Нелюди Великой реки. Полуэльф - Андрей Лавистов

Если совсем уж честно, то как раз оркам вполне можно поручить охрану такой вот махины, как эта башня, — им не привыкать. Крепости на обрывистом морском берегу — точно их профиль. Но если Конкруд хочет их и на таможне поставить, то тут он будет точно неправ: буйный темперамент «зелененьких» на пользу бизнесу не пойдет…

Маркиз тем временем повернулся ко мне, и мне довелось узнать, с какой стати он так лыбился, разглядывая мою рожу.

— Сюда иди! — повторил маркиз, и я сделал шаг вперед. Синхронно со мной сделал шаг вперед и Семен, все так же оставаясь за моей спиной.

— Полуэльф, хм-хм! — Маркиз улыбался уже так, что видны были неестественно белые, явно вставные зубы. Улыбаться ему было не очень удобно, вот и зрелище было не слишком приятное. — Нормально доехали? С полудня вас жду, а я уже не мальчик!

Получив от меня что-то вроде утвердительного мычания, что-де нормально все, штатно, старикан оживился и стал смотреть на меня внимательнейшим образом, едва ли не запрыгивая в глаза:

— И скажи-ка мне, полуэльф, не обидно тебе, что твои родичи ушастые по тыще лет живут, а вот ты сдохнешь лет так через?..

— А чего обижаться?.. — совершенно искренне не понял я.

— А сколько МНЕ лет, как думаешь? — И маркиз прищурил один глаз, увлажненный неожиданно проступившей стариковской слезой.

— Да лет шестьдесят, с хвостиком, — ответил я, все больше недоумевая. Эх, надо было повыспросить, что за зверь этот маркиз! Я и собирался, собственно, да кто ж знал, что проклятая ось так не вовремя сломается!

— Сто пятьдесят два! — раздельно, едва не по слогам произнес маркиз и в полной мере насладился моим ошарашенным видом. Ну надо же! Наверняка все доходы с маркизата на целителей тратит, одну овсянку жрет, по утрам гимнастика — и никаких гаремов, чтобы сердечко не перегружать! — А ты хоть и эльф наполовину, но попробуй хоть полстолько проживи!

Старик не удержался и хлопнул меня по плечу. Точно, теперь мы лучшие друзья: насладившийся моим удивлением маркиз уже по-приятельски, под руку, тащил меня за подводами, семеня ножками с неплохой скоростью, да еще и при ходьбе опирался на меня, нисколько не смущаясь краткостью знакомства. Вот это, я понимаю, владетельная особа! Да еще и подошвами так шаркал, что у меня уши закладывало. Спасибо, хоть споткнуться на небольших улочках Арсайла ему не грозило: они были выложены прекрасно подобранными и искусно обтесанными булыжниками. Булыжная мостовая! Хоть и немного ее, а неплохо для захудалого майората, совсем неплохо. Попробуйте теперь Арсайл деревней обозвать!

При ближайшем рассмотрении башни Конкруда выяснилось, что первый этаж занимают хозяйственные службы, небольшая конюшня, например, совмещенная с гаражом, в котором стояли «чайка», рессорная коляска и легкий броневичок — кажется, такие называют разведывательными — со знакомым гербом на боку. Выяснилось, что башня довольно глубоко уходит в холм и что подвалы у башни, должно быть, исполинские: автоматически заглянув за небольшую дверку в углу конюшни, открывшуюся на мгновение, чтобы выпустить двух конюхов, я всей кожей почувствовал лестницу, ведущую в такие глубины, что сердце екнуло. И конечно, жилые покои, куда меня тащил маркиз, были наверху, на уровне где-то четвертого этажа. Мне-то ничего, а вот Конкруд явно сбавил темп и отдыхал через каждые пять-шесть ступенек узкой винтовой лестницы, находившейся в специальной шахте у стены. Хорошо, если напротив меня в такие минуты была узкая бойница: я мог посмотреть и на город, и на реку, но по закону подлости гораздо чаще перед моим лицом была все та же каменная кладка. Для маркиза бойницы тоже имели важное значение: он почти всегда подгадывал очередную остановку напротив какой-нибудь из них. Только не для того, чтобы любоваться видами: бойницы обеспечивали ему приток свежего воздуха, но все равно он задыхался, хрипел, и лицо его налилось кровью. Наконец лестница кончилась, и мы вышли на своеобразный балкончик. Отсюда начиналось сужение башни, стены ее закруглялись, здесь же была изгибающаяся вдоль стены «аптечная клумба», занимавшая примерно полшага в ширину и шагов восемь в длину. Мельком осмотрев ее, я понял, что особых каких-то ядовитых растений маркиз не выращивал. Да и цветов, свидетельствующих о присутствии в замке женщины, тоже не было. По законам таких замков благородное дерьмо благородного дворянина и шло на подкормку для растений клумбы. Нельзя ж его с другим дерьмом, неблагородным, смешивать! Это ж унижает дворянское достоинство! Задрав голову наверх, я обнаружил и характерные дырки в полу «фонаря», выдающегося из округлых очертаний башни. «Фонарь» венчался конической крышей, именно такие башенки обожают рисовать детишки. Красиво, эстетично, если не знать, что там, в этой «башенке», туалет. Дырки приходились как раз над клумбой, но стена под дырами была сухой, ничем не воняло, и понятно было, что маркиз устроил у себя нормальную «цивилизованную» канализацию! Молодец какой! По таким вот мелочам и понимаешь, адекватный человек перед тобой или нет! А то, что Конкруд на долгожительстве чуток повернут, — так мало ли людей, особенно среди дворян, желающих сравняться возрастом жизни с гномами и эльфами и не жалеющих на это никаких средств? Да пусть живет, мне-то что!

Вновь небольшой подъем, ступеньки на четыре, и мы оказались в средних размеров комнатке, которая служила, видимо, тронным залом для маркиза. Трон был небольшой, больше похожий на кресло, но на возвышении и возле камина. Рядом — письменный стол, украшенный тяжелым прибором для письма, исполненным из какого-то симпатичного поделочного камня, с искорками. Глоина бы сюда — он бы сразу опознал, какая это такая яшма или лазурит. Похоже, комната используется и как кабинет. И как библиотека, судя по книжному шкафу. И, судя по нашим с Семеном мордам, криво отразившимся в его стеклянных дверцах, как гостиная. А как насчет того, чтобы послужить столовой? Давно в животе бурчит!

Маркиз, не обращая внимания на меня и упорно шагающего за мной Семена, мгновенно скрылся за какой-то неказистой дверцей, плотно прикрыв ее за собой. Я оглянулся на тимохинского помощника, но тот сохранял абсолютно спокойный вид, явно считая, что все идет по плану… Я не решился в своих пахнущих лошадиным потом штанах садиться без приглашения на обитые шелковой материей кресла, стоящие вдоль стен, и принялся разглядывать гобелены на стенах. Чудные абстрактные узоры напоминали то ли скачущих коней с развевающимися гривами, то ли череду набегающих на берег волн.

— Смотри, вот она, паутина жлобская, — шепотом просветил меня Семен, тыча пальцем как раз в один из таких гобеленов. — Ее складывают в несколько слоев так, что получается узор, на холстине закрепляют — вот и произведение искусства! Пространственное воображение надо иметь хорошее, потому что если куски не под тем углом сложишь, потом нити паутины не разлепишь, загубишь материал!

Впечатляет! И, кстати, я заметил, что оконные стекла в парадной зале маркиза тоже покрывают блестящие потеки паутинной нити.

— Это для прочности, — просветил меня Семен. — Бей хоть молотком — стекло теперь выдержит. Но от пули не спасет, конечно, разве что осколками во все стороны не разлетится…

Вообще-то окна привлекли мое внимание просто потому, что, входя в помещение, я всегда стараюсь понять, как в случае чего буду из него выходить. В том числе я в обязательном порядке осматриваю окна. Понятно, что с высоты четвертого, а то и пятого этажа вылетишь — костей не соберешь. А все равно через окошко никак: решетки стальные на окнах. Предусмотрительный парень маркиз Конкруд, ничего не скажешь. Значит, так — два варианта кроме входных дверей остаются: через подвал и через крышу. Наверняка в подвале ход есть, а то и два, — один к реке, конечно, тут без вариантов, а другой может выходить метров за двести от башни. И с крыши можно свалить, если, например, там лестница веревочная или просто тросик… А крыша-то под конус, некуда тросик крепить… Или есть куда?

В замках аборигенских баронов я бывал. Нечасто, но бывал. И каждый раз убеждался, что впечатление от замка надо составлять не в «тронных залах», а в помещениях попроще. В гадюшнике — не в последнюю очередь. Но в первую очередь — в помещении для слуг. Когда слуги, старики, всю жизнь прослужившие своему сеньору, может, даже его отцу, а может быть, и деду, многократно рисковавшие ради сеньора жизнью, спят на полу вповалку, накрываясь тряпьем, и считается, что это нормально, — вот это точно замок обычного аборигенского барона.

Но маркиз Конкруд абориген необычный. Полтора века — не шутка. Старики-слуги вряд ли тетехали его в младенчестве. Это он мог пороть их за проказы, еще мальчишками…

Только я подошел к книжному шкафу взглянуть на корешки фолиантов, как дверка, через которую ускользнул маркиз, распахнулась, и перед нами предстал некто в попугайском кафтане с резным деревянным посохом в руках. Красная пелеринка была украшена серебряной вышивкой, напоминавшей паутину. Это кто, церемониймейстер?