Странные и удивительные мы - Кэтрин Айзек

намека на ехидство. Поэтому я не обиделась. И все же иногда я задумывалась над ними, понимая, что Джулия не склонна говорить, не подумав.

***

Задавшись целью организовать идеальный мальчишник, к тому же оригинальный и стильный, я понимала, что залог удачной вечеринки для двенадцати приглашенных парней — обилие тестостерона и алкоголя. Что означало пейнтбол и паб. Парни взорвались от энтузиазма и перспективы игры в пейнтбол. Боже благослови их! Я никогда не видела такого восторга при подписании документа об отказе всех претензий в случае сотрясения мозга, серьезных травм и госпитализации.

Тем не менее, было легко попасть в этот список. В одну из таких резвых минут мне удалось выстрелить Майку, брату Эда, в бок. Только перестав махать кулаками, я увидела, что он лежит на полу, сжимая бок и постанывая.

— Мне кажется, моя печень разорвана.

Я ахнула, наклонившись, чтобы осмотреть его.

— О! Майк, прости меня.

— О чем ты говоришь?! Это убойно, — ухмыльнулся он, вскочил на ноги и убежал для продолжения игры.

После мы направились в паб для выпивки и разврата. Последняя часть была довольно невинной, пока Джереми не попросили покинуть клуб, потому что он порвал брюки, исполняя брейк-данс. И даже несмотря на это, все получили удовольствие, включая отца Эда, который в конце вечеринки подошел поблагодарить меня.

— Молодец, Элли! Твой долг свидетельницы выполнен. Ты должна гордиться собой!

— Надеюсь, Майк не чувствует себя ненужным. В конце концов, Эд — его брат.

— Майк первым признался бы, что не сможет организовать вечеринку. В любом случае, Эд очень ценит тебя. Мать была уверена, что вы двое будете вместе.

— О! Правда? Ха-ха!

— Да. — Смеясь, он поймал мой взгляд. Видимо, что-то увидел в нем, и его смех стих.

***

Шесть недель спустя состоялся главный день для Эда и Джулии. Малейшие детали этого праздника были совершенны: обширный, класса люкс особняк, окруженный цветущими деревьями. Клятвы, сдержанные и трогательные, заставившие прослезиться всех гостей. Свадебный завтрак из сочной органической баранины и английской спаржи с картофелем Jersey Royal, за которым следовало трио великолепных десертов, ни один из которых я уже не смогла проглотить.

В великолепном зале ресторана Knowsley Hall я произнесла речь свидетельницы. На мне был изысканный костюм насыщенного темно-синего оттенка, в точном соответствии с цветом костюмов друзей жениха. Джулия сказала мне, что я могу выбрать персиковый цвет подружек невесты, но это было бы неправильно. Кроме того, костюм настолько отлично сидел на мне, что в сочетании с туфлями Louboutin и розой в моих волосах, я приобрела долгожданную уверенность после нескольких нервных дней, пока я готовила свою речь.

Еще до произнесения речи, знала, что она не лучшее, на что я способна. Потому что моя дружба с Эдом была бы неполной без описания моих истинных чувств к нему. Все присутствующие прочитали бы это в моем лице, услышали бы в дрожании моего голоса.

Поэтому я не включила воспоминания о наших разговорах в школьном автобусе, когда мы хохотали до слез. Я не упомянула часы, проведенные в его спальне, когда мы говорили ни о чем и обо всем сразу. И что в возрасте четырнадцати лет я уже знала, что Эд — особенный, не похожий ни на кого из знакомых мне парней. Я не стала говорить о том, что мы хотели создать совместную музыкальную группу, или о том, как однажды ночью у костра планировали общее будущее, которое не осуществилось. Все эти истории из жизни показали бы, что отношения с Эдом, как никакие другие, для меня были источником большой радости и нестерпимой боли. И всем бы открылось то, что я сама поняла лишь в ту минуту, окончательно признав: я безнадежно, окончательно и бесповоротно влюблена в своего лучшего друга.

Глава 49

Пегги познакомилась с Джеральдом у водопада в парк Бьют-Шомон после того, как она оступилась на дорожке, а молодой человек помог ей подняться. Стояла середина осени, в небе плыли облака, а в воздушном танце кружились листья.

— Mademoiselle! Ça va? Vous vous êtes fait mal?[52] — спросил он.

Он хорошо говорил по-французски, но девушка поняла, ее спаситель — не француз. В его акценте звучали знакомые нотки, от которых разливалось тепло по телу.

— Я в порядке, спасибо, — ответила она.

Улыбка озарила лицо юноши. Серые глаза, спрятанные за квадратными очками, сияли.

— Вы не местная? — спросил он, и она рассмеялась.

— Неужели это так очевидно?

Пегги очень любила Францию, но оказаться рядом с англичанином было приятно. Джеральд тоже жил относительно недавно в Париже — он работал в Thomson Holidays, проводил для богатых англичан экскурсии по достопримечательностям, приглашал их в рестораны с кухней «на английский вкус».

— Их не так уж и много, поверь мне, — посмеивался он.

Пегги нравились доброта и юмор Джеральда, его привычка намазывать английскую овощную пасту «Брэнстон» на бутерброды с сыром во время обеда. Среди ее знакомых во Франции он был первым человеком, который умел правильно заваривать чай.

С самого начала она решила поведать ему свою историю, считая справедливым, чтобы молодой человек знал все. О том, как забеременела вне брака, о последовавшем скандале в семье и о том, что позволила незнакомцам забрать ее ребенка. Ей было стыдно признаваться в каждой детали. Она думала лишь о том, что он откажется продолжать отношения и не захочет иметь с ней ничего общего. Но юноша слушал, не перебивая, а затем притянул ее в свои объятия и гладил по волосам, шепча «бедная девочка». Она рыдала в его руках, пока совсем не выбилась из сил.

Пегги влюблялась постепенно. В отличие от других девушек, она не сходила с ума при мыслях о его прикосновениях, отказывая ему в сексе. Вместо этого, в свои выходные она сидела рядом в его крошечной квартирке в Монтрей, макая галеты в какао и чувствуя тепло его руки в своей. Девушка поняла, Джеральд — настоящее золото. Даже зная ее тайны, он по-прежнему любит ее.

Весной, спустя год после переезда во Францию, Пегги впервые решила вновь прийти в церковь на службу. Она не знала зачем — ее эмоции и вопросы искали выхода. Сев на задний ряд, она не пела и не молилась, лишь наблюдала, прислушиваясь к своим сомнениям и неуверенности, давно поселившимся в ее сердце. Девушка покинула службу, проклиная церковь, мир, людей, порочных и полных презрения. Но через две недели вернулась. И потом еще через неделю. Постепенно она осознала