Обманщик и его маскарад - Герман Мелвилл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Поскольку мы так сходимся во взглядах, почему бы нам не взяться за руки? – предложил незнакомец.
– Моя рука всегда к услугам добродетельного человека, – и он протянул руку с видом воплощенной добродетели.
– А теперь, – произнес незнакомец, сердечно удержавший его руку в своей, – у нас на Западе есть обычай. Если вкратце, то новые друзья должны выпить на брудершафт. Что скажете?
– Спасибо, но увы, вы должны извинить меня.
– Почему же?
– Потому что, сказать по правде, сегодня я встретил много старинных друзей, – дружелюбных и общительных джентльменов, которые неизменно были рады угостить меня и настолько преуспели в этом, что я почти нахожусь в состоянии моряка, которого штормит на берегу после долгого плавания, пока ночь не примет его в свои объятия, и чья голова может вместить куда меньше, чем его сердце.
При упоминании о старинных друзьях незнакомец слегка приуныл, как ревнивый любовник, услышавший от дамы своего сердца о ее прежних возлюбленных. Но он собрался с духом и сказал:
– Без сомнения, они угощали вас крепкими напитками, но вино – это легкая субстанция. Давайте же испробуем успокоительного вина за одним из этих маленьких столиков. Идемте же, идемте!
Потом изобразив легкое покачивание, он пропел благозвучным, хотя и немного скрипучим голосом:
От лозы благодатной рождаются вина,
Что играют и пенятся у Саносовина.[190]
Космополит, устремивший на него тоскливый взгляд, секунду-другую колебался перед искушением. Потом он шагнул к собеседнику с видом человека, покорившегося судьбе, и произнес:
– Как песни русалок оживляют носовые фигуры кораблей, так слава, деньги и женщины пытаются завлечь меня своими обольщениями. Но когда добрый товарищ исполняет хорошую песню, она находит путь к моему сердцу, так что мое тело, подобно кораблю, плывущему к притягательному берегу с подводными рифами, поддается губительному очарованию. Но довольно об этом; когда сердце зовет, бесполезно изображать решимость.
Глава 29. Собутыльники
Когда они уселись за столиком и заказали портвейн, последовала неизбежная пауза, исполненная оживленного предвкушения. Незнакомец посмотрел на бар, открытый поблизости, наблюдая за румяным человеком в белом фартуке, который проворно обмахнул бутылку от пыли и привлекательно расположил поднос и бокалы. Охваченный внезапным чувством, он повернул голову к своему спутнику и спросил:
– Мы стали друзьями с первого взгляда, не правда ли?
– Правда, – последовал благодушный ответ. – И о дружбе с первого взгляда можно сказать то же самое, что и о любви с первого взгляда; это единственное подлинное и благородное чувство. Оно свидетельствует о доверии. Кто может огласить свой путь к любви или дружбе, подобно неизвестному кораблю в ночи, который заходит во вражескую гавань?
– Истинно так; смело входи в гавань с попутным ветром. Мы во всем согласны друг с другом. Кстати, хотя это формальность, друзья должны знать друг друга по имени. Скажите, как вас зовут?
– Фрэнсис Гудмен. Но те, кто расположен ко мне, называют меня Фрэнком. А вас как зовут?
– Чарльз Арнольд Нобл. Но прошу, называйте меня Чарли.
– Хорошо, Чарли; ничто так хорошо не сохраняется в зрелом возрасте, как братская фамильярность в юности. Это доказывает, что в сердце каждого из нас живет розовощекий мальчишка.
– Ах, я совершенно согласен!
Это был улыбчивый официант с глянцевитой бутылкой и уже вынутой пробкой; обычная квартовая бутылка, но по такому случаю помещенная в берестяную корзинку с кисточками из иголок дикобраза, ярко раскрашенными на индейский манер. Когда эта конструкция оказалась перед рассказчиком, он осмотрел ее с неподдельным интересом, но не понял (или притворился, что не понял) смысл элегантной красной этикетки с заглавными буквами P. W.
– P. W., – озадаченно произнес он, глядя на этикетку. – Что это значит?
– Не удивлюсь, если это означает «портвейн», – серьезно ответил космополит. Вы же заказывали портвейн, да?
– Ну конечно, так и есть!
– Такие маленькие загадки нетрудно решить, – произнес космополит, скрестив ноги под столом.
Это простое замечание ускользнуло от слуха незнакомца,[191] который продолжал разглядывать бутылку. Он потирал руки слегка желтушного оттенка, а потом со странным смешком, похожим на чириканье, воскликнул:
– Доброе вино, доброе вино; оно как раз годится для укрепления добрых дружеских чувств! – он наполнил бокалы, придвинул один к космополиту и продолжал с оттенком высокомерия: – Да постигнет злая участь тех мрачных скептиков, которые считают, что в наши дни хорошее и чистое вино нельзя купить ни за какие деньги, и что почти все сорта, которые имеются в продаже, являются винтажами из лабораторий, а не виноградников. Они доходят до вымыслов, как будто большинство барменов представляют собой неких Бринвилье[192] мужского пола с любезными манерами, которые злоумышляют против своих лучших друзей, своих клиентов.
По лицу космополита промелькнула тень. После минутного размышления он поднял голову и сказал:
– Дорогой Чарли, я давно полагал, что в наши дни отношение к вину, проявляемое многими людьми, – это один из самых болезненных примеров недоверия. Посмотрите на эти бокалы. Человек, не доверяющий сладостному яду этого вина, не верит в причастие Гебы.[193] Что касается подозрений относительно виноторговцев и продавцов вина, то люди с такими подозрениями имеют лишь ограниченную веру в человеческое сердце. Для них каждое человеческое сердце подобно бутылке портвейна, – но не такого, как этот, а такого, какой они продают. Это клеветники и очернители, не верящие ни во что, даже в самые священные вещи. Вера в лекарства и вино для причастия ускользает от них. Они в равной мере считают врача с его флаконами или священника с его чашей для причастия невольными распространителями фальшивых снадобий для умирающих.
– Это ужасно!
– В самом деле, ужасно, – с торжественным видом произнес космополит. – Такие люди вонзают нож в самую душу доверия. Если это вино… – он выразительно приподнял свой бокал, – …если это вино, с его блестящей надеждой на лучшее, является фальшивым, то как быть с человеком, который не в состоянии дать такую же яркую надежду?
– Какой кошмар!
– Но это слишком мрачно, чтобы быть правдой. Давайте забудем об этом, Чарли. Сегодня вы – мой конферансье, но до сих пор не произнесли тост. Я жду!
– Пардон, пардон, – наполовину смущенно, наполовину демонстративно поднимая бокал. – Я пью за ваше здоровье, Фрэнк, – поверьте, от всего сердца.
Он отпил маленький глоток, скорее для виду, чем по-настоящему, но все равно невольно скривил губы.
– А я в ответ так же искренне пью за вас это доброе вино, – ответил космополит. Он широким жестом поднес бокал к губам и сделал щедрый глоток,
