И.о. поместного чародея. Теперь уж все - Заболотская Мария

Итак я, ощущая сильнейший трепет в коленях, ступила на кладбищенскую территорию. Пальцы мои сами по себе сжали ремень заплечной сумки, а уши заледенели. Мне было очень страшно.

Полная луна медленно поднималась над лесом, который начинался сразу же за оградой. Городская стена в этой части Эсворда была разрушена еще в Тройную войну (проще говоря – давным-давно) и с тыла город был открыт любой опасности. Тишина стояла мертвая, как бы ни неприятно было это определение для меня в тот момент. Даже ночные птицы как-то подозрительно молчали.

Немного пройдясь меж могил, я поняла что обстановка не располагает к прогулке. Торчащие там и сям надгробия вызывали у меня нервные спазмы по всему телу, а зубы сами по себе начали отбивать дробь, которая должна была помочь упырю меня обнаружить без лишних подсказок.За моей спиной глухо побулькивала бутыль со святой водой, навевая нехорошие мысли о чьем-то урчащем желудке. Подумав еще немного, я обнаружила прямо перед собой развесистое дерево, которое призывно шелестело густой листвой, сквозь которую меня точно никто бы не разглядел, и манило толстыми, достаточно удобными для всенощного сидения ветвями.

«Сначала надо разобраться в обстановке!» – как можно более веско сказала я сама себе и полезла на дерево.

…Ночь на кладбище была столь долгой, что растянуть соответственно описание красот звездного сияния и полной, яркой, как серебряная монета, луны, я просто не в силах. Все вокруг дышало такой полуночной жутью, что поневоле в голове появлялись тревожные мысли, из-за которых на луне со звездами сосредоточиться никак не получалось, да и холодало очень быстро. Некстати взглянув в сторону города, я заметила, что огоньков в окнах почти совсем не видно. Значит, все порядочные люди легли спать в свои теплые постели, накрылись по уши пуховыми одеялами, и уже видят первые сны. А я в это время враскорячку сижу на ветке над могилами и медленно замерзаю.

Чтобы как-то отвлечься и доказать себе, что держу все под контролем, я принялась записывать свои наблюдения на мятый листочек – свет луны был достаточно ярок. Впоследствии я намеревалась присовокупить свой отчет к книге прихода-ухода.

Пальцы у меня заметно тряслись. В результате из-под моей руки выходили поразительно кривые каракули, а уж смысл затерялся практически после первых строк, которые я приведу ниже. Но все равно описывать все по порядку я не в состоянии – даже от одного воспоминания о той ночи меня начинает бить крупная дрожь. Боюсь, что весь мой рассказ сведется к словам: «сердце перестало биться», «леденящая дрожь прошла по спине», «от ужаса перехватило дыхание», «кровь застыла в жилах» и т.д. В той же писанине эмоций было мало, поэтому предоставляю вам додумать их самим, тем самым сэкономив мне кучу времени и бумаги.

Итак, вот стенограмма моего ночного дежурства на кладбище.

«Ночь. Очень холодная ночь. Просто ледник какой-то.

Дата: второй день полнолуния.

Местоположение: действующее кладбище города Эсворда, западный Эпфельредд.

Предположительная цель: упырь, он же вампир, он же носферату (см. «Бестиарий»);

(Больше в тот момент ничего придумать я не смогла, поэтому ниже разными почерками слово «упырь» написано трижды, а далее нарисована жуткая саблезубая харя)

Инвентарь: кол, чеснок, святая во… (тут запись резко обрывается и чуть ниже почерк приобретает еще большую корявость, характерную для состояния крайнего нервного напряжения)

Зафиксирован резкий (перечеркнуто) …леденящий душу, ужасающий крик, предположительно – птицы. Очень хочется, чтобы это предположение было верным.

(Ниже нарисовано жуткое когтистое пернатое, по сравнению с которым даже упырь кажется довольно миловидным. Видно, что на это художество было потрачено порядочно времени и вдохновения)

Часы на ратуше пробили полночь. Как можно так долго и много кричать? Каждую минуту, будто ее душат… Ну вот! Опять! Уже голова раскалывается! Где же вампир, в конце концов???

(С этого места почерк становится едва читаемым)

Второй час ночи. Только что птицу кто-то сожрал!!! Это определено по резко наступившей тишине и последующему чавканью где-то слева от меня. Вряд ли одной птицей можно было насытиться. По-моему, я слышу, как неподалёку урчит чей-то пустой желудок.

(Вкривь и вкось)

Третий час ночи. Только что под деревом прошел вурдалак. ВУРДАЛАК! Крупный экземпляр, с крупными зубами, с крупными когтями, с крупной пас…

(тут строка опять обрывается, видна дырка от карандаша)

Вот (перечеркнуто). …Рядом (перечеркнуто). Прямо подо мной (тоже перечеркнуто) Оборотень! Здоровый, как корова! Как две коровы!

(Дальше строки расползлись по бумаге, свидетельствуя о том, что рука не вполне повиновалась воле пишущего).

Мантикора. Размах крыльев – 1,5 м. Кстати, я, наверное, сегодня умру.

Стрыга. В два раза больше мантикоры.

Какие-то уроды с большими ушами, 6 шт. Надо будет посмотреть в бестиарии… Ой, вряд ли, вряд ли.

В 4 часа по направлению к лесу проследовала группа удавленниц в количестве 8 человек (перечеркнуто) тел.

Стая гарпий на склепе слева от меня. На святую воду не реагируют.

Пять часов. Восход солнца спугнул какую-то одноглазую тварь, и она не успела залезть ко мне на дерево.

Ненавижу Виктредиса.»

Когда рассвет набрал силу и ночная нежить обратно забилась в склепы, норы, ямы и другие полагающиеся места, я слезла (ой, да что приукрашивать – упала) с дерева. Грохнулась я довольно шумно, но к счастью лопухи немного смягчили падение и я ничего себе не сломала. На голову мне спланировал листок бумаги, где была описана прошедшая ночь, мгновением позже, вслед за ним, с грохотом посыпались осиновые колья.

Я попыталась встать, но ноги меня не держали, предательски подгибаясь в коленях. Пройдя пару шагов я умудрилась споткнуться и повалиться прямо на свежую могилу некоего Вальтера Роуста, добропорядочного горожанина и отменного семьянина, скончавшегося в возрасте семидесяти двух лет и оставившего по себе двенадцать детей, сорок двух внуков и вовсе несообразное количество правнуков, о чем гордо сообщала эпитафия. Курган из венков, в создание которого внесли вклад без сомнения все его потомки, рухнул на меня, отчего я громко захрипела и выругалась.

С трудом я выбралась из-под горы цветов, искусственных и живых, напоминая духа полей в день урожая. Кое-что удалось снять, но руки у меня тряслись, и на пару гирлянд пришлось плюнуть.

Так вот, значит, что творится в городе ночью!

Ну, Виктредис, ну, защитник!

Я прекрасно понимала, что ни в коем случае нельзя допустить, чтобы городской совет узнал про это безобразие. Если кто-нибудь хоть краем глаза увидит вакханалию, которая творилась здесь от заката до рассвета, сюда не то что комиссию вызовут, а весь Совет Лиги вместе с секретариатом…