Я - Джеки Чан - Джеки Чан

Я несмело улыбнулся своим друзьям.

- Давайте пока не будем говорить о деньгах, - предложил я. - Считайте это началом нового приключения.

Юань Квай сплюнул на землю.

- Если хочешь приключений, поезжай в Африку, - заметил он. - Ты ведь говорил, что это высококлассная затея.

Я толкнул его в плечо.

- Высокий класс - это люди, а не смета. Ты считаешь себя достаточно высококлассным, чтобы стать помощником постановщика трюков? Докажи это, братец.

Он закатил глаза и вздохнул.

Мы следили за тем, как оператор пнул ногой низкопробный, бутафорский деревянный скелет и едва не уронил на землю хрупкий фасад здания.

- Высокий класс должен быть во всем, - продолжил Юань Квай. - Я всегда хотел вести роскошный образ жизни.

- Хочешь еще получить? - спросил я, заскрипев зубами.

Откровенно говоря, фильм был ужасным. Я не хотел обижать Бяо таким мнением, тем более что скверными была большая часть фильмов, в которых мы снимались, а некоторые оказывались просто отвратительными. Однако меня волновал только процесс, и именно ради него я, Юань Бяо и Юань Квай старались изо всех сил.

И мне это нравилось.

Я обнаружил, что получаю огромное удовольствие от возможности принимать решения и отдавать распоряжения - не потому, что мне нравилось быть большой шишкой, но потому, что я наконец-то получил шанс менять окружающий мир. Я даже смог сняться в этом фильме и сыграл мужскую роль второго плана, хотя и не очень горжусь тем, как это получилось. Думаю, мне еще предстояло очень многое узнать об актерском искусстве раньше я всегда считал, что слово "свобода" означает только одно: никто не указывает мне, что нужно делать, но теперь я понял - оно означает уметь управлять, создавать и творить.

К сожалению, я не мог сделать только одного: заставить зрителей смотреть этот фильм, сборы от которого составили всего семьдесят тысяч гонконгских долларов - настоящая катастрофа. Бао был совершенно подавлен, а директор студии "Да Ди" пытался найти в случившемся какие-то положительные стороны.

- Не волнуйтесь, ребятки, Это еще не конец света, И не конец "Большой Земли"! - хихикал он. - Мы поправим дела следующим фильмом.

Следующий фильм назывался "Женщина-полицейский", и он действительно стал лучше "Героини". Не намного лучше, однако мы уже получили несколько уроков и, как мне кажется, извлекли из них прок. Затем мы с нетерпением ожидали статистики сборов в надежде, что по крайней мере покроем затраты и, быть может, заработаем достаточно денег, чтобы выплатить задержанную зарплату, которая накапливалась, как снежный ком.

Чуда не случилось. "Женщина-полицейский" стала еще одним крахом.

Фильм действительно был не очень хорошим, но провалился он не только по этой причине. В то время произошло нечто совершенно ужасное.

Умер Брюс Ли - человек, который преобразил кинопромышленность Гонконга, который сделал фильмы с боевыми искусствами известными всему миру, - и по какой-то причине вместе с ним умирал и весь кинобизнес. Люди уже не хотели смотреть фильмы с драками; они потянулись к мелодрамам, любовным историям, комедиям - туда, где не витал дух покойного Брюса. Отчаявшиеся продюсеры пытались воскресить его самыми нелепыми и оскорбительными способами: они выпускали дешевые фильмы-копии, в которых снимались фальшивые подмены актеры, называвшие себя Брюс Лай, Брюс Лин, Брюс Лам. Но одурачить никого не удавалось, и эти фильмы смотрели очень немногие люди.

В тот день, когда бухгалтер огласил нам цифры, лицо директора побледнело, а Бао выглядел так, словно вот-вот расплачется. Я не знал, что сказать, и потому держал рот на замке. Казалось, произошло нечто страшное.

Иногда я ненавижу те случаи, когда оказываюсь прав. В конце того трагического дня директор и несколько администраторов "Да Ди" вызвали меня на совещание. Бао уже ушел, не сказав никому ни слова.

- Привет, Юань Лун. Проходи, - сказал директор (в то время я все еще пользовался именем Старшего Брата). - Я должен кое-что тебе сообщить, и я знаю, что это тебя расстроит. Да я и сам чувствую себя подавленным.

Он с неловкостью посмотрел на остальных начальников, которые старательно блуждали взглядами по комнате.

- Что случилось? - спросил я, испытывая странное ощущение, что мне и так понятно, что он сейчас скажет. Я уже прошел через это, когда снимался в глупом фильме "Маленький Тигр из Кантона", и теперь подозревал, что тот же тигр снова укусит меня за задницу.

- Мы решили распустить компанию, - сказал он. - У нас больше нет денег, и мы даже не в состоянии выплатить зарплату. Мне очень жаль.

Он уронил голову на руки:

- Мне так жаль...

Я посмотрел на остальных - все они внезапно стали какими-то старыми и усталыми. Я кивнул, развернулся и вышел из здания.

- Что случилось, Старший Брат? - Юань Бяо заметил меня бредущим по улице. - Что происходит?

- Ничего, - ответил я. - Уже ничего не происходит. Все кончилось. Они не смогут нам заплатить, они больше не будут снимать кино, а мы опять оказались на улице.

Юань Бяо казался потрясенным, его плечи ссутулились. Он работал в кинобизнесе не так долго, как я, - в свои девятнадцать я уже был настоящим ветераном. У меня были сбережения в банке, и я мог позволить себе какое-то время оставаться без работы, но Юань Бяо боролся за существование, и я понимал, что эта потеря стала для него большим ударом. Я похлопал его по плечу.

- Не волнуйся! - сказал я. - Все не так страшно. Позвони завтра Само. Я уверен, что у него найдется для тебя работа. И, кстати, они все же дали нам немного денег перед увольнением. Давай не будем грустить о завершении этого дела и отпразднуем сегодня же вечером начало новой жизни, что бы она нам ни принесла!

Он просветлел, и вскоре уже смеялся. Мы пошли ко мне домой. Я снял со счета все свои сбережения - около восьмисот гонконгских долларов, - а Юань Бяо тем временем сбегал позвонить Юань Кваю и сообщил ему плохие (и хорошие) новости.

Когда к нам присоединился Юань Квай, мы направились в самый злачный район и потратили свои "премиальные" на безумную ночь с выпивкой и азартными играми. К тому времени, когда мы разошлись по домам, у меня в кармане осталась всего десятка, а в голове - ужасающая боль.

Я проспал весь следующий день и проснулся только вечером - как раз вовремя, чтобы отдать последние десять долларов за ужин в ближайшем ресторане.

Итак, я докатился до самого дна. У меня не было ни работы, ни денег, ни подружки - ничего, кроме одежды на мне и самодельной мебели.

Мне оставалось только одно.

- Папа? - сказал я голосу, донесшемуся по межконтинентальной телефонной линии. - Я еду домой.

Следующие несколько дней я жил на деньги, одолженные у домовладельца, и ждал, пока отец пришлет мне билет в Австралию. Друзьям и братьям я ничего не сказал: мне не хотелось, чтобы они беспокоились или пытались убедить меня остаться, - это решение и так стало для меня очень трудным.

На всем протяжении полета я напоминал себе, что кино - это далеко не все, что для честолюбивого молодого человека существует множество возможностей карьеры. Я могу стать полицейским, поваром... "Может быть, делать мебель", - с горьким смешком подумал я. Для этого не обязательно было оставаться в Гонконге, а Гонконг, без сомнения, не нуждался во мне.

Однако, когда самолет коснулся земли Австралии, действительность нанесла мне суровый удар. Я бродил с сумкой по аэропорту в поисках родителей и был совершенно озадачен данными мне инструкциями. Я не мог заметить ни одной приметы из тех, о которых они упоминали. Здесь было очень много людей, но ни один не говорил по-китайски. Когда я подходил к кому-нибудь со своим клочком бумаги, на котором внучка домовладельца аккуратно записала адрес и телефонный номер посольства, люди смотрели на мои черные волосы, спускавшиеся до плеч, на мои азиатские черты лица и бедную одежду и отворачивались.

Я был один, без родителей в полной чужеземцев стране. Вернее, я сам был чужаком и навсегда им останусь.

Наконец мне удалось отыскать одну служащую, которая немного говорила по-китайски. Она сообщила, что я не просто заблудился - я оказался в совершенно другом городе! Самолет приземлился в Сиднее, крупнейшем городе Австралии, а мои родители жили в Канберре - от этого места столицу отделял короткий перелет, и все же она была достаточно далеко, чтобы записанный от руки адрес стал невразумительным и бесполезным.

С помощью этой служащей я сел на нужный рейс и добрался в город своих родителей на несколько часов позже, чем предполагал.

Взлетное поле Канберры, на которое я вышел, было бурым и пыльным, а небо и пейзаж совершенно чужими. Я прошелся по аэропорту в поисках родителей. Здесь было не такое столпотворение, как в Сиднее, и я не волновался о том, что не смогу их найти, - если, конечно, они все еще меня ждут.