Настоящая фантастика – 2012 (сборник) - Андрей Бочаров

– Нужно чем-то расширить сосуды и обеспечить повышенный приток крови, – пояснил Буровский.

– А у тебя есть такой препарат, Олежек?

– Нет, Витя, но он есть в нашем НЗ! – Буровский вдруг хихикнул. – Командир, найдите в контейнере пищевую тубу номер тринадцать.

Заинтригованный Малеев вскрыл контейнер и, покопавшись, извлек толстую серебристую «колбаску» с ярко-красной цифрой «13» на боку. Буровский принял у него тубу, повернулся к бортинженеру.

– Я сейчас введу тебе через плече-шейное соединение «ньюхофа» катетер. Он, конечно, тонковат, но другого ничего нет. Будешь пить через него.

– А чего пить-то? – насторожился Писарев.

– Тебе понравится, – загадочно пообещал Буровский, сидя на корточках, чтобы не оторвать батарею, и что-то делая с тубой. Наконец он поднялся. – Командир, подержите мою батарею.

Малеев молча исполнил просьбу. Олег между тем слегка расстегнул защитную «молнию» скафандра бортинженера возле шеи и ловко воткнул наконечник катетера в эластичную внутреннюю оболочку «ньюхофа». Немного повозившись, он просунул катетер внутрь шлема.

– Захвати его ртом, – сказал Буровский улыбаясь, – и получай удовольствие!

Писарев недоверчиво ухватил зубами наконечник катетера и потянул в себя содержимое загадочной тубы номер тринадцать. Спустя несколько секунд широкое простоватое лицо бортинженера расцвело, рот растянулся до ушей, глаза подозрительно заблестели, и он принялся с энтузиазмом поглощать содержимое тубы.

– Что ты ему дал? – не выдержал Малеев.

– Лучшее средство от обморожения! – увильнул от ответа Буровский. – Ну как, Витек, порядок?

– Полный! – прорычал сквозь зубы Писарев. – Двигаем дальше!..

За последующие шесть с небольшим часов, пока добрались до транспортника, распаковали и установили жилой модуль, бортинженер высосал аж четыре тубы номер тринадцать, при этом он ни разу не подколол своего извечного оппонента, да и вообще больше помалкивал, бурча себе под нос какие-то замысловатые мотивчики.

Наконец, когда измученные, но довольные робинзоны все же забрались в модуль и сняли осточертевшие «ньюхофы», Малеев вдруг замер, быстро подошел к Писареву и приказал:

– А ну-ка дыхни!

Бортинженер сделал невинное лицо.

– Андрюха, это ж лекарство! То, что доктор прописал. – Ткнул он пальцем в ухмыляющегося Буровского.

– Лекарство, говоришь? – багровея, прогудел Малеев. – Доктор прописал?! – Он упер пылающий взгляд в Олега. – Ах вы… алкаши несчастные! Сознавайтесь, чья идея была протащить на борт коньяк?

– Ну, моя… – тихо, потупившись, сказал Буровский. – Но ведь помогло же! Пригодилось…

– Я тебе дам «пригодилось»! – бушевал Малеев. – Что там было изначально, в этих ваших тубах?

– Компот из сухофруктов…

Капитан секунду ошалело смотрел на подчиненных, потом махнул рукой и расхохотался. За ним облегченно рассмеялись и они.

Правда, на следующий день Малеев все же назначил обоим «наряды вне очереди». Буровского отправил осваивать энтомоптер, а Писарева заставил срочно собирать и отлаживать радиостанцию. Нужно было как можно быстрее выходить на связь с Землей, ведь из запланированного графика радиосеансов они все-таки не выбились, а значит, и весь проект освоения Красной планеты по-прежнему оставался в силе.

Константин Ситников

Марс жесток

События, на которых основан рассказ, реальны и произошли в 2031 году.

Сандра находилась во взлетно-посадочном модуле, когда бак с жидким водородом взорвался – расцвел белой огненной хризантемой в черноте космоса.

Мимо пролетели, бешено вращаясь, куски солнечной батареи. Чье-то тело без скафандра с силой ударилось об иллюминатор и исчезло в пустоте. Дональд, а может, Раджаван.

Межпланетный марсианский комплекс разваливался на глазах. Эфир наполнился голосами:

– Господи, Чен, ты видел это?

– Жилой модуль – потеря герметичности!

– Компрессоры не работают…

– Мы падаем… падаем!.. па…

Последовал еще взрыв – толчок – и голоса смолкли.

На мгновение Сандра увидела себя как бы со стороны. Она одна – в модуле. И модуль намертво состыкован с комплексом. Который вот-вот рухнет на планету. Это означало: гибель. Хуже: провал миссии.

Поколебавшись, она нажала кнопку расстыковки.

Потом она часто спрашивала себя: могла ли поступить иначе. И каждый раз отвечала: нет. Но легче не становилось.

Большой белый цилиндр «Дерзкого» с черной раной в боку медленно удалялся, словно давая возможность хорошенько запомнить себя. Потом он вошел в плотные слои атмосферы, и его охватило пламя – последнее, что она увидела, прежде чем закрыла контейнер.

Она оставалась спокойной и собранной, потому что ее учили быть спокойной и собранной. В любой ситуации. Отключила весь свет, кроме аварийного, опустила шторку иллюминатора и начала торможение.

Заходить на посадку без точных расчетов – безумие. Если есть выбор. А если нет?

Когда топливо выгорело и произошел сброс тормозной двигательной установки, скорость падения все еще оставалась слишком высокой. Как ни разрежена атмосфера планеты, трение давало о себе знать. Из-за непрерывной вибрации приборы казались размазанными.

Тряхнуло. Сверху упал багровый отсвет – это оторвалась и исчезла крышка аэродинамического контейнера. Сандра даже не знала, так было запрограммировано или ее просто сорвало ветром. Шторку иллюминатора очертил багровый ореол бушующего пламени.

Почти сразу отстрелилось днище контейнера. Вибрация сменилась резкими толчками и раскачиванием. Послышались тяжелые удары, словно кто-то изо всей мочи колотил по обшивке кувалдой. Заработали посадочные двигатели. К толчкам, раскачиванию и вибрации добавилась тряска.

Отчаянно заверещал сигнал сближения с землей. Она инстинктивно вжалась в кресло, зажмурилась.

Удар! – и чернота.

В черноте слышались голоса, и одним из них был голос отца.

– Сколько раз говорил ей не лазить на чердак! Нет, она опять за свое. А тебе, мать, следовало бы лучше следить за дочерью. Вот она, твоя мягкость!

Это о ней, Сандре. Но что стряслось? Кажется, она опять откуда-то упала. Похоже, с чердака. Ну разве она виновата, что мальчишкам во дворе вздумалось поиграть в скалолазов и кто-то наступил ей на руку?

Открыла глаза, ожидая увидеть обеспокоенное и чуточку виноватое лицо мамы. Ничего. Только кровавая муть. То светлей, то темней… И – тошнота.

– Мама? – позвала она.