Измена в Кремле. Протоколы тайных соглашений Горбачева c американцами - Строуб Тэлботт

В субботу, 16 февраля, Тарик Азиз начал свои переговоры в Москве. На следующий день Бессмертных сообщил телеграммой в советское посольство в Вашингтоне суть плана замирения, предложенного Примаковым и принятого Горбачевым.

Четвериков по телефону передал резюме плана Бейкеру, затем вручил его лично Россу. Ознакомившись с документом, Росс позвонил Бейкеру в Белый дом и сообщил, что Советы заполнили некоторые пробелы — так, например, по этому плану Саддам должен вывести свои войска из Кувейта в течение полутора месяцев.

Но другие важнейшие положения были изложены неясно или проигнорированы совсем. Например, не было заложено условие о возвращении военнопленных. Более того, в советской инициативе содержалось положение, против которого Соединенные Штаты решительно возражали — прямая увязка проблемы войны в Заливе с арабо-израильским конфликтом.

Скоукрофт сказал Бушу: «Если не считать вывода войск, все остальное — чем яснее сформулировано, тем хуже. Этот план составлен с целью как можно больше облегчить дело Саддаму».

Президент направил Горбачеву послание, в котором выражал свои опасения в связи с «неточностями» советского плана и категорически отбрасывал всякую прямую увязку с арабо-израильским конфликтом.

К этому времени советский план был обнародован. Буш постарался уменьшить расширявшуюся пропасть. Он сказал прессе, что «ценит» старания Горбачева держать его в курсе переговоров, происходящих в Москве, но добавил, что советская формула «далеко не соответствует» тому, что требуется для окончания войны.

Фицуотер заверил репортеров: «Наша военная кампания продолжает развиваться по плану».

Во вторник, 19 февраля, Бейкер позвонил в Москву Бессмертных, а затем направил ему письменное послание с изложением оговорок США по советскому плану мирного урегулирования. Должен быть оговорен обмен военнопленными, сказал он, и иракцы должны предоставить карты, показывающие местонахождение минных полей, которые они заложили в Кувейте. А кроме того, вывод иракских войск должен быть ограничен четырьмя днями.

После шума, поднявшегося вслед за совместным заявлением в конце января, Скоукрофт приказал аппарату Совета национальной безопасности заранее изучить, какие вопросы будет поднимать Бейкер в своих выступлениях и в письменных посланиях. Сунуну не без удовлетворения заметил своим помощникам: «Бейкера нынче посадили на короткий поводок».

Советы тайно передали требования Бейкера иракскому режиму. А для публики они усилили свою пропагандистскую кампанию, изображая Ирак стремящимся к миру, Соединенные Штаты — исполненными решимости расширять военные действия, а себя — снова играющими ведущую роль в-мировой политике.

В интервью для телевидения Примаков, как попугай, повторил утверждения советских военных, обвинявших Соединенные Штаты в том, что они преследуют цели, идущие много дальше освобождения Кувейта. «Бойня должна быть прекращена, — настаивал он. — Я не говорю, что раньше война не была оправдана, но ее затягивание не может быть оправдано ни с какой точки зрения. Целый народ гибнет».

В течение последних двух недель войны в Персидском заливе Буш и Горбачев беспрецедентно часто пользовались телефоном. Даже Горбачеву, чтобы позвонить Бушу из Москвы, надо было заказывать разговор через Центральную телефонную станцию, а поскольку он часто звонил среди ночи по московскому времени, телефонистка обычно включалась не сразу, и голос у нее был сонный. Но как только она узнавала, кто находится на другом конце провода, сон мгновенно улетучивался.

Иной раз требовалось полчаса, чтобы дозвониться до Белого дома. Пока дозванивались, Горбачев ходил из угла в угол по своему кабинету, а кто-то из обслуги приносил ему бутерброды и стакан чая с молоком.

Позвонив Бушу в четверг, 21 февраля, Горбачев рассказал о доработках, произведенных в плане по мирному урегулированию, с которыми уже согласился Тарик Азиз, снова приехавший в Москву. Буш осторожно сказал, что по любым изменениям в ходе дипломатических переговоров он должен консультироваться с другими партнерами по коалиции.

Горбачев прикрыл трубку рукой и, подмигнув, сказал Примакову, сидевшему рядом: «Вот сейчас я его действительно ошарашу!»

И он с гордостью объявил Бушу, что, откликаясь на возражения американцев, о которых в начале недели сообщил Бейкер, он не станет настаивать на прямой увязке окончания войны в Заливе с возобновлением мирных переговоров между арабами и Израилем. Уход Ирака из Кувейта будет «полным и безоговорочным».

Но во вторник, 26 февраля, выступая перед рабочими в Минске, Горбачев взял совсем другую ноту, отнюдь не похожую на примирительный тон, каким он говорил с Бушем по телефону несколькими днями раньше. Он заявил, что американо-советские отношения стали «очень хрупкими»: если руководители коалиции не проявят «большего чувства ответственности», сказал он, общее улучшение международного климата может оказаться под угрозой.

На следующий день Горбачев принял Бейкера в Кремле. Он заметил, что военные, коммунистическая партия и мусульманские нацменьшинства — все возражали против сотрудничества СССР с Вашингтоном по поводу войны в Заливе: «Наша политика, несмотря на свою принципиальность, не разделялась здесь всеми. Мы прошли через испытание в наших отношениях, и мы выдержали это испытание, потому что наши подходы совпали».

Горбачев добавил, что рад быстрому окончанию войны, так как на него «оказывалось изрядное давление». Он надеется, что Соединенные Штаты скоро выведут свои войска из этого региона. Бессмертных сказал, что, если вывода войск не произойдет, «в Советском Союзе найдутся люди, которые ухватятся за это как за доказательство того, что вы пытаетесь использовать Залив в качестве стартовой площадки для укрепления своей мощи в этом регионе».

Бейкер ответил, что американское правительство и общественность хотят, чтобы американские войска как можно быстрее вернулись домой, но их демобилизация зависит от восстановления стабильности в Кувейте. А это в свою очередь — по крайней мере частично — зависит от того, что смогут сделать вместе Соединенные Штаты и Советский Союз.

Госсекретарь направил беседу в русло переговоров о дипломатическом сотрудничестве в арабо-израильском конфликте. После того как более сорока лет Соединенные Штаты и Советский Союз соперничали на Ближнем Востоке, может быть, теперь они смогут, предложил Бейкер, сотрудничать в решении самого сложного и опасного из всех региональных конфликтов в мире.

Бейкер сказал: «Мы хотим, чтобы вы работали с нами над дипломатическим процессом в этом регионе. Это будет наглядной демонстрацией того, что «новое мышление» живет и укрепляется в советской внешней политике. Это покажет, что «новое мышление» работает и что оно дало вам новую роль».

Горбачев приветствовал высказывание Бейкера, указывающее на то, что Москва станет полноценным партнером Вашингтона в таком процессе. «Мы высоко ценим то, что вы делаете», — сказал он.

После встречи Бейкер, вторя Горбачеву, сказал журналистам: «Наши отношения прошли недавно через испытание и выжили. Это хорошо для Советского Союза, и хорошо для Соединенных Штатов, и хорошо для мира в целом».

В Ельцине больше толку

Во время кризиса в Персидском заливе Буш поневоле был связан с Горбачевым. Теперь, когда война закончилась, мнения его администрации — как лучше ладить со все усложнявшейся политикой Советского Союза — разделились. Кондолиза Райе и должностные лица среднего звена в Госдепартаменте вот уже несколько месяцев доказывали президенту необходимость «вкладывать наш капитал в различные предприятия», то есть установить контакт с Ельциным и другими лидерами реформы и движения за отделение республик. Райе убеждала Скоукрофта в том, что рассеивание власти вне Москвы набирает темп, следовательно, контакты с другими советскими лидерами будут означать не только признание реальности, но и дальнейшее утверждение таких ценностей, как самоопределение и демократия, которые отстаивала Америка.

Бушу эта идея не импонировала. Он воздерживался от любых действий, которые бы давали мировой общественности повод считать, что он повернулся спиной к Горбачеву.

Скоукрофт был не так предан Горбачеву, как Буш. Но, несмотря на то, что «чрезмерная персонализация» отношений с Советским Союзом его по-прежнему беспокоила, он разделял нежелание Буша злоупотреблять контактами с другими лидерами в обход Горбачева. С его точки зрения, Советский Союз — несмотря на неспокойную обстановку в республиках — все еще оставался единой страной, а в стране на каждом отдельном этапе может быть только один лидер.

Как опытный специалист по Балканам Скоукрофт особенно опасался того, что «романтический национализм» может вылиться в беспорядки или даже в гражданскую войну.