Ностальгия по чужбине. Книга вторая - Йосеф Шагал
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мне это известно, — равнодушно кивнула женщина.
— Тогда объясните толком порядки в вашем зверинце — что можно делать и чего нельзя?
— А без оскорблений можно? — густые брови капитана нахмурились.
— Постараюсь, — вздохнул Витяня и посмотрел на Ингрид. — Моя жена может сесть рядом со мной?
Капитан, помедлив секунду, кивнула.
— Виктор! — Ингрид бросилась к Мишину и уткнулась головой в его плечо. Не в силах что-то сказать, Витяня гладил ее волосы и беззвучно шевелил губами.
— Почему ты молчишь? — спросила Ингрид по-датски и приподняла голову. — Они тебе что-то сдела…
— Разговаривать только по-английски, — вновь напомнила о себе капитан внутренних войск. На ее белом лице, словно намертво приклеенное, застыло выражение брезгливости, словно под ее наблюдением находились не люди, а две принюхивающиеся друг к другу омерзительные крысы, выползшие наружу невесть из какой ямы.
— А как насчет русского? — Мишин повернул голову к женщине в мундире. Лицо его побагровело от ненависти.
— В каком смысле?
— Ну, на русском разговаривать можно?
— Да, по инструкции можно.
— Тогда пошла ты, кошелка драная, знаешь, куда? К е…
— Это твое последнее хамство, дебил! — пронзительно взвизгнула женщина, угрожающе выставив указательный палец с обкусанным, ненаманикюренным ногтем. — Попробуешь еще раз, — и я сразу же прикажу увести твою ненаглядную! И больше ее никогда не увидишь! Понял, кретин?! И учти: больше предупреждать не буду!
— Что она говорит? — по-английски спросила Ингрид.
— Господи, какое счастье, что ты не русская! — пробормотал Витяня и взял жену за руку. — Как и значительная часть русской народной лексики, это непереводимо. Лучше скажи мне, как ты?
— Все в порядке милый… — Ингрид прижалась к плечу мужа и прерывисто вздохнула. — Все в полном порядке…
— Да уж, — буркнул Витяня и с ненавистью покосился на надзирательницу с девичьей косой. — В полном порядке…
— Знаешь, я все равно верю, что в итоге все образуется, — тихо сказал Ингрид. — Что они хотят от тебя, милый?
— На этот вопрос отвечать нельзя! — вмешалась надзирательница.
— Извините… — Ингрид едва заметно вздрогнула и подняла голову, пытаясь заглянуть в глаза мужа. — Ты хорошо выглядишь, дорогой. Посвежел и цвет лица просто замечательный…
— Это все дым Отечества, — с ненавистью поддакнул Мишин и нежно погладил жену по плечу. — Когда вдыхаешь его без противогаза, молодеешь на глазах. Видишь ли, меня готовят к олимпийскому рекорду. Это…
— Немедленно прекратить! — встряла надсмотрщица.
— С тобой нормально обращаются, дорогая?
— Да, не беспокойся… — Ингрид быстро закивала. — Я получаю все необходимое. Питание хорошее, врач постоянно возле меня. Кстати, очень добрый и участливый человек…
— Ты вернешься домой, Ингрид, я обещаю тебе!
— Мы оба вернемся, Виктор!
— Вспомнила, что Ганс-Христиан Андерсен — твой соотечественник? — улыбнулся Мишин.
— Запомни, милый, без тебя мне никто не нужен! — Ингрид решительно мотнула головой. — Никто и никогда!
— Ты не подумала о нем, — Витяня осторожно прикоснулся к огромному животу.
— О ней, — мягко поправила Ингрид и вымученно улыбнулась.
— Откуда ты знаешь?
— Женщины чувствуют такие вещи.
— Прости меня, дорогая…
— За что я должна тебя прощать, Виктор? В чем ты виновен передо мной?
— Во всем. Я же предупреждал…
— Перестань немедленно! — Ингрид схватила руку Витяни и прижала ее к своей щеке. — Я ни о чем, слышишь, ни о чем не жалею! Я люблю тебя, дорогой мой! Люблю больше жизни, больше Бога! И теперь даже не представляю, как я вообще могла жить столько лет без этого чувства! Я каждый день, каждое утро благодарю судьбу за то, что она привела меня к тебе!..
— Все наоборот, — улыбнулся Мишин и вздохнул. — Меня к тебе.
— Какая разница?
— Действительно, никакой.
— Скажи мне что-нибудь…
— Во всем виноват только я… — Мишин притянул к себе голову Ингрид и глубоко вдохнул родной аромат волос. — Я знал, что будет так. И должен был что-то сделать. И вот, видишь, не сумел…
— Перестань себя винить!
— Если бы я только мог, Ингрид…
— Время свидания окончено! — бесстрастно сообщила надзирательница. — Больше ни слова!..
Они даже не успели попрощаться — в комнату решительно ворвалась коренастая деваха в кителе лейтенанта внутренних войск и увела Ингрид. Затем, смерив Витяню напоследок уничтожающим взглядом, из комнаты вышла капитан с родинкой…
Когда Мишина привезли обратно, «уазик» остановился не у его домика, а напротив трехэтажного строения, в котором размещалось начальство. Следуя строго позади, Кузин довел Витяню до третьего этажа и кивнул на обитую коричневыми дерматином дверь:
— У тебя, бля, сегодня, прямо день свиданий!..
— Завидуешь, урод? — Мишин безразлично пожал плечами.
— Ох, бля, отведу я на тебе душу, земляк! — прогудел Кузин, припечатывая двухпудовый кулак в раскрытую ладонь, похожую на маленькую копию экскаваторного ковша. — Пусть только команду дадут! Уж я бы, бля, постарался от души…
— Не расстраивайся, шкаф, — пробурчал Витяня и толкнул дверь. — Будет хлеб, будет и песня…
В комнате, где несколько недель назад с ним разговаривал генерал Карпеня, сидел Юлий Воронцов и, скептически усмехаясь, смотрел на Мишина.
— Какие люди! — хмыкнул Витяня и, не дожидаясь разрешения, сел на стул.
— Ну, Виктор, как ты нашел супругу? — снимая очки и небрежно засовывая их в нагрудный карман пиджака, спросил начальник ПГУ.
— Издеваться изволите, Юлий Александрович?
— Я так понимаю, это мне вместо спасибо?
— Ну, что вы! — Мишин рывком откинул со лба прядь соломенных волос. — Для моего персонального спасиба время еще не пришло…
— Никак угрожаешь? — ухмыльнулся Воронцов.
— Нет, — совершенно серьезно возразил Мишин и внимательно посмотрел на своего бывшего большого начальника. — Просто тешу себя иллюзиями. Чтобы окончательно не свихнуться мозгами…
— Помнится, в прошлый раз ты говорил о каких-то гарантиях, — подчеркнуто безразличным тоном процедил Воронцов. — Верно?
— Было такое дело.
— Ну и как? Сформулировать можешь?
— А какой смысл? — Витяня покорно сложил руки на коленях. — Мы же не верим друг другу, Юлий Александрович. Стало быть, никогда не договоримся. Патовая ситуация.
— И что будет?
— Ей-Богу, не знаю.
— И, все-таки, Виктор?
— Чего вы хотите от меня?
— Допустим, я отпущу твою жену?
— Вы это серьезно? — Мишин резко подался вперед.
— Я давал основания считать себя шутником?
— Ответьте на мой вопрос, Юлий Александрович!
— Нет, это ты скажи мне: что я буду иметь, если отпущу твою жену на все четыре стороны?
— Что будете иметь? — Мишин недоуменно пожал плечами. — Все!
— Все — это абстракция, — хмуро отрезал Воронцов. — А мне нужна совершенно конкретная вещь.
— Если это зависит от меня, вы ее получите…
— Надеюсь, ты не сомневаешься в серьезности наших намерений?
— Юлий Александрович, не тратьте зря время — мы же с вами одной крови!
— Я думал о нашем первом разговоре. Так вот, предлагаю тебе сделку, Мишин, — сухо произнес Воронцов. — Мужскую сделку — жизнь в обмен на жизнь. Сыграешь по НАШИМ правилам?
— О чьих жизнях идет речь, Юлий Александрович? Уточните, пожалуйста…
— Ценой своей головы ты убираешь жизнь одного человека. Но зато даришь ее сразу двум людям — своей жене и своему будущему ребенку, которые окажутся у себя дома, на свободе. Что скажешь?
— Хорошая сделка, — деловито кивнул Витяня.
— Я же говорил.
— А гарантии? Какие гарантии, Юлий Александрович, что именно так все и будет?
— Гарантии?.. — Воронцов встал, взял с полки бутылку коньяка, налил себе с треть фужера и, не предлагая Мишину, залпом выпил. — Гарантии стопроцентные! Ты меня знаешь, Виктор. Я умею многое: и ненавидеть, и достать хоть из-под земли, и слово офицера сдержать.
— Короче, вы предлагаете мне подписать собственный смертный приговор в обмен на свободу жены?
— Именно так.
— Я принимаю!
— Тогда, по рукам? — Воронцов протянул Витяне холеную ладонь.
— Не так быстро, Юлий Александрович! — Мишин усмехнулся. Его руки по-прежнему лежали на коленях. — Я готов сыграть по вашим правилам только после того, как вы меня убедите, что Ингрид действительно находится у себя дома, в Копенгагене. Причем подтверждения от ваших пэтэушников мне не нужны…
— Ты же профессионал, Виктор! — Воронцов недовольно передернул плечами. — И понимаешь, что до завершения операции отпустить ее я не могу.
— А это уже ваши проблемы, Юлий Александрович!