Золотой скорпион - Татьяна Ярославская

И вот наступило утро, когда Митька, выглянув в окно, увидел дворника, который шел вдоль школьного здания. В руках у него был топор. Гуцуев сразу понял, зачем дядя Вася идет с топором в сад. В один миг Митька решил, что зарубит дворника этим топором, но спасет свою яблоню. Он распахнул окно, спустился со второго этажа по декоративным выступам кирпичей и бросился за школу.

Старый дворник был уже в саду, возле Митькиной яблони. Увидев перекошенное лицо Гуцуева, дядя Вася плюнул, бросил в сердцах топор на землю и махнул рукой на яблоню: а пущай торчит! И побрел прочь. Митька подобрал топор, улыбнулся яблоне и пошел вслед за дворником. Больше дерево никто не трогал.

А прошлой весной она снова зацвела. И темные листочки развернулись на старых ветках. И аромат яблоневого цвета плыл в открытые окна классов. Митька был счастлив.

Учительница биологии сказала, что в прошлом году из-за поздних заморозков на яблоне погибли еще не распустившиеся почки, она перестояла год, набралась сил и снова отродилась. Учительница предложила Мите устроить день рождения яблони прямо в саду, но Гуцуев отказался. Это было его личное счастье, он не собирался его ни с кем делить. Но сам пошел в сад и, прижавшись к жесткому стволу щекой, прошептал: с днем рождения! Налетел ветер, и на голову мальчика посыпались бледно-розовый лепестки.

Теперь Митя стал старше и, как подростки стесняются показать свою любовь и нежность к матери, так и он стал стесняться своей дружбы с яблоней и все реже приходил к ней поговорить и прижаться к шершавому стволу. Он улыбался ей издали, махал рукой, когда был уверен, что его никто не видит. И теперь мальчик точно знал: она слышит его и издалека, слышит даже невысказанные слова, чувствует его своим сердцем.

Но сегодня, когда Митя не боялся, что кто-нибудь застанет его врасплох, он не выдержал, пришел в сад, залез на яблоню, уселся на толстую ветку и обнял ствол. И почувствовал, как же он соскучился, истосковался, как не хватало ему близкого шепота листьев и нежности шершавой коры. В яблоневом теле тихо билось живыми соками взволнованное яблоневое сердце.

Около школы в нерешительности стоял Кузя Ярочкин. Он уже третий раз за последние два часа приходил сюда, чтобы позвать Митьку, но никак не решался ни подойти, ни окликнуть. Кузя не понимал, что происходит с его новым маленьким другом, но чувствовал – именно сейчас никому и ничему нет места в Митькиной жизни.

Кузя уселся на лавку за углом школы. Он знал, что не пропустит Митьку, когда тот будет возвращаться в жилой корпус. Если, конечно, ему не взбредет в голову перелезть через забор сада.

Кузя чувствовал, что его час настал. Тот час, когда он должен отплатить за добро не словом, не нежностью, не вниманием, а реальным действием, чем-то важным и стоящим. Он должен доказать Марии Владимировне Рокотовой, тете Маше, маме, что достоин называться ее сыном. Он должен отблагодарить ее за то, что она подарила ему жизнь. Да-да, жизнь ему подарила именно она, потому что не окажись тети Маши в Кузиной жизни, он давно бы уже умер, его убил бы какой-нибудь пьяный сожитель матери или бабки, а нет, так спился бы и сам нарвался на паленую водку или нож в пьяной драке.

Всем, что у него есть, обязан Кузя приемной матери. Есть дом, брат, бабушка и дедушка, образование, работа фотомодели, Соня, да, даже Соня есть у него только потому, что их познакомила мама. Но самое дорогое в жизни – это сама мама, без которой немыслимо существование.

И вот какой-то маньяк едва не лишил Кузю матери. Как он посмел? Как вообще смеет один ничтожный человек единолично решать жить другому человеку или умереть? Каждый мужчина, каждая женщина, каждый ребенок – огромный мир, неповторимый и бесценный. И разрушать этот мир не имеет права никто, никогда. Кузя и раньше задумывался об этом, но теперь, когда кто-то посягнул на мир, который для него – центр вселенной, он решил мстить. Как это делать, Кузя Ярочкин не имел ни малейшего понятия. Тимур ему тут не помощник, если он только узнает, что задумал брат, сразу же запрет в четырех стенах. Или устроит тотальную слежку.

Значит, помощи и совета можно просить только у одного человека: у Митьки Гуцуева. Потому что он знает, как воевать. А маньяку с недостроя Кузя решил объявить войну.

Митя Гуцуев не полез через забор, гулять не хотелось, хотелось пойти посидеть в медкабинете с Ярочкиным. Просто так посидеть, помолчать. В Кузе он чувствовал родную душу. Но встретились они раньше, чем Митя предполагал. Он даже немного смутился и постарался напустить на себя сердитый вид, увидев Кузю на лавочке у школы, понял: конечно, тот все видел. Ну и пусть!

– Привет, – сказал Ярочкин. – Есть дело.

– Ну?

– Помнишь, ты предлагал поймать маньяка на стройке?

– Ну?

– Помоги мне его поймать. Если ты, конечно, не наврал мне все про себя.

Митька презрительно скривился, вытащил из кармана нож и, не целясь, метнул его в деревянную веранду в десяти шагах. Нож воткнулся точно в глаз нарисованному зайцу. Кузя подошел и ухватился за рукоятку, но, как ни силился, выдернуть нож не смог. Отодвинув парня, Митька легко вытащил лезвие и снова сунул нож в карман.

– Пошли, – коротко приказал мальчишка. – По дороге расскажешь, на кой леший тебе это надо.

– А разве нам не надо с собой что-нибудь взять? Оружие там или типа того…

– Мы идем на разведку. Но, если что, справимся и так.

Наискосок через дворы, через парк энергетиков, первую, пятую, восьмую Парковые улицы, третью Заливную, Косой переулок и на пустырь… Кузя всю жизнь прожил в этих местах, но давно уже не понимал, где они идут, даже когда из-за сосен показались громады недостроя, парень так и не смог сориентироваться, с какой стороны они туда подошли. Митька шел впереди, голова опущена, спина сутулая, руки в карманах. Быстро, точно гончая по следу. Кузе сначала было смешно смотреть на его охотничий азарт, он попытался даже отпустить пару шуточек, но Митька не реагировал, и, наконец, глядя в его напряженную спину, Ярочкин отвязался. Кроме того, с приближением мрачных зданий настроение явно портилось у обоих друзей.

Митька остановился так резко, что Кузя, зазевавшись, влетел в его спину, словно в бетонную стену.

– Смотри, вон та домина, – указал Гуцуев, – самая высокая. Надо проверить, можно ли залезть на крышу. Два хороших бинокля добудешь?

– Бинокль один. Подзорная труба подойдет?

– Подойдет. Заляжем на противоположных углах крыши и просто станем ждать.

– Нужны сотовые телефоны, не будем же мы орать друг другу через всю крышу, она здоровенная.

– Точно. Я возьму.

– А у тебя есть? – удивился Кузя.

– Есть. А ты думаешь, я ничего слаще морковки не жевал? Нам спонсоры подарили.

– Да ничего я не думаю, просто не видел у тебя никогда телефон.

– А на фиг он мне?

– Ну, не знаю, – пожал плечами парень, – может, воспитательница захочет тебя разыскать.

Митька презрительно фыркнул, Кузя понял, что сморозил глупость.

– Еще нужны две крепкие веревки, очень длинные, – продолжал Гуцуев.

– Зачем?

– Чтобы быстро спуститься сверху, когда заметим этого гада.

– Я пас! – уверенно заявил Кузя.

– Что так?

– Я грохнусь оттуда, сто процентов! Лучше мы просто вызовем милицию, а они…

– А они приедут через час, когда маньяк уже свалит восвояси. Мы должны поймать его сами. Сами! И только потом вызовем твоего брата и сдадим ему того, кого поймаем.

– Почему именно моего брата, можно просто милицию.

– Нельзя. Ты уверен, что мы именно преступника поймаем? А может, грибника какого или вообще мента?

– Мента поймать мы не сможем.

– Все, – отрезал Гуцуев. – С тебя бинокль, труба и веревки. Себе возьми еще кожаные перчатки, а то точно вниз не спустишься. Пожрать чего-нибудь, воды. Кепку на башку не забудь, чтоб не напекло. Сидеть будем с пяти утра и весь день до позднего вечера. Пошли смотреть, можно ли вообще влезть на эту домуху. Может, там внутри и лестницы-то нет.

– Ага, или дверь заперта.

– Главное, чтоб не заварена или кирпичом не заложена. Да и то плевать, окна же есть.

Кузя вздохнул. То, что Митьке казалось ерундой, для него было практически невыполнимо. Может, он ввязался не в свое дело? Но отступать было поздно.

На крышу четырехэтажного здания они взобрались довольно легко: двери не было вообще, зато лестницы – все на месте, хоть и без перил. На чердак вела маленькая ржавая дверка, висевшая на одной нижней петле, а с чердака на крышу – пустой дверной проем. Наверху не было ни шифера, ни толя, только горячие бетонные плиты с торчащими из них арматурными петлями, за которые, как заметил Митька, будет удобно цеплять веревки.

Кузя бодрился и даже довольно смело прыгал через щели между плитами, пока не доскакал до края крыши. И глянул вниз. Внизу была пропасть! Кажется, там вообще не было земли, плескалось какое-то буро-зеленое море, в которое Кузя едва не свалился. И свалился бы, если б Митька не оттащил его от края.