Домой не возвращайся! - Алексей Витаков

– А что было дальше?

– А дальше началась совсем другая жизнь. Приходя из школы, я таскал воду из колонки, колол дрова, словом, делал по дому мужскую работу. Мать тянула нас, как могла, но все же ей пришлось отправить меня в деревню к бабушке, потому что одной вырастить двоих не представлялось возможным. А через три года она вновь вышла замуж, и я смог вернутся домой.

– Твой отец кем был до того, как попал за решетку?

– Летчиком. Что-то произошло именно там, на его работе. Я смутно припоминаю, как однажды слышал разговор отца с матерью о каком-то генерале, который погиб при неудачной посадке машины, когда за штурвалом находился отец. Дело давнее и темное, сейчас уже никто ничего не скажет.

– Расскажи про маму.

– О, ее вполне можно причислить к ареопагу символов своей эпохи. Подумать только, закончила с красным дипломом институт и напросилась работать в лесхоз, где трудились, как я уже говорил, бывшие зеки. Рассказывала, что какой-то замполит, проникнувшись к ней симпатией, пытался отговорить ее от легкомысленного замужества и даже отправил в другое место. Но мать, встав на лыжи, снова появилась на вольном поселении моего отца. Вот такая была у них любовь. Разница в возрасте: пятнадцать лет. Ей очень многое пришлось вынести, живя с моим отцом, но ни о каком разводе она даже не помышляла. Наоборот, обивала пороги различных медицинских учреждений вместе с ним, пытаясь до последнего быть рядом с мужем. Добивалась аудиенций у светил эскулапского дела, чтобы еще и еще раз услышать, что ушиб головного мозга ничем не лечится: надежда только на чудо. Но тот и другой от веры в Бога были далеки, поэтому ни на какие чудеса не рассчитывали.

– Действительно, дети своей эпохи.

– Сама мама из деревни, что находится под Вельском. В четырнадцать лет уже работала сучкорубом в тайге под началом бабушки. В сорок первом, когда почти всех мужчин забрали на фронт, бригады лесоповальщиков и лесосплавщиков формировались из женщин. После войны тоже, потому что с войны мало кто вернулся. И так вплоть до конца пятидесятых. Упрямство и настойчивость в мою мать заложила тайга. Отцу не просто повезло с матерью, это была самая главная удача в его жизни.

Чай давно остыл, так и оставшись нетронутым. Бальзамов, щелкнув зажигалкой, стал молча смотреть на огонь. За окном заводила свою тягучую песню ночная вьюга, иногда ударяя ветками тополя по жести водосточной трубы.

ГЛАВА 33

Капитан Мохов под впечатлением от рассказа старика гнал свою «Ниву» на запредельной скорости, почти не обращая внимания на светофоры. Кузов машины гремел, как пустая кастрюля с оставленной внутри ложкой. Предчувствие беды ворочалось в грудной клетке лохматым зверем, доставало до горла горячим першением. Алексей курил сигарету за сигаретой, пытаясь избавиться от навязчивого ощущения. Показались знакомые дома. «Нива» влетела во двор и, едва не снеся ограду перед детской площадкой, остановилась как вкопанная, содрогнувшись напоследок всем своим существом. Он вбежал в подъезд и, не дожидаясь лифта, понесся на четвертый этаж пешком. На площадке увидел, что дверь в квартиру приоткрыта. Влетел:

– Настя! Где ты! – Метнулся по коридору в комнату и увидел черный силуэт жены. Та, согнувшись, сидела на стуле около окна:

– Алеша…

– Настя, что случилось? – Зажег свет. На него смотрели испуганные, полные слез глаза. – Что, черт возьми, произошло?

– Приходили люди какие-то, – женщина еле выговаривала слова, пытаясь унять дрожь, – и сказали, чтобы ты больше туда не ходил. А если пойдешь, то они… – Рыдания не дали ей договорить.

– Они что-нибудь сделали тебе? – Алексей осторожно тряс жену за плечи.

– Нет, только ножом возле лица поводили, а так – больше ничего. Я умоюсь пойду. – Настя, пряча глаза, запахнула халат на ногах и встала, чтобы пойти в ванную комнату.

– Когда это случилось?

– Прошло чуть больше часа после того, как ты уехал. Я в театр решила не ходить, тебя дождаться хотела. – Она снова заплакала.

– Чуть больше часа, говоришь? Значит, за общежитием следят. Вот почему старик перенес нашу встречу в другое место, – вслух обронил капитан.

– Что ты говоришь? Какое место? Ну, я… – Женщина, пошатываясь, вышла из комнаты.

– Настя, давай ты поживешь пока у Вахида Азеровича. Так надо, милая. Я, похоже, серьезно вляпался.

– Я не знаю, Алеш, кого ты все время ловишь и кого защищаешь, но собственную жену надо лучше оберегать. – Шелест воды помешал продолжить.

Алексей выдохнул, понял, что жена приходит в себя.

Они вышли из квартиры уже около полуночи. Мохов взял под локоть Анастасию и повел к «Ниве».

– Почему на твоей машине, Алеш? А-а, поняла: машина бравого капитана засвечена уголовными личностями!

– Ну вот, Настен, ты уже шутишь и, мало того, все понимаешь. Несколько дней ты поездишь на моей «Ниве», а я – на твоей «Ауди».

– Хорошо, как скажешь. Почему же твой старик о себе подумал, а о нас не захотел?

– Все предусмотреть невозможно. Он понял только, что за зданием следят, и если бы не додумался организовать нашу встречу в другом месте, то меня бы рядом с тобой сейчас не было.

– Меня бы тоже могло не быть. Ну, да ладно. Ты хочешь сказать, что за неким зданием, куда ты наведывался, ведется слежка и находится оно в часе езды от нашего дома. Стоило тебе там появиться, как тут же было передано распоряжение попугать зарвавшееся семейство.

– Правильно, Настя. Но жену Мохова просто так не запугаешь.

– Не пытайся меня подбодрить. Лучше, повнимательнее отнесись к моим словам.

– Я весь внимание.

– Сейчас я точно скажу тебе, сколько прошло с того момента, как ты уехал: один час и восемь минут. Теперь ты понимаешь, что за нашей квартирой тоже следят, Алеша!

Несколько секунд висела пауза. Мохов нервно стучал пальцами по рулю:

– Ты хочешь сказать, что после моего утреннего визита кто-то повис у меня «на хвосте»?

– Нет. Зачем висеть у тебя «на хвосте», если ты не собирался продолжать это дело?

– Но ведь никто не знал, собираюсь я продолжать или нет.

– Вот, если бы они знали, что собираешься, тогда и нужно было устанавливать слежку. А так, зачем чего тратить время на милиционера, который приехал, допросил и уехал. К тому же, ты мог заметить хвост.

– Ну, знаешь, какие профи бывают.

– Все равно, нескладно как-то. Я склоняюсь к другой версии: наш адрес просто продиктовали люди, очень хорошо тебя знающие, например, твои коллеги. Всем известен твой упертый характер, особенно по прошлому случаю, когда ты раскрыл преступление наперекор начальству. Сейчас аналогичная ситуация.

– Что ты, Владимир Лексаныч проверенный, тертый волк. Он бы никому мой адрес не дал.

– Не велика проблема, найти наш адрес. Дело в другом: слежка есть – это очевидно. Какая теперь разница, как они добыли адрес? Важно то, что тебе домой тоже нельзя. Сейчас они видели, как ты меня увозишь, а значит, складывать оружие не намерен. Во всяком случае, на их месте я бы именно так это расценила.

– Может, мы временно переезжаем, чтобы пожить у подруги и залечить стресс?

– А они подождут, им торопиться некуда. Если вернешься один, значит, увозил прятать жену, а сам не успокоился.

– Ты умница, Настен, что бы я без тебя делал? Половина преступников, которых я упрятал, разгуливала бы на свободе, если бы не ты.

– Шутки шутками, Алеша, но я боюсь тебя одного отпускать. Ты не должен возвращаться.

– Значит, все время, пока я ездил на встречу со стариком, кто-то буквально сидел у нас под дверью и ждал сообщения, появился ли Мохов возле общаги?

– Вот именно.

– «Домой не возвращайся», прямо девиз сегодняшнего дня.

– Ты о чем?

– Да так о своем, о девичьем. Кстати, хвоста не вижу. Сколько смотрю, все чисто.

– А зачем сейчас за нами следить, ведь я им не нужна. А тебя они могут и подождать.

– Хорошо, а если я просек их план и, спрятав тебя, сам поселился у друга или в гостинице, что тогда?

– А тогда они спросят у твоих коллег: куда это капитан Мохов запропастился? И услышат два варианта: или живет с женой у друзей и пытается забыть кошмар, или снял номер в гостинице и замышляет: поквитаться. Алеша я чувствую, кто-то из своих, сознательно или сам того не понимая, работает на банду. Теперь скажи мне, как ты намерен поступить?

– Я намерен их поймать и подвесить: высоко и надолго.

Ничего другого Настя услышать не рассчитывала. Оставшуюся часть пути ехали молча. Гостеприимный дом Вахида Азеровича был всегда открыт для друзей, но, если надо, мог в любую минуту стать неприступной крепостью, которую охраняют четыре кавказские овчарки и десяток вооруженных людей. Бывший директор овощной базы, а ныне хозяин нескольких продуктовых рынков, Гасымов Вахид Азер-оглы не только испытывал привязанность к чете Моховых, но и считал себя должником Алексея за очень давнюю историю, когда сегодняшний капитан носил погоны лейтенанта. Поздней осенью нагрянули к Гасымову парни в спортивных костюмах с мясистыми, бритыми затылками и сказали: «плати», заломив такую сумму, что пожилой Вахид едва дар речи не потерял. В общем отказался. Те пожали плечами и ушли. А назавтра две палатки сгорели. Парни опять пришли, дескать, не заплатишь, сам сгоришь. Сел Вахид, обхватил голову руками: хоть волком вой. Для бизнеса часть денег взята в кредит, часть у друзей одолжена. А тут эти… Пошел Гасымов в милицию правду искать, но и там ему мягко намекнули: иди, мол, сам разбирайся. И ушел бы, не подвернись молодой лейтенант с максималистскими представлениями о добре и зле, а также со специфическим чувством юмора. Приглашает одного из «спортсменов», якобы на опознание, да не куда-нибудь, а в психиатрическую лечебницу. А там показывает, что бывает с человеком после лоботомии, если тот не признается в незаконной продаже наркотических средств. «Спортсмен» во всем, конечно, признался, а заодно и всех подельников выдал. Объяснили ребятам, что рэкетом вредно заниматься: можно за наркоторговлю загреметь. Гасымов от счастья чуть не плакал, клялся в дружбе и клятву свою никогда не забывал.