Таргитай - Юрий Никитин

наступившего облегчения Таргитаю захотелось радостно скакать горным козлом. Губы начали было расползаться в улыбке, но тут же втянул голову в плечи и вопросительно посмотрел на исполина, ожидая подвоха.

– Такой наивный и чистый, – прогудел велет и покачал головой. – Не то, что я – сразу удрал прочь, точно пятки сверкали.

– Почему ты решил вернуться? – спросил Таргитай.

– Это моя ноша, – ответил исполин нехотя, – за ночь я успел походить по миру, но увидел, что подобных мне не осталось. Моих сородичей уже нет. А те, кто ещё жив, скрываются в горах, как крысы в подвале. Трусы! У них не хватает духу выйти на решающий бой и достойно проиграть! Теперь этот мир принадлежит людям! И места мне тут уже нет.

Таргитай смотрел с пониманием, на лице проступило сочувствие.

– Но ты мог сам дать людям последний бой и упокоиться с миром, – сказал он. – Почему всё же решил вернуться?

Гигант усмехнулся, в глазах светится горечь.

– Я слушал вчера твою песнь для Амалы, – повторил он. Таргитай только сейчас заметил, что на нижней губе запеклась кровь, да и гигант выглядит потрёпанным, будто и в самом деле участвовал в драке. – Я понял – миру нужен ты, Сварог! Твои песни! Меня вчера пытались убить какие-то селяне, решили, что я чудовище. Я просто шёл мимо, но они напали, чтобы, так сказать, дать сдачи заранее… Поэтому я буду и дальше держать небо, пока Род меня не освободит! А ты – ступай и согревай сердца людей. Твоё предназначение – в этом! А моё – подпирать небо, пока оно не будет держаться само.

Невр молча кивнул. Он уже повернулся, чтобы уходить, как вдруг велет его окликнул.

– Постой! Помоги! – попросил он с неловкостью. – У меня там сзади – достань подушку.

Таргитай сначала не понял, о чём он, решив, что за время отсутствия у Атланта просто выросла задница. Такое бывает, когда после долгого воздержания начинаешь есть и пить за троих, а то и за восьмерых. А жил Атлант впроголодь, похоже, целые века.

Приподняв рубаху, Таргитай увидел, что к пояснице привязана простой льняной верёвкой подушка из красного бархата. Золотые нити и самоцветы на ней сплетаются в фигуры зверей с человеческими головами, людей с личинами птиц и зверей, могучих и свирепых.

Тут же на ткани мерцают звёзды, словно сами боги натянули на эту подушку сияющее ночное небо. Тарх ощутил, как потянуло ночной прохладой, лица коснулся ветерок с запахом горьких трав.

Велет с натугой приподнял небо, так, что на шее вздулись жилы. Плиты мышц на груди и плечах начали выпирать, словно вот-вот прорвут кожу.

Взобравшись на камень и встав на самые цыпочки, дударь положил подушку Атланту на плечи. Тот медленно опустил небесный свод, и полупрозрачная плита, что укрывает весь необъятный мир, легла на него.

Велет положил под нее руки, растопырив их на плечах так, что локти торчат в разные стороны. Ветерок гладит его лицо, спутанные волосы, играет нечёсаной бородой.

– Благодарю… – прошептал Атлант. – Прощай, Сварог! Век тебя не забуду!

Тарх вскинул ладонь, прощаясь. Повернувшись спиной к Атланту и Краю земли, за которым усеянная звёздами чернота, невр двинулся прочь. С одной стороны, испытал облегчение, а с другой – начал ломать голову, как теперь вернуться в родные края. Вернее, в те, откуда его забрал Числобог.

За спиной приятно ощущается тяжесть Меча, чувствуется идущий от него зуд. Мол, давай уже скорее в бой, я так давно не рассекал человеческую плоть, не пил свежей крови!

Невр вышел к пропасти, но затем, повинуясь чутью, взял левее. Тут же обнаружилась убегающая вниз по камням узенькая дорожка. С обеих сторон пропасть – если упадёшь, лететь до земли долго, да и успеешь обделаться по дороге.

Он ощутил, как начало холодать, стал кутаться в волчовку. Пятачок, где он провёл какое-то время, подменяя Атланта, словно был окутан тёплыми летними ветрами, а здесь в лицо ударил поток холодного воздуха и начал пробирать до костей. Он услыхал стук собственных зубов.

Солнце хоть и карабкается в небо ярким пятном, но не греет, а наоборот, от него только холоднее.

Ведущая вниз дорожка сделалась ещё более крутой, под ногами начало скользить. Пришлось растопырить руки, чтобы удержать равновесие. Но всё равно из-под ног сыплются мелкие камешки, подошвы истёртых сапог скользят по земле. Пару раз Таргитай чудом не свалился в пропасть.

Дорога начала расширяться, затем упёрлась в обрыв. Таргитай, хлопая глазами, растерянно спустился на небольшю круглую площадку. С неё открывается дивный вид на белоснежные горные вершины, на яркие изумрудные пятна долин.

Внезапно раздалось конское ржание. Покрутив головой, Тарх ничего не заметил, но потом опустил взгляд. Чуть ниже ещё одна скальная площадка, похожая на протянутую ладонь. Эта уже раза в три шире. Там топчутся, фыркая и играя друг с другом, дивные крылатые кони.

Мелкие, невысокие, но в них чувствуется скрытая мощь. Чутьё подсказало, что каждая из этих лошадок смогла бы понести не только Мрака с его огромной секирой, а легко бы подняла ещё и Тарха с Олегом. Четыре дивных скакуна.

Кожа коней гладкая, точно из шёлка, горит ярко-красным цветом, словно эти конячки рождены прямиком из огня. Их красивые до загляденья гривы и крылья тоже схожи цветом с пылающими кострами. Невр даже ощутил волны идущего от коней тепла.

Присев на корточки, он стал наблюдать. Дивные кони звонко ржут, тычутся друг в друга лохматыми лбами. Один, самый крупный, даже пытается кусать соседа, а тот отвечает недовольным ржанием и бодается, словно на голове раньше был рог, и он привык отбиваться от назойливых сородичей.

Присмотревшись к самому крупному, который ведёт себя чуть агрессивно, Таргитай заметил, как под огненно-красной кожей перекатываются могучие мышцы, и этот конь выглядит крепче остальных, держится величественнее, более свободно и гордо.

Он думал и так и этак, как к ним подойти поближе и чтоб не спугнуть. Незаметно не подберёшься и сверху не прыгнешь – тогда точно разлетятся, лишив его последней надежды отсюда выбраться.

Не придумав ничего лучше, Таргитай негромко запел. Весёлую, лёгкую песенку, какую спел бы своим сыновьям, рожденным от Даны.

Кони насторожились. Перестав играть и бодаться, задрали косматые головы. Таргитай не стал скрываться. Из него изливается простое, радостное ла-ла-ла, но в напеве сквозят образы чистого, безоблачного неба, яркого солнца и громадных белых облаков.

Медленно, всё напевая и напевая, Таргитай начал спускаться. Под подошвами шуршит и хрустит, к площадке, где настороженно замерли кони, сыплются мелкие камешки.

Тарх лишь изредка смотрит