Тевтонский крест - Руслан Мельников

«Узнаю добжиньца, — подумал Бурцев. — И Збыслава тоже трудно не узнать».

— А с воеводой краковским Владиславом Клеменсом новгородцам драться приходилось? — осторожно поинтересовался он.

— Слыхали, слыхали о таком. Говорят, храбро бились поляки в его дружине, многих татар положили. Но воеводу одолел передовой отряд Кхайду-хана. Мы же краковских дружинников в глаза не видели.

У Бурцева отлегло от сердца: не хотелось бы ему когда-нибудь признаваться Аделаиде в том, что его соотечественники участвовали в штурме Кракова и разгроме дружины опекуна малопольской княжны.

— И чем же сейчас занимаются русичи в войске Кхайду?

— Видишь, вон — мешки? — Дмитрий указал на туго набитые и добротно увязанные кожаные бурдюки. — К этому грузу мы и приставлены. Вся наша новогородская дружина да еще лучники Бурангула в придачу.

— А что в мешках-то?

— Громовая смесь катайская да связки боевых горшков, ею набитых. Трясутся татары над зельем этим, что мамка над чадом. Даже когда Вроцлав брали, Кхайду велел держать его подальше от осадного тына. Сыма Цзян специально приезжал из-под вроцлавских стен за своими сосудами с громовой смесью. Он вообще частенько к нам захаживает. Все талдычит без умолку: мол, беречь нужно эти турсуки от воды и огня. От огня — так особенно. Да то нам и без его указаний ведомо. Навидались ужо, на что способен громовой порошок-то.

Однако ж! Кхайду-хан доверил союзникам-русичам охранять порох! Ответственный пост, ничего не скажешь. Видать, отношения между новгородцами и степняками в этом походе самые что ни на есть добросердечные. Вот так, господа историки, начинается пресловутое татаро-монгольское «иго».

Глава 50

Быстроногую молодую кобылицу по кличке Стрела Бурцев получил в ту же ночь. Оружие и прочее снаряжение — на следующей стоянке.

Кольчуга покойного Федора и куполообразный шлем с наносником пришлись впору. Щит Бурцеву Дмитрий тоже вручил из новгородских запасов — не треугольный, рыцарский, а круглый, какими пользевались в бою русские дружинники. А вот вместо меча Бурцев подобрал себе татарскую саблю — крепкую, гибкую, не очень длинную, зато легкую. В конных схватках рубиться такой — одно удовольствие, да и пешего противника сечь сверху сподручнее.

Только оружием дальнего боя ему обзавестись не удалось. Арбалеты в татарском войске почти не использовались, ну а луки…

Дмитрий дал подержать один. Да уж! Жалкие самоделки стрелков из лесной ватаги дядьки Адама не шли ни в какое сравнение с этой убойной машиной. Сила, скрытая в упругих изгибах, казалось, способна метать стрелы без участия стрелка. За долгие века нескончаемых степных стычек кочевники создали поистине идеальное орудие убийства на расстоянии.

Гуннская — с двумя изгибами — форма; накладная — из дерева, усиленного рогом основа; звенящая тетива сложного плетения… Лук был покрыт специальным лаком, предохраняющим оружие от влаги и пересыхания. А длинные стрелы с тяжелыми наконечниками, закаленными особым образом в солевом растворе, выглядели весьма впечатляюще.

Дмитрий уверял, что ТАКИЕ стрелы, выпущенные из ТАКОГО лука, пробивают любую броню, а по дальности полета не уступают болтам польских и немецких арбалетов. Причем опытные лучники накладывают на тетиву и метают в бою по две-три стрелы сразу. Ну а что до меткости стрелков, то… В общем, дядька Адам отдыхает.

— Татары учатся стрелять из лука, так же как и ездить на лошади, сызмальства, — пояснил новгородец. — Первые малые луки-игрушки они получают от родителей уже в три-четыре года. А в отрочестве прекрасно владеют серьезным оружием, годным не только для охоты, но и для войны. Лук же взрослого воина ты держишь сейчас в своих руках, Василь.

Бурцев попробовал натянуть лук взрослого воина. Увы и ах! Видать, не те мышцы качал. Слабоват он еще для подобных тренажеров. Дядька Адам — тот, может быть, и совладал бы, а вот омоновец, больше привыкший палить на стрельбищах из автомата, — никак. Арбалет — еще куда ни шло, но вот лук степняка…

Как справиться с упругой косичкой воловьих жил, как удерживать ноющими пальцами тугую тетиву и стрелу, как прицелиться, да на полном скаку?! Нет, все это было выше его понимания.

— Ладно, не пытайся. — Дмитрий забрал лук. — Все равно наша дружина больше врукопашную рубится.

Помимо оружия Бурцева снабдили всем необходимым для похода. Хан Кхайду не требовал от союзников вооружаться по монгольскому образцу. Зато прочая амуниция оказалась унифицирована в лучших традициях регулярной армии. У каждого воина была палатка или хотя бы пара теплых шкур. Кроме того, в походе ему полагалось иметь два кожаных мешка-турсука. Мешки эти использовались не только для хранения воды и пищи, но и при переправах через реки. Надутые воздухом, они хорошо держали на воде и человека, и его поклажу.

Походное меню в войске кочевников было без изысков: просо, вяленое мясо да сухой кислый сыр-крута. Ну и, конечно, провиант, что доставался им по праву победителя на захваченных землях. Если припасы истощались, войско могло обходиться без воды и пищи до десяти дней. Степняки просто пускали кровь лошадям и пили ее. Впрочем, польские княжества — не безжизненные выжженные солнцем степи. Здесь пить лошадиную кровь пока еще никому не приходилось.

Кроме запасов провизии и воды, каждый воин хана вез с собой веревки, походный топор, сито для просеивания муки и очистки грязной воды, шило, нитки, иголки, пилки для затачивания оружия.

— Кстати, — заметил Дмитрий. — За отсутствие любого из этих предметов Чингисхан мог казнить своего воина. Кхайду не столь строг, особенно с союзниками, и из-за потерянной иголки головы не лишает. Но вот трусость в бою карается без пощады. Побежит с поля брани один человек — казнят весь десяток. Побежит десяток — казнят сотню. Казней не будет лишь в том случае, если в бегство обратится все войско. Но такого, по крайней мере при мне, еще не случалось.

Еще бы! Трудно обратить в бегство армию, каждый солдат которой знает, что, спасая собственную шкуру, он обрекает на неминуемую смерть себя и своих товарищей после сражения. Ни шагу назад, в общем… Законы военного времени покруче сталинских расстрелов на передовой.

— Поэтому предупреждаю сразу, Василь, — продолжал Дмитрий. — Коль увижу, что ты начинаешь пятиться перед супостатом, зарублю вот этим самым мечом.

Бурцев промолчал. Но раз уж на то пошло, то же самое вправе сделать и он, стоит десятнику смалодушничать в бою.

— Зато можешь быть спокоен, — Дмитрий подмигнул. — В полон тебя ни поляки, ни тевтоны не возьмут. Мы не позволим. С этим тоже строго: если кого-нибудь пленят, татары опять-таки убивают весь десяток.

Бурцев вспомнил брата Себастьяна с его пыточным арсеналом. Пожалуй, татаро-монгольский вариант круговой поруки — не такая уж и плохая вещь.

Знакомое уже «Бр-р-рум-бам-п» громыхнуло вдруг где-то на краю лагеря. И еще раз, и еще.

— В чем дело? — встревожился Бурцев. — Нападение?

— Нет, — мотнул головой десятник. — Сигнал сбора на казнь. То, о чем я тебе говорил. Смерть — она легка на помине.

— И часто у вас такое происходит?

— Не-а. С тех пор, как вошли на польские земли, — в первый раз. Так что, думаю, стоит посмотреть. Особенно тебе, Василь. Оно полезно будет. Идем!

В «полезности» предстоящего зрелища Бурцев сомневался. Но последнее слово десятника прозвучало как приказ. А в войске, где царят столь крутые нравы, пререкаться с командиром — себе дороже. Он предпочел не ерепениться. Пока, по крайней мере.

Глава 51

Мрачное действо происходило в круге, освещенном множеством факелов — их держали неподвижные воины с угрюмыми лицами и обнаженными саблями. Огонь шипел, злобно плевался яркими брызгами, чадил в черное небо густым дымом, то и дело вздрагивал на ветру, отражаясь в стали клинков и узких щелочках глаз одинаково недобрым блеском.

Барабанщики за пределами огненного круга мерно поднимали и опускали огромные колотушки на натянутую кожу своих тамтамов.

Суровые лица, суровые взгляды…

В центре круга располагалось странное сооружение. Несколько жердей, врытых в землю, отдаленно напоминали каркас юрты, еще не покрытой шкурами. Поверх этой ребристой конструкции были перекинуты веревки из конского волоса. На веревках в хитроумном переплетении узлов покачивались топор и с пяток тяжелых камней в прочной сетке. Под ними — бревно.

Плаха, что ли? Да нет, больше похоже на… Неужто гильотина? Ну конечно! Веревки скручены не абы как: привязанный к ним топор рухнет точно на деревянную колоду, а каменная гроздь, навешанная для тяжести, придаст удару достаточную силу, чтобы отделить голову от тела. Наивные французы, гордящиеся изобретением своей великой революции. Знали бы они…

С дюжину осужденных лежали лицом вниз на голой земле. Все без оружия и доспехов. Но по одеждам можно различить их прежний статус. Большая часть — нукеры какого-то князя-нойона. Сам князек, похоже, валяется тут же. Простых лучников карачу было лишь двое. Один трясся мелкой дрожью. Остальные осужденные ждали исполнения приговора с завидным достоинством.