Баламут 2 - Василий Горъ

в этот раз беседа повеселила: заместитель главы Второго Департамента Министерства Юстиции явился на «аудиенцию» в плавках, в резиновых шлепках и с полотенцем на плече, поинтересовался, не будем ли мы возражать против беседы во время небольшого заплыва, и рассказывал последние новости, неспешно скользя по водной глади!

Первая «новость» новостью не стала — о том, что отдельная группа специального назначения «Аз», состоящая из боевиков-Грандов, наведалась в поместья Ларионовых, Мавриных, Новицких и Островских, нам уже сообщил Владислав Мстиславович. И даже скинул нарезку из записей «вразумления неразумных». Но мы все равно выслушали весьма эмоциональный рассказ действительного статского советника, ибо он описал не только разрушения, но и реакцию высшего света Дагомыса на гнев будущего Императора. Зато вторая новость заставила меня влезть в программу «банк-клиент», убедиться в получении миллиона рублей и задать собеседнику односложный, но емкий вопрос:

— Как?!

Мужчина пожал плечами:

— Связался с главой тюменской ветви рода Елисеевых, зачитал текст императорского указа о введении почетного титула «Опора Долгоруких», назвал фамилию, имя и отчество единственного награжденного и рассказал, чем для четырех самых влиятельных родов Дагомыса закончился конфликт с вашей командой.

Я сказал ему спасибо и спросил, как продвигается расследование.

— Все, что требовалось сделать здесь, в Дагомысе, уже сделано, так что через полтора часа я улечу в Великий Новгород. Опрашивать жертв насилия буду уже там. А окончательно завершу работу над делом к концу месяца… — сообщил Кондаков и устало улыбнулся: — Но в столице моря нет, вот я и счел возможным объединить приятное с полезным.

Навязывать свое общество он не стал — закончив отвечать на вопросы, признался, что весь день мечтал заплыть подальше, пожелал нам хорошего завершения отдыха, попрощался и уплыл в темноту. Мы развернулись на месте, вернулись к берегу, собрались, дошли до стоянки и поехали домой.

По дороге обсудили планы на оставшиеся часы пребывания на югах, пришли к выводу, что выбираться в город неохота, и решили продолжить отдых, проведя первые натурные испытания нашего хамама.

Пока он разогревался, наведались на кухню, забили поднос фруктами, соками, бокалами и столовыми приборами, спустили в комнату отдыха, которая, оказывается, называлась забавным словом «кейф», и пошли смывать морскую соль в душевую — пештемаль. Ополоснувшись и согревшись в этом помещении, перебрались в парную — харарет. Там застелили полотенцами огромную мраморную площадку, и женщины, уложив меня в самый центр, куда-то унеслись.

Вернулись довольно быстро, сложили на ажурный каменный столик возле небольшого бассейна какие-то рукавицы, мыло и десяток стеклянных флаконов с разноцветным содержимым, скинули саронги, попадали возле меня и прочли целую лекцию о том, как правильно париться в турецкой бане.

Услышав из их уст слово «массаж», я обрадовался. И не зря: как только на моей коже выступили капельки пота, дамы нацепили рукавицы и в четыре руки принялись превращать меня в счастливую медузу. Мяли медленно, не пропуская ни сантиметра тела и, если верить щупу, получали от процесса как бы не больше удовольствия, чем я. Кстати, это удовольствие было настолько спокойным и светлым, что «убивало» искорки желания, изредка возникавшие в моем сознании при виде восхитительно сексуальных обнаженных тел, из-за касаний упругих прелестей или воспоминаний о близости с каждой из этих женщин. А последовавшее за массажем очищение кожи ароматным мылом и маслами окончательно умиротворило. Поэтому во время второго захода в эту парилку я помог Даше расслабить Лару, во время третьего вместе с Шаховой размял Долгорукую и ни разу не потерял головы.

Это состояние души не покинуло меня и в кейфе. Поэтому ближе к полуночи, поднявшись вместе с дамами на хозяйский этаж и почувствовав через щуп, насколько Язве не хочется уходить в отдельную спальню, я молча повел женщину в нашу. А когда она вопросительно уставилась мне в глаза, мягко улыбнулся:

— Тебе будет жутко не хватать нас, а нам — тебя.

Она благодарно потерлась щекой о мое плечо и чуть-чуть ускорила шаг. А через несколько минут, забравшись к нам под одеяло, вжалась в мой левый бок, привычно задвинула колено на бедро и расфокусировала взгляд:

— Вы, наверное, не поверите, но меня страшно тянет за Стену. Причем не на Базу, а в саму Багряную Зону. Да, в ней нет моря, хамама, спортивных автомобилей и горячей воды, зато…

— …каждый раз, устраиваясь на дневку или ночлег, ты укладываешься рядом с Баламутом, верно? — беззлобно подколола ее Долгорукая.

— Я действительно настолько привыкла спать рядом с Ратом, что этой ночью не сомкнула глаз… — призналась Шахова и потерлась щекой о мою грудную мышцу. — Но мне не хватает не только этого: там, за Стеной, мы вместе круглые сутки; там абсолютное большинство проблем решаются ударом заклинания или ножа; там нет необходимости встречаться с людьми, от которых воротит; там…

— Прости… — расстроено выдохнула Долгорукая, шарахнув через щуп чувством вины.

Лариса Яковлевна накрыла ее ладошку своей и переплела пальцы:

— Даш, это не укор, а констатация факта: тут, в Большом Мире, каждый из нас делает то, что должно, так как диктует ЭТА жизнь. А там все проще и намного честнее.

— Язва тебя любит, Даш… — негромко сказал я, почувствовав, что этот монолог Долгорукую не успокоил. — В ее эмоциях столько тепла и нежности, что не передать словами. Кстати, дамы, как насчет того…

— Ра-а-ат… — перебила меня Бестия, приподнялась на локте и умоляюще посмотрела в глаза: — Не называй нас, пожалуйста, дамами, а то я чувствую себя старухой, прибившейся к мальчишке, хотя считаю тебя состоявшимся взрослым мужчиной и понимаю, что ты, вероятнее всего, все никак не подберешь этому обращению подходящую альтернативу.

Я невольно усмехнулся:

— Так и есть. Называть вас красавицами не могу, так как преклоняюсь перед вами, как перед Личностями, а это обращение задвигает человеческие качества на второй план. Нравится слово «девчата», но я не уверен, что оно… ляжет вам на душу. То же самое и со словом «ми»…

— Совет примешь? — спросила Язва, не став дослушивать этот монолог.

— Конечно!

— Забудь о нашем возрасте и обо всем, что с ним связано: в твоих глазах мы жаждем видеть себя юными, обворожительно красивыми, беззаботными и шаловливыми девицами!

Я чувствовал в ее эмоциях чуть больше того, что прозвучало, задавил неуместное желание извиниться за тупость и прижал к себе обеих женщин:

— Вы обворожительно красивы, беззаботны, невероятно шаловливы и… в моих представлениях молодеете каждый божий день! Кстати, Даш, в тот момент, когда ты меня перебила, я хотел поделиться идеей, которая не дает мне покоя с самого рассвета.

— Мы все внимание! — воскликнула Шахова, а Долгорукая, явно обратив