя на затосковавшего Василия. — Первый бой — это завсегда страшно. Главное — первый страх пережить, а там легше будет.

Зыкин пробормотал было что-то вроде «ты сначала переживи этот бой», но капрал зыркнул на него сердитым глазом, и старик умолк.

Король Фридрих изучал карту. Вот она, голубая лента Одера, вот кирпично-красные прямоугольники Франкфурта, вот буро-зеленые холмы Юденберга, Мюльберга, Шпицберга. Карта — это разноцветная шахматная доска, на которой он, король Пруссии, разыграет завтра свою очередную победную партию.

Итак, дебют: построение будет такое же, как при Лейтене. Миттельшпиль: косой удар — правым крылом по левому крылу русских. Генерал Финк ударит с тыла — эндшпиль: русские варвары беспорядочной кучей валятся в реку и тонут, тонут, тонут. Этот недалекий русский барин, Салтыков, — о чем он сейчас думает? Рассчитывает, что сможет отсидеться за рогатками от палашей лучшей конницы мира — гусар Зейдлица? Или он считает, что его вонючие казаки да калмыки, вооруженные луками и стрелами, смогут устоять перед лейб-кирасирами Бидербее? Наивный глупец… А его солдаты — это просто стадо крепостных. Они одеты в мундиры, но остались рабами, годными только для услужения своим барам, — какие из них воины?

Прусский солдат знает, за что воюет. Прусскому солдату платят, а после победы этот солдат может напиться, пограбить и вдоволь повалять баб — что еще нужно двуногим скотам, обученным убивать? Рассуждать этим скотам не нужно — ни в коем случае. За них думают офицеры (а за офицеров — король), а дело солдат — беспрекословно выполнять приказы, идти вперед и умирать во славу короля Пруссии (пусть даже до славы этой им нет никакого дела). Правда, наемники — силезцы, швейцарцы, итальянцы, сброд со всего света, — так и норовят смыться, особенно перед битвой, исход которой неясен, но лагерь армии Фридриха Великого зорко сторожат верные гусары, чистокровные немцы, за которых, если что, ответят их семьи. Страх — вот самый лучший способ создать непобедимую армию. Солдат должен бояться своего капрала во сто крат больше, чем самого грозного неприятеля, — вот залог победы.

Королю Фридриху хотелось спать, но спать было уже некогда — за пологом палатки светлело. Ничего выспимся, когда разобьем Салтыкова.

— Рудольф!

У входа в палатку тут же возник светловолосый и голубоглазый адъютант, настоящий Зигфрид.

— Поднять лагерь. Без барабанов!

Без барабанов — это значит, что офицеры бьют палками капралов, а капралы — солдат. Стук палок по спинам не слышен в русском лагере, но эти палки поднимут любого сонного ленивца в лагере прусском.

Итак, партия начинается. А пока — пока на разноцветном игровом поле расставляют фигуры — можно подумать о чем-нибудь возвышенном: о музыке, о живописи, о философии. Об этом можно думать по-французски: немецкий язык — это язык войны, язык приказов, язык непобедимых воинов.

Главные силы прусской армии обходили левый фланг русских. Впереди — эскадроны Зейдлица, за ними, держа равнение, как на параде в Берлине, — батальоны гренадер. Солдаты шли, как машины — по кочкам, по не сжатым полям, с монотонностью часового механизма: семьдесят пять шагов в минуту. Военная машина — машина победы.

Машина споткнулась на прудах Кунгрунда — этих прудов не было на карте. Король был зол — король неистовствовал, хотя внешне это было заметно только по его глазам и по длинному носу, казавшемуся еще длиннее от надвинутой на левую бровь черной треуголки. Но генералы хорошо знали «Фрица», как звали короля солдаты, и не сомневались: окажись сейчас здесь кто-нибудь из картографов, этот «кто-нибудь» уже дрыгал бы ногами на первой же мало-мальски подходящей осине, вздернутый за шею веревкой.

Пруды казались бесконечными, словно кто-то, издеваясь, бросал и бросал их один за другим под ноги солдатам армии прусского короля. Пять часов солдаты обходили блестящие кляксы прудов, изнывая от жары — поднявшееся солнце раскалило медные бляхи высоких гренадерских шапок. А за прудами Коровьей лощины начался лес, где застряла артиллерия: конным упряжкам трудно было разворачиваться между деревьев, и солдатам приходилось выпрягать лошадей и катить орудия на руках.

А впереди уже вовсю гремели пушки: генерал Финк, выполняя план короля и вводя русских в заблуждение, открыл огонь по Мельничной горе. Русская артиллерия ответила незамедлительно — гром канонады густел, потянуло дымом от горящих домов Кунерсдорфа, подожженных русскими брандскугелями.[7] Но только к полудню непобедимые батальоны короля Фридриха вышли из леса на простор кунерсдорфских полей и начали готовиться к своей сокрушительной «косой» атаке.

Салтыков тоже поднял свою армию рано — в четвертом часу утра. Казачья разведка донесла о движении прусских колонн, и атаки врага можно было ждать с минуты на минуту. Солдаты успели сварить кашу, позавтракать и выпить по чарке водки, когда в шесть часов за Гюнером послышались выстрела — казачьи пикеты столкнулись там с передовыми частями неприятеля.

Русский лагерь зашевелился — «Пруссак идет!». Врага еще не было видно — только в зрительные трубы офицеры штаба наблюдали, как отходили казаки, нахлестывая нагайками коней и поминутно оглядываясь назад.

В девять часов утра началось. С третинских высот по Мюльбергу ударили прусские пушки, и зарычали в ответ шуваловские единороги — глухо и ворчливо, словно медведь, вырванный из зимней спячки. Орудия гремели с обеих сторон, Мельничную гору заволокло пороховым дымом — князь Голицын, командовавший стоявшим на горе Обсервационным корпусом, отвечал тремя выстрелами на каждый выстрел пруссаков, — но немцы не начинали атаку: они чего-то ждали.

— Ожидают прибытия его величества, — сказал Салтыков, мерявший шагами вершину холма, — но они что-то запаздывать изволят.

После полудня, наконец, на Малом Шпице появились пушки, за ними маячила конница, за ней показались колонны пехоты.

— Вот вы где, голубчики, — проговорил русский главнокомандующий, не отрываясь от подзорной трубы, — а мы вас уже заждались…

А пруссаки, словно наверстывая потерянное время, пошли в атаку — без промедления. Они шли, презирая сильный огонь войск князя Голицына, шли уступами, неправдоподобно четкими и правильными: военная машина прусского короля демонстрировала свою мощь. Гренадеры Фридриха — высокие, плотные, как на подбор, — шли стеной. Если кто-нибудь из них падал, выбитый пулей, ряд тут же смыкался, затягивая брешь, и мерное наступление продолжалось. Время от времени прусские шеренги вспыхивали огнем — гренадеры стреляли залпами, по команде.

Пруссаки вошли в мертвую зону у подножья горы, и огонь оборонявшихся разом стих. А стройные прямоугольники прусских батальонов надвигались на Мюльберг не только с фронта, но и с флангов, со стороны Третина и Малого Шпица — генерал Финк тоже пошел в атаку.

— Как они стоят? — заволновались в свите командующего, имея в виду солдат князя Голицына. — Их же сейчас зажмут в клещи!

На Мельничной горе заметили опасность, угрожавшую Обсервационному корпусу, — видно было, как там засуетились, перестраивая ряды. Но в русской армии и в мирное время перестроение проходило не слишком гладко, а тут, перед лицом надвигавшегося с трех сторон врага, мушкатеры не столько перестроились поперек горы, сколько сбились в кучу. А тем временем на артиллеристов-шуваловцев обрушился тяжкий удар наступавших прусских батальонов, и пушкари не выдержали — побежали. Четыре пехотных полка Обсервационного корпуса, наполовину укомплектованные наспех обученными и необстрелянными рекрутами, положения не спасли. Они продержались недолго и вскоре побежали вслед за шуваловцами по склонам Мюльберга вниз, к болоту и к берегам Одера.

Король Фридрих имел все основания быть довольным. Миттельшпиль разыгран успешно — все левое крыло русских войск разгромлено. Оставалось только закрепить успех и довершить дело.

И вскоре вновь загрохотали барабаны: прусские батальоны снова пошли в атаку.

Прусские каре атаковали Большой Шпиц — центр армии Салтыкова. Граф послал туда подкрепления — Азовский и Низовский полки, стоявшие на склоне Юденберга, побежали к Большому Шпицу, тарахтя на бегу амуницией.