Противостояние - Вячеслав Шалыгин

Сержант поднялся на четвереньки, быстро преодолел десяток метров, снова упал, перекатился, выдернул из футляра «Плеть» и, приподнявшись на локте, взмахнул гибким оружием над головой. «Плеть» мгновенно вытянулась на максимальные пятнадцать метров, и шарик на ее конце глухо брякнул о броню раптора справа от шпиона. Машина тут же зависла. Гелашвили совершил новое плавное круговое движение кистью, и «Плеть» снова вытянулась, теперь в направлении раптора слева от Рихтера. Биомех слева тоже застыл изваянием, но тут в дело вмешался носорог.

«Динамовский» автобус сообразил, что на выручку жертве пришел более опасный противник, и решил применить новый сценарий охоты. Между шипами на морде железного чудовища вспыхнула электрическая дуга, а затем с кончиков шипов посыпались многочисленные мелкие искры. Выглядела вся эта иллюминация устрашающе, но сержант точно знал, что никакой опасности искры и дуга не представляют, опасность была впереди. Секундой позже на месте дуги появилась крупная шаровая молния. Короткий миг она висела между шипами на морде носорога, а затем сорвалась с насиженного места и рванулась в сторону Кольцова-Рихтера.

Хорошо, что фальшивый капитан был все-таки настоящим бойцом. Он не запаниковал и не дернулся раньше времени. Он выждал, когда «шаровуха» преодолеет половину пути до его позиции, и вдруг резко откатился в сторону.

Молния врезалась в землю точно там, где вот только что лежал капитан. Щебень и зола поднялись в воздух высоким фонтаном, а тугой хлопок взрыва резанул по ушам.

Гелашвили пригнулся, затем снова поднял голову и оценил результат. Рихтер уцелел, но лежал без движения, видимо, его все-таки слегка контузило. В общем-то сержанту именно это и требовалось.

Он снова взял низкий старт, в три прыжка добрался до Рихтера, одним рывком взвалил бесчувственного шпиона на плечо, дал отмашку «Плетью», отгоняя рапторов, и снова в три прыжка вернулся под прикрытие руин высотки.

Носорог успел плюнуть вслед ловкому человеку еще одной шаровой молнией, но Гелашвили был уже вне зоны поражения, поэтому энергетический снаряд лишь наделал шума и поднял в воздух еще один фонтан из щебня и пыли.

– Упитанный ты, командир, – сержант без всякого почтения сбросил шпиона на землю, завел шпиону руки за спину и туго стянул проволочными вязками. – Давай, очухивайся!

Гелашвили перевернул Рихтера на спину и влепил ему пощечину. Шпион часто заморгал, дернулся, пытаясь подняться, но уткнулся носом в ствол собственного «Страйка», теперь перешедшего в распоряжение Гелашвили, и угомонился. Сдался или нет – вопрос, но притих.

– Пойдешь сам или мне вас обоих на горбу переть? – сержант продемонстрировал шпиону «Плеть».

– Гелашвили, это все недоразумение, – Кольцов поерзал. – Бизнес, понимаешь?

– Понимаю, – спокойно ответил сержант. – Так что, сам пойдешь?

– Конечно, сам, – Рихтер сел. – И Галимова помогу донести, развяжи!

– Контрразведчики развяжут, – сержант ухватил пленника за ворот и поставил на ноги. – Дернешься, даже просто споткнешься – стреляю, договорились?

– Жора, ну что ты, право слово! – Рихтер огорченно вздохнул. – Мы же полтора года в одной упряжке!

– Выходит, что не в одной, – Гелашвили спрятал «Плеть» и «Страйк», взвалил себе на спину Галимова и перехватил поудобнее свободной рукой импульсник. – Шагай вперед, брат… как там тебя… Руперт?

– Капитан Кольцов, – буркнул пленник.

– Ну да, – сержант хмыкнул. – Вперед, брат Кольцов. На базу.

– Отставить, – Рихтер коротко мотнул головой. – Мне приказ пришел, еще когда мы на парковке загорали, база закрыта на карантин. Там тоже троянская зараза бушует.

– Надо же, – Гелашвили недоверчиво усмехнулся. – И куда пойдем? В расположение местного отряда Ордена?

– Штаб чистильщиков в запасной бункер переехал, – игнорируя вопросы сержанта, сказал Рихтер. – Под церковью Иконы Божьей Матери на Ходынском поле.

– Ближний свет! – Гелашвили присвистнул.

– Это только так называется «на Ходынском поле». Реально она в двух шагах от Октябрьского поля находится, где перекресток Конева и Рыбалко.

– Чуть лучше, – сержант кивнул. – Хотя ничего «лучшего»! В трех шагах от тамбура! Другого места не могли найти?

– Вопрос к штабным.

– А не врешь, брат Рутгер?

– Кольцов! Кирилл Кольцов!

– Да заткнись ты! – сержант сильно ткнул стволом ИПП шпиона в спину. – И отвечай на вопрос – не врешь?!

– Не вру! – огрызнулся Рихтер. – Получи копию, если не веришь!

Шпион перекинул на имплант-коммуникатор сержанту официальный приказ штаба бригады. Гелашвили на несколько секунд задумался, перечитывая приказ и пытаясь найти в нем признаки фальшивки, но ничего не нашел и успокоился.

– Ладно, брат Роджер, шагай к Октябрьскому полю. Да смотри там, ушами по щекам не хлопай, железки кругом.

– Сам знаю, – буркнул Рихтер и пошагал вперед. – Дорвался до власти… Кутузов…

– Ты что-то пробубнил? – Гелашвили снова ткнул пленника стволом ИПП в спину.

– Ничего.

– Тогда молчи совсем, – сержант резко смягчил интонации. – От греха подальше, лучше молчи, Кольцов. По-человечески тебя прошу… в последний раз.

Мягкий тон Гелашвили убедил Рихтера гораздо сильнее, чем ругань и угрозы. За полтора года совместной службы Кольцов неплохо изучил сержанта. Виртуозно ругался и покрикивал Жора всегда и на всех, но в этом не было частицы его сердца. А вот когда Гелашвили говорил тихо, мягко и серьезно, в слова он вкладывал всю душу и особый смысл.

То есть когда он говорил «прошу в последний раз», можно было не сомневаться, следующего «раза» не будет. Будет пуля в затылок, и точка.

Провал – это самое обидное, что может случиться со шпионом. Мысль на первый взгляд банальная, но если вдуматься, очень даже глубокая. Ведь шпиона могут и отозвать, как не оправдавшего доверие Центра, или случайно ранить, а то и убить. Тоже обидные варианты. Последний так и вовсе скверный, хуже не придумаешь. Но провал все-таки обиднее. Он убивает не тело, но душу. Особенно если душа неотделима от чувства собственного достоинства. А кто такой человек без души? Живой механизм и только. Сокращенно – биомех. От слов «биос», то есть жизнь, и «механика». Или, как было принято говорить до Большой зачистки 2056 года, – механоид. В переводе – «подобный механизму». К разумным машинам термин применялся неправильно, ведь они не «механоподобные» изделия, а механизмы и есть. Потому его и выкинули из официального словаря. Зато к людям с «убитой» душой его можно применять до сих пор, причем с чистой совестью.

Брат Рихтер механически переставлял ноги, рефлекторно останавливался, приседал или прятался, если видел биомехов, и автоматически обходил опасные места и ловушки. То есть вел себя действительно словно какой-то механоид. Вроде бы живой, мыслящий, но во всех своих поступках «подобный механизму», подобный живой машине, выполняющей программу – любой ценой дойти до пункта назначения.

Моральное опустошение было просто критическим, и, кроме факта провала, виной тому были еще два момента. Первый – исчезло чудовищное напряжение, которое держало шпиона в тонусе все два года работы в тылу врага, и второй – Рихтер вдруг осознал, насколько бездарно прошла его жизнь. А в том, что она прошла, можно было не сомневаться. Военный трибунал Барьерной армии был суровой инстанцией. Шпионы и дезертиры ставились к стенке без вариантов. Шпионы в первую очередь.

«И ради чего? Ради каких высоких идеалов я загубил свою жизнь? Нет, формально все понятно. Орден спас мою жизнь три года назад, значит, она теперь принадлежит Ордену. Но ведь это лишь слова! Жизнь не должна зависеть от слов и обязательств. Она должна ими только регулироваться. Даже не она сама, а ее течение должно регулироваться словами. Только и всего. Так почему я должен отдавать собственную жизнь за какие-то немузыкальные звуки?! Как бездарно! Как глупо! Как обидно! Я ведь мог сделать столько важных дел, и раньше, и в будущем. Мог бы стать великим! Почему нет? Мог запросто! Если какой-то сталкер вдруг становится Избранным, почему мне не стать Великим? Такая текучая, подвижная и непредсказуемая жизнь в Зоне. Сегодня ты капитан спецназа, а завтра легко можешь стать генералом чистильщиков, или командором Ордена, или еще каким-нибудь важным человеком. В Зоне все возможно… Все было возможно… До провала».

За развалинами развлекательного центра «Юность» Рихтер автоматически свернул налево и сразу же прижался к стене дома на нечетной стороне улицы Маршала Рыбалко. В нескольких метрах прямо по курсу улицу перегораживала высокая баррикада.

Рихтер временно вынырнул из свинцового моря депрессии и осмотрелся. Нет, опасности баррикада не представляла. Ее построили не биомехи, а люди. Версию подтверждало то, что сделана искусственная преграда была из неметаллического хлама, а обрывки жестяных ветвей и колючих лиан автонов служили только маскировкой. Кроме того, опытный глаз Рихтера мгновенно засек огневые точки и позиции наблюдателей на вершине баррикады.