На закат от Мангазеи - Сергей Че

Их родственники из других городков уже лет двадцать с нами то и дело воюют. А некоторые, особенно те, что за Камнем, так и всю пару столетий, если не больше. Городков по тайге много. Сотни, если не тысячи. Вогульские, остякские, всякие другие. Союзные, вражьи. Сам черт ногу сломит. Но до этого мы точно не добирались. Если б мне сказали, что по реке за Чернолесьем есть канасгетский городок, я бы запомнил.

За воротами начинался длинный открытый сверху коридор, с обеих сторон зажатый стенами и заканчивающийся впереди еще одним воротным проемом. Бойниц здесь было в разы больше.

- Да, - тихо протянул воевода, крутя головой. - С наскоку такую крепостицу точно не взять. Даже если первые ворота снести, всех тут перестреляют, как куропаток. Это, дьяк, хорошо, что мы сюда попали. Смотри в оба, запоминай оборону.

- Нам бы отсюда выбраться. А ты уже штурм планируешь.

- Никогда не знаешь, что и когда может пригодиться.

Они миновали последние ворота и вышли в город.

Канасгеты явно не признавали прямых улиц. Все строения были разбросаны по холму в полном беспорядке, землянки с гнилой крышей, полуземлянки из потемневших бревен с покосившимися палисадниками, амбары на сваях, они возникали прямо на дороге и заставляли сворачивать, пробираться дворами, перепрыгивая через лужи, разгоняя собак и кур. Народу здесь было меньше, по пути попалось несколько зашуганных баб и пара детишек, да у кузни торчали сразу несколько канасгетов, судя по одежке и поясам – из свиты местного князька.

Пока они поднимались к оседлавшему холм терему, жилье становилось основательнее, землянки сменялись добротными избами, дворы скрывались заборами, а встречные бабы щеголяли в цветастых тряпках. Пару раз они миновали какие-то отдельно стоящие маленькие бревенчатые клетки, внутри которых торчали лупоглазые идолы и курились разбросанные по серебряным тарелкам пучки засушенных трав.

Терем вырос перед ними внезапно, огромный, высокий, похожий скорее на еще одну крепость, чем на жилье. В его внутренний двор вела узкая дорога, окруженная с обеих сторон высоким частоколом. Сейчас ее преграждали трое стражников в пластинчатых доспехах.

Увидев их, сопровождающий как-то сгорбился, подсеменил ближе и поклонился тому, кто стоял в середине. Тот даже не удостоил его взглядом, а только махнул рукой и что-то кратко приказал. Сопровождающий подскочил к пленникам, быстро снял с их шей веревки, смотал их и еще быстрее скрылся из виду, перемахнув через ближайшую изгородь.

Главный стражник шагнул в сторону и вежливым жестом пригласил пленников войти внутрь.

- Неплохое начало, - сказал воевода. – Сразу рубить головы вроде не собираются.

Они прошли мимо стражи, миновали дорогу вдоль нависающего над головой частокола и вышли во двор княжьего терема.

Их ждали.

Двор был маленький, зажатый со всех сторон бревенчатыми постройками. Посреди двора возвышался огромный расписной идол, частично обернутый зеленой тканью. На грубо вырезанной голове выделялись глаза в виде оловянных плошек.

Рядом с идолом дымили почти погасшие костры, а перед кострами стояли несколько канасгетов в таких пестрых одеждах, что у Макарина зарябило в глазах.

- Московиты, - сказал один из них, дородный дед с висячими седыми усами. – Не говорю добро пожаловать, потому что не хочу желать вам добра. Вы вторглись на наши земли, убили троих наших людей, и за это должны ответить.

- Не знал, что вы купили Чернолесье, - насмешливо ответил воевода. – Кому заплатили? Много?

- Здесь охотились деды моих прадедов. Канасгеты не покупают землю предков.

- Зато мы всегда рано или поздно наказываем воров и убийц. Ваши люди якшались с разбойным городищем. Значит, были заодно с ним. Значит, повинны в нападениях на мирных людей, разгроме караванов, убиении наших купцов и промышленников. Не хотите вторжений – сами уберите разбоев со своей земли. Если она, конечно, действительно ваша. Впрочем, насколько я помню еще лет десять назад сбор ваших владетелей привел канасгетов под руку царя московского. А значит и на землях этих мы находиться имеем полное право. И наш захват - это предательство. Или вы уже забыли собственные клятвы?

- И где теперь этот царь московский? – канасгет засмеялся. – Вы наверно и сами не помните, как его звали. Я, Ассан, правитель Народа Проточной Воды, был на том сборе, московит. Нас согнали казаки под дулами огнестрелов. А до этого я пять лет сидел в остроге, как аманат. Заложник. Вы очень глупы, если думаете, что таким способом можно надолго купить мир и преданность.

- Мы не покупаем мир. Мы его предлагаем. Ваше дело принять его или отказаться.

Толстяк долго буравил воеводу взглядом, затем прошелся вдоль дымящихся костров, опустив голову. Остальные канасгеты стояли молча.

- Ладно, - сказал он наконец. – Ты, воевода, конечно не в том положении, чтобы решать быть миру или быть войне. Но я не буду брать с вас пример и выклянчивать у вашей власти поблажки только потому, что случайно захватил вас в плен. Будем считать, что ты и разбойный дьяк мои вынужденные гости.

- Я дьяк Разбойного Приказа, - вежливо поправил Макарин. – А не разбойный дьяк.

Князь посмотрел на него так, будто только что увидел.

- А есть разница?

- Большая. Разбойный дьяк - это дьяк, промышляющий разбоем.

Князь отмахнулся.

- Неважно. Я учил ваш язык лет десять, но до сих пор с трудом его понимаю,- он помолчал, о чем-то напряженно размышляя. - Думаю, что вы хотите есть. Наверняка с утра толком не ели. Я чту законы гостеприимства. Пойдемте внутрь. Там и поговорим. Это святое место, - князь кивнул на идола. – Чужакам здесь долго стоять не положено. Вы его оскверняете.

Князь направился к высокой двери, прикрытой цветастым пологом. Канасгеты и пленники гуськом потянулись следом.

За дверью был длинный зал, скудно освещенный квадратными окошками у потолка. Вдоль стен тянулись широкие лавки, покрытые шкурами, тканью и даже выцветшими от старости персидскими коврами. Посреди зала пылал обложенный камнями очаг, над которым истекала жиром оленья туша. У дальней стены Макарин увидел низкий стол с наваленными