Окаянный груз - Владислав Русанов

Воспользовавшись его оплошностью, Хватан изо всех сил затянул переднюю подпругу. Звучно хлопнул ладонью коня по крупу – то-то же, знай наших. Взялся за заднюю подпругу.

Уже подседлавший своего буланого Грай задумчиво чесал кончик носа.

– Дык… это… Может, всем разом вертаться надо? – нерешительно обратился он к пану Бутле.

– Ну да! Сейчас мы наш груз в чужие руки привезем. За здорово живешь, – сварливо ответил шляхтич.

– Груз, груз… – пробормотал Грай. – Чтоб ему пусто было. Окаянный груз какой-то! Сколько людей уже погибло!

– Ты думай, сколько еще погибнет, – зло бросил Гапей, забрасывая повод на шею мышастого. – Эх, кинуть бы его, к псам собачьим!

– Сейчас! Разбежался! – нахмурился пан Бутля. – Нам какое дело поручено! Государственное дело! А ты – «кинуть»! Тебя бы псу под хвост кинуть, чтоб не умничал.

– А я чо? Я ничо… – пожал плечами Тыковка. – Еще поглядишь, сколько он зла принесет.

– А золото по-другому не может, – веско заметил пан Юржик. – Это даже шпильман какой-то сказал. Вот незадача, имя-то я запамятовал его. Не то Освальд, не то Ресвальд… Руттердахский уроженец, значится…

– На кой ляд нам имя? Что про золото говорил-то? – Хватан затянул вторую подпругу, повернулся к товарищам.

– Вот то и говорил. Вроде как – «люди гибнут за металл»!

– Тю! – изумился порубежник. – А то без него этого не знал никто?

– Голова – два уха! – воскликнул Гапей. – Он же поди лет триста назад это говорил.

– Поболе будет! – ответил пан Юржик. – Лет пятьсот, пожалуй. Еще при Нециславе Хоробром. Тогда, говорят, в Отпорных горах драконы водились. По лесу волкодлаки так и шныряли… Кикиморы всякие, стрыги…

– И горелка в шинках была крепче, – подхватил, ухмыляясь, Хватан, – и кипяток горячее…

– Тьфу на вас, – насупился Грай. – Все… это… шутки шуткуют. Там пан сотник могет быть…

– Верно, – посерьезнел пан Бутля. – Все. Шутки в сторону. Собирайтесь.

– А мы чо? Мы уже готовые. – Хватан указал на сидевших в седлах Даника и Самосю.

– Вот и хорошо, – кивнул стоявший неподалеку Хмыз. – Давайте ищите пана Войцека. Нам без него никак…

– Ищите, – согласился пан Юржик. – Сутки, что пан Войцек нам дал, еще вчера вечером истекли. Тут уж комар носу не подточит. Езжайте, ищите, а мы уж груз поведем.

– Три дня, как и сговаривались, – добавил Хмыз. – В Хоров не пойдем. Без вас, ясен пень, не пойдем. И без пана Войцека.

– Ладно. – Хватан вскочил в седло. – Удачи.

– Храни вас Господь. – Грай последовал его примеру.

Тыковка уже давно забрался на коня. Лихо сдвинул шапку на правое ухо. Хитро прищурился, наклонился к пану Юржику и, понизив голос, сказал:

– Ты уж приглядывай тут, чтоб Гредзик со Стадзиком в глотки друг другу не вцепились.

– Угу, – кивнул Бутля. – Я лучше того красавца поищу, что ветки ломать повадился.

– Не напоминай, дрын мне в коленку! – воскликнул Хватан, чернея лицом. – Найду, своими руками шею скручу.

Даник и Самося глянули на них непонимающе. Новость о нежданном предателе доверили не всем, а лишь самым надежным и проверенным. Грай с Хватаном само собой знали, пан Юржик и Хмыз. Остальные, может, о чем и догадывались, но догадка – она догадка и есть. Цена ей ломаный медный грошик на выговской ярмарке.

Пять всадников, которые собрались выручать не вернувшегося в срок пана Войцека, погнали коней на север.

Пан Бутля с пожилым гусаром долго глядели им вслед.

Грай, Хватан, Самося, Даник, Гапей-Тыковка…

Пять лучших бойцов после пана сотника. И кто знает, вернутся ли они? Ведь если придется продвигаться к Искоросту с оставшимися, надежды на успех испаряются, как снег в начале пашня.

Хватан, ехавший первым, обернулся, тряхнул чубом и махнул рукой.

Пятерка перешла на широкую рысь и скрылась за поворотом дороги. Вскоре затих и стук копыт.

Стало слышно, как пан Гредзик выговаривает Мироладу за плохо уложенное седло. Костерит на все корки и обещает угостить плеткой.

Хватан заставил спутников гнать коней едва ли не дотемна.

А почему бы и нет? Люди к седлу привычные. Порубежники. Двое бывших реестровых. А напоследок скользкий мужичонка – Гапей-Тыковка, о давнишних занятиях которого никто не знал. Таких наездников лишняя пара верст, проведенная верхом, не утомит. Делов-то, Господи! Откинулся на заднюю луку и трясись помаленьку. Другая история – кони. Животных не подогревает беспокойство о судьбе командира, не заставляет мчать очертя голову.

В предсумеречье тени деревьев вытянулись и заострились, готовясь слиться и раствориться друг в друге.

– Еще чуток, и отдыхать надо, – заметил Тыковка.

Его мышастый уже тяжело дышал. Вообще, с конем ему не повезло. Вроде бы и все стати, как полагается, – длинная прямая холка, мощный круп, широкая спина, а жеребчик с червоточинкой. Чуть что – задыхается, мокреет, норовит голову опустить. За таким глаз да глаз, а то падет в самый неподходящий момент.

– Ладно! Дрын мне в коленку. Вон те ясени обогнем…

– Верно. – Грай потрепал по шее буланого, подбадривая. – Там… это… похоже, родничок был. Коней… того… напоим. И сами не сдохнем.

Даник и Самося молчали. Они всегда молчали, когда не резались между собой в кости. На службе землю из-под себя не гребли, как иные. День до вечера прожит, и хорошо. Есть где голову склонить на ночь, найдется чего на зуб кинуть перед сном – просто здорово! А к чему о большем заботиться?

– Дело говоришь, – поддержал Грая Гапей. – Водицы бы сейчас холодной. Такой, чтоб зубы ломило…

Тракт обнимал пологий холм, как один подвыпивший приятель другого за плечи, возвращаясь из шинка. Такие холмы в Малых Прилужанах кличут могилами. Память о прежних веках, наполненных кровавыми войнами с западными и северными соседями, Грозинецким княжеством и Зейцльбергом. На правом берегу Луги и вправду сохранилось много старых могил, где погребены не один и не десять воинов. Сотнями, случалось, закапывали. Священники едва-едва отпевать успевали.

Ясени, выстроившиеся на бугре, как рекруты на смотру, лениво шевелили зелеными пальцами-листьями.

Хватан первым прошел поворот и, выругавшись черным словом от неожиданности, осадил светло-гнедого.

У левой обочины горел костер – те, кто развел его, нисколько не таились. А к чему таиться? Чай, не лазутчики. На своей земле можно путешествовать невозбранно. Ближе к лесу топтались стреноженные кони, числом полдюжины. Среди них выделялся ростом и статью вороной жеребец со звездочкой во лбу. Сомнений в том, кто до недавнего времени ездил на нем, быть не могло.

– Гляди! Тьфу ты ну ты! Конь пана сотника! – воскликнул Хватан.

Заслышав голос порубежника, стоявший у костра человек развернулся в его сторону. Яркий отблеск подсветил грубый шрам через бровь и веко.

Ошибки быть не могло. Цимош Беласець.

А где один из братьев, ищи и прочих…

– Оружие готовь! – тихонько бросил Хватан. – Дрын мне в коленку…

– Дык… уже… – также вполголоса ответил Грай.

Тыковка выудил двумя пальцами из нашитого на грудь жупана длинного кармана арбалетный бельт и наложил его на тетиву. Когда он успел взвести самострел? Не мог же он его везти взведенным во вьюке? Даже думать смешно, точно, ни в какие ворота не лезет. Вот уж воистину хитровыкрученный крендель. Не знаешь, что и ожидать от такого.

– Ну, помолясь Господу… – Хватан украдкой, словно стесняясь излишней набожности, сотворил знамение, плотнее прижал шенкеля. Гнедой пошел вперед приплясывающим шагом. Порубежник на его спине скособочился, низко опустив руку с обнаженной саблей.

Цимош Беласець, конечно же, увидел их. Сказал что-то своим. Не разобрать что именно – далековато. Едва ли не бегом к костру поспешал Климаш – старший брат и глава рода Беласцей.

Разглядев, кто приближается к ним, он улыбнулся и приветливо взмахнул рукой.

Первым соломенный пучок на шесте заметил пан Стадзик Клямка. Ничего удивительного, ведь он ехал впереди, в охранении.

Пан Стадзик повернулся и крикнул:

– Шинок!

Хмыз и пан Юржик переглянулись. С одного боку, шинок – возможность отдохнуть, поспать на кровати, как люди, а не как собаки, из дому выгнанные, еда, приготовленная в печи, в горшке, а не на вертеле, на походном костре, возможно, баня или, на худой конец, лохань с горячей водой. Но ежели поглядеть с другого боку, шинок – это лишние глаза и уши, это горелка, развязывающая языки, это враг, подобравшийся вплотную в густой толпе и корд под лопаткой.

– Сгоняю. Погляжу, – предложил Хмыз.

– Давай, – согласился Юржик. – Если что, свисти.

– Ага, разбежался, – буркнул бывший гусар и пришпорил коня. Пан Бутля ткнул в больное место – свистеть Хмыз не умел. Никогда не умел. Вот не научился в детстве, и все тут.

Оставшиеся у телеги наблюдали, как гусар заехал на пустынное подворье, наклонившись с седла, заглянул в приоткрытые двери конюшни, постучал по ставню.