Другой день, другая ночь - Сара Райнер

– Вы тогда были очень подавлены, и я страшно сожалею, что не разобралась, насколько худо обстоит дело.

Подавлен? – думает Майкл. Нет, она ничего не поняла.

– Наверное, за те несколько дней, что прошли с нашей встречи, вы окончательно пали духом.

Ему хочется поддержать разговор, но он будто в густом тумане, оторванный от всех и от всего. Даже тот человек, которого он должен любить – Крисси, – не вызывает в нем никаких чувств. Похоже, он увяз навечно.

Я больше не мог этого вынести, вспоминает Майкл, поэтому и пошел к морю… Мучения не прекращались ни на секунду, не прекращаются и сейчас. А теперь ты будишь меня и собираешься об этом говорить?.. Хочется крикнуть: «Заткнись!» Но сил нет, и Леона сидит, ждет.

Наконец он изрекает, лишь бы отвязаться от нее:

– Я не чувствую в себе себя.

– Можете объяснить поподробнее?

– Я как будто исчез.

Нельзя помочь тому, кто исчез. Пусть даже он и находится прямо перед тобой. Человек без лица, вот кто я.

– Есть препараты, которые помогут вам вернуть утраченное чувство самоощущения.

Леона опять смотрит на Крисси, та кивает.

Они сговорились, думает Майкл. Собираются подсадить меня на лекарства, запереть здесь навсегда. Человек на соседней койке стонет, и Майкл ощущает запах мочи. Он трясет головой.

– От таблеток станет только хуже.

– Не станет, Майкл, – говорит Крисси, подходя к Леоне.

Они хотят, чтобы я сдался, думает Майкл.

– Леона и кризисная группа считают, что антидепрессанты действительно способны тебе помочь. Не знаю, почему ты настроен против. Я полагала, тебе их выписали еще в Мериленде, даже и не подозревала, что ты их не принимаешь… – Она начинает плакать.

Ой, оставьте меня в покое, думает Майкл, прошу вас.

– Пожалуйста, попробуй, – завывает она. – И дети просят.

– Дети?

Райан и Келли знают, что я здесь?

– Мне пришлось им сказать.

Он все еще растерян.

– Я не помню, что произошло.

Крисси достает из рукава носовой платок и промокает глаза. Затем обращается к медсестре:

– Ничего, если я ему расскажу?

Леона кивает.

– Женщина на берегу видела, как ты пошел в море, любимый. Женщина с собакой.

Ах да, думает Майкл. Сквозь туман он различает это воспоминание.

– Собака лаяла… С другой стороны, за камнями…

– Да, эта женщина, такая молодец… – Крисси затихает, но вновь берет себя в руки: – Издалека разглядела на тебе одежду. А когда ты поплыл от берега, она забеспокоилась. – Крисси опять плачет. – Спасибо господу.

– Это ведь не она меня вытащила?

– Нет, она бы не доплыла. Она дозвонилась до службы спасения и… – Крисси глотает слезы, – …и из Брайтона отправили катер. Тебя вытащили из воды, на вертолете переправили с берега сюда.

Она вновь умолкает. Ее трясет.

– Я все думала, что было бы, если бы они тебя не заметили…

Стыд будто огнем жжет Майклу вены: все эти люди боролись за его жизнь – не стоящую спасения.

Еще пару минут, и было бы слишком поздно, понимает он. По мне, лучше бы так и случилось. А теперь Крисси как из шланга поливает меня своими мрачными чувствами, и я не знаю, что делать. Я со своими-то справиться не могу, что мне делать с чужими?

Леона подается вперед.

– Майкл, помните, в одну из наших встреч я просила вас описать свое настроение? Вы тогда еще нарисовали линию?

Майкл кивает.

– Вы говорили, что не знаете, чем вам могут помочь лекарства, и не хотите выравнивать настроение, потому что вас и без того плющит.

– М-м.

– Пожалуйста, Майкл, все-таки попробуйте лекарства. Никто не любит принимать таблетки. Поверьте, я знаю. Я каждый день вижу людей, похожих на вас, – некоторые в лучшем состоянии, некоторые в худшем, некоторые примерно в таком же.

Не существует людей, похожих на меня, думает Майкл. Откуда им взяться. Жить в таком состоянии – ад кромешный. Я здесь из-за какой-то проклятой собаки.

– Моя работа – вам помочь. Многим противна сама мысль о приеме лекарств. Но иногда, чтобы выздороветь, людям необходимо лечение. Вы сейчас словно человек после инфаркта, который отказывается от искусственного дыхания.

У нее серьезное выражение лица, однако Майкл не может понять, что она пытается ему сказать.

– Знаю, месяц за месяцем вам было плохо, и вы обходились без лечения. Однако теперь вы дошли до того, что попытались лишить себя жизни. Не стоит ли все-таки дать антидепрессантам шанс?

– Вы хотите превратить меня в зомби… – бормочет он.

Леона качает головой.

– В конце концов, выбор за вами. Просто попробуйте – если не понравится, всегда можно прекратить прием.

Раздается тихое покашливание Крисси.

– Все потому, что ты очень гордый, милый, – произносит она. – Представь, что это лекарства от давления, например. Не думаю, что от них ты стал бы отказываться. Нет ничего зазорного в том, чтобы принимать лекарства.

У Майкла болит голова, сил нет.

– Ладно, – уступает он. – Я буду пить ваши чертовы таблетки.

– Спасибо, любимый! – говорит Крисси и наклоняется поцеловать его.

Майкл помнит: раньше он любил ее поцелуи.

Леона кивает.

– Это правильное решение, поверьте мне. В один прекрасный день вы почувствуете себя гораздо лучше, чем сегодня. Хотя сейчас вам трудно это представить. Антидепрессанты начнут работать через несколько недель, но я считаю их наилучшим из возможных вариантов.

– Быстрее несите, я хочу спать, – говорит он.

Леона удивленно поднимает брови.

– Отлично. Сейчас найду ваш рецепт.

Она уходит, и Крисси занимает кресло.

– Дети вернулись домой, Микки, и мы все очень хотим помочь.

– Райан и Келли?.. – Он прикрывает глаза, чтобы заглушить вину.

– Да. Они приходили тебя навестить, пока ты спал. Они так рады, что с тобой ничего не случилось… Учеба все равно скоро заканчивается, так что они пораньше сдали экзамены. Хорошо, что они с нами, правда? – Она поглаживает его по руке. – Мы все преодолеем. Честное слово.

– М-м.

Леона сказала, что пройдут недели, пока подействуют лекарства, а Майкл уже долгие месяцы бредет по жуткой, бескрайней пустоши. Вроде бы вдали, на другом берегу пролива, замаячила другая земля, и на какой-то миг, рискнув войти в море, он надеялся достичь этого лучшего места. Но вот он здесь, на другом берегу, который оказался еще более жуткой, бескрайней пустошью. К тому же теперь в этом участвует вся семья. Как объяснить, что он не может больше идти?

Сжимая ладонь Эбби, Карен чувствует, как та постепенно успокаивается и перестает дергать ногами. В комнату входит Джиллиан.

Обычно Карен трудно понять, что у Джиллиан на уме: тугой пучок волос и очки придают ей неприступный вид. Но сегодня на лице читается боль. Вслед за Джиллиан идет Джонни: пружинистость шага и широкая улыбка исчезли; протянув руку за стулом, он бросает беглый взгляд на газету, и Карен замечает муку в его глазах. Несмотря на собственный шок, ему она тоже сочувствует. Как же должно быть страшно брать на себя ответственность за других людей – многие из которых в нестабильном психическом состоянии.

Джиллиан придвигает стул ближе к доске, садится и закрывает глаза. Кажется, психиатр собирается с мыслями, однако проходит довольно много времени, а она все сидит, делает вдохи и выдохи, и Карен уже тревожится, в состоянии ли она вести сеанс. Наконец, Джиллиан поднимает голову и обводит взглядом группу – всех по очереди.

– Итак, я полагаю, вы уже слышали печальную новость о Лилли.

Все подтверждают: да, слышали.

– Я здесь для того, чтобы сказать каждому из вас: персонал будет делать все от нас зависящее, чтобы помочь вам это преодолеть. Мы понимаем, что для многих это тяжелый удар, как и для нас. Многие хорошо знали Лилли, считали подругой…

Колин горестно всхлипывает.

– …и горячо любили.

У Джиллиан дрожат губы, она делает паузу. Карен сжимает ладонь Эбби; та тоже отвечает пожатием.

– Сейчас я передам слово Джонни, и вы сможете поделиться своими чувствами о случившемся, но сначала я хотела бы почтить память Лилли минутой молчания, если не возражаете.

Все кивают. Повизгивание Таш переходит в слабый стон, а затем и вовсе замолкает. Пока они сидят в тишине, нарушаемой лишь тиканьем часов, Карен вспоминает еще один момент в своей жизни, тоже в утро понедельника, больше двух лет назад. Тогда, как и сейчас, она не могла отойти от потрясения, понять, что произошло, почему и что ей теперь делать.

Подруга, думает Эбби. Когда я в последний раз видела Лилли, она назвала меня подругой. А ведь я еще хотела попросить у нее номер телефона, но побоялась – ей без того докучают люди. Нужно было все-таки взять хотя бы адрес или имейл – хоть что-то, раз уж она сама так меня назвала. Я могла подставить ей плечо, и если бы она рассказала, что пропускает прием лекарств, то я бы уговорила ее этого не делать… Даже СМС помогло бы.

Собственные трудности оказались для меня важнее, а теперь уже поздно.