Окаянный груз - Владислав Русанов

Меченый прислушался к темноте.

Тихо.

Никто не идет следом.

Никого нет впереди.

Жаль. Очень жаль. Он рассчитывал нынче ночью встретить неизвестных преследователей. Застать врасплох и задать хорошую трепку. Еще на коронной службе в Богорадовке пан Войцек не любил становиться добычей и позволять себя выслеживать. Обычно он сам предпочитал идти по следу. Быть охотником куда почетнее. Да и для здоровья полезнее.

После доклада Грая, что, мол, кто-то оставляет метки по ходу следования отряда, прошло уже три дня. Они свернули с прямого пути на Стрыпу, забирая правее, к Хорову. Копыта коней упрямо отмеряли версты.

Идти приходилось по проселочным дорогам и малоезженым тропам, чтоб не ровен час не повстречаться с разъездами верных Юстыну и делу Золотого Пардуса реестровых. Дюжина вооруженных людей, охраняющих груженую телегу, заинтересовала бы даже самого ленивого и недалекого урядника. И тут уж желтые ленточки помогли бы мало. Можно прямо сказать, вовсе не помогли бы. А любая проверка груза была бы равносильна смертному приговору.

Отправляющиеся то и дело в разведку Грай с Хватаном и ездивший разок возобновить изрядно истощившийся запас харчей пан Юржик Бутля пересказывали расползающиеся по Великим Прилужанам слухи.

Как они распространялись, опережая конных вестовых и голубиную почту? Никому не ведомо. Загадка. Чудо чудесное сродни чародейскому запрещенному искусству… Но… Слухи были всегда и всегда будут. Слухи они и есть слухи. И грех ими не воспользоваться в своих целях.

Так вот.

Прибегающие из Выгова слухи несли весть о том, что королевская казна похищена. Похищена, само собой, злобными приспешниками Белого Орла, понукаемыми князем Янушем Уховецким. Один подвыпивший шляхтич кричал на весь шинок, что и имена похитителей известны. Это – пан Зджислав Куфар, бывший подскарбий короля Витенежа, и преподобный, тьфу ты, проклятый, конечно же, Богумил Годзелка, бывший Выговский митрополит и патриарх Великих и Малых Прилужан. По утверждению досужих болтунов, пана Зджислава взяли под стражу в его выговском доме и заточили в подземелье королевской тюрьмы. Богумил Годзелка, хитрый старый лис, скрылся в неизвестном направлении, оставив нового подскарбия, грозинецкого князя Зьмитрока, с носом. С длинным таким носом. Локтя полтора. Этот слух встревожил Войцека, но, по размышлении, он пришел к выводу, что бояться нечего. Не в интересах Зджислава выдавать их. Даже под пытками. А если уж не выдержит пан Куфар испытания огнем и железом, Меченый принял упреждающие меры – не стал ехать на Искорост прямо. Даже снаряженная погоня не догадается искать их в окрестностях хоровского тракта.

Но кто же все-таки следует за ними?

Кто из отряда решил предать товарищей, оставляя метки – обломанные или загнутые ветки, затесы на стволах?

Ответы на эти вопросы пан Войцек и решил получить нынешней ночью.

А то, что неизвестные преследователи и их таинственный сообщник не выдумки, стало окончательно ясно.

Позавчера Грай снова нашел загнутую по ходу движения отряда ветку рябины. Привел Войцека и, что называется, потыкал командира носом. Гляди, мол, вот они, твои верные соратники.

После они сидели втроем – сотник, Грай и Хватан – и размышляли, кто мог оставить метку. В ту ночь сторожили с вечера до полуночи Самося и Квирын, с полуночи до рассвета Хмыз и Гредзик. Оставил ли знак кто-то из четверых? Могли. Каждый мог. Но с таким же успехом и любой притворившийся до поры до времени спящим мог обмануть сторожей и выскользнуть из лагеря, чтобы загнуть ветку.

Узнать бы, для кого он эти знаки оставляет. Почему-то пану Войцеку все чаще и чаще приходила в голову мысль о Беласцях. Климаш с Цимошем вполне могли замыслить преследование отряда Войцека, стараясь уломать несговорчивого пана посетить их маеток в угоду своенравной сестренке.

Коли так, это не беда, а полбеды. Проучить и отогнать навязчивых шляхтичей труда не составит. Даже если они прихватили с собой отряд вооруженной челяди.

Хуже другое.

Гнаться мог неизвестный охотник до коронного золота. Вряд ли связанный с делом Золотого Пардуса, иначе не таился бы, а предъявил открытые обвинения в государственной измене.

Хватан припомнил Издора, покинувшего их в Выгове. Не связано ли бегство спившегося шулера с их нынешним преследованием?

Ответа на этот вопрос, как и на большинство остальных, не находилось.

Вот поэтому Войцек и оставил сонный лагерь, возвращаясь по своим следам назад, как зверь-подранок.

В недолгих сумерках, когда света еще хватало, чтоб отличить дорогу от обочины, Меченый гнал вороного размашистой рысью. Потом перешел на шаг и нырнул в лес. Он и так уже отъехал достаточно, чтобы рассчитывать на желанную встречу. Преследователи тоже люди. И спать хотят, и поесть не откажутся, а значит, остановятся на ночевку, разведут костер… Вот тут Войцек их и обнаружит.

Он ехал, внимательно вглядываясь во тьму между стволами. Отблески звезд позволяли пробираться сквозь чащу, но не более того. А Войцек старался разглядеть свет чужого костра. Он понимал, что неизвестные близко к его лагерю не остановятся, дабы не быть замеченными, но и слишком далеко не отстанут – можно прозевать знаки своего помощника и сбиться с верного пути.

Еще немного… Еще чуток проехать и придется возвращаться. За себя Меченый не сильно волновался – приходилось и по двое-трое суток без сна обходиться, переживет и эту бессонную ночь как-нибудь. А вот коня жалко – весь день под седлом, так еще и ночью заставляют таскать груз на спине. Вдруг, не приведи Господь, погоня из тайной перейдет в открытую, а вороной подведет хозяина? Кому такое надо?

Вдруг пану Войцеку померещился красноватый отблеск между деревьями. Далеко. Дальше полета бельта из хорошего арбалета, если ночной лес позволял правильно оценить расстояние. Вот сейчас разглядим попристальнее. Нужно только объехать валежину, задравшую к небу вывороченные корни. Перепрыгивать двухобхватный ствол Войцек, жалея коня, не рискнул бы даже днем.

Вороной почти миновал толстый комель, когда под корнями что-то заворочалось, зарычало…

Конь осадил назад и захрапел, порываясь броситься прочь. Пан Шпара с силой прижал шенкеля, удерживая скакуна в повиновении.

Плотная тень поднялась из укрытия под корнями. В воздухе остро запахло псиной. Низкий утробный рык заставил коня рвануться в сторону.

«Медведь?» – подумал Войцек, нашаривая рукоять кончара. Конечно, любой меч жидковат будет против туши в сотню стонов весом. Тут бы рогатина в самый раз подошла. Но, на худой конец, и кончар сгодится. Крепкое трехгранное лезвие не соскользнет по ребрам хищника, а уж куда ударить, опытный воин не задумается. Тем более что медведь попался не слишком крупный – лобастая башка шевелилась на высоте не больше сажени от земли.

И тут вороной, крутанувшись на месте, приложил пана Войцека затылком о низко наклонившийся сук ближнего граба.

Вспышка белого огня перед глазами.

Устеленный палой листвой дерн бросился навстречу и кувалдой ударил в плечо.

Вскакивая на ноги, Меченый услыхал дробный топот уносящегося сломя голову вороного. Кончар остался висеть в ножнах, притороченных к седлу.

Сабля?

Сабля на месте. Одна беда, толку с нее маловато против медведя.

Нож?

Тяжелый клинок в полторы пяди здесь. Оттягивает пояс с правой стороны.

Ладонь привычно обхватила оплетенный ремнем черен.

И вовремя…

Потревоженный зверь пер напролом, загребая воздух длинным когтями передних лап. Странно… Обычно летом медведи себя так не ведут. Или это медведица и под корнями в логове прячутся медвежата?

Ладно! Чего рассуждать? Бить надо!

Меченый нырнул под взмах мохнатой лапы, закрывая голову левой рукой, а правой направляя острие ножа под левую лопатку зверя.

Клинок уперся во что-то твердое и скользнул в сторону, вспарывая шкуру.

Ребро!

Медведь заревел во весь голос и сграбастал человека в объятия.

Чувствуя горячее, разящее смрадным духом гнилого мяса дыхание на щеке, Войцек ударил еще раз. На этот раз нож погрузился по самую рукоятку. На пальцы хлынула липкая кровь.

Зверь сжал шляхтича лапами до хруста в костях, вцепился клыками в левое предплечье.

Не вынимая клинок из раны, пан Войцек потянул нож на себя, повернул и пырнул еще раз. И еще раз, уже теряя сознание.

А потом косматая туша навалилась сверху, опрокидывая его навзничь. В глазах потемнело, а жгучая боль в перекушенной руке чудесным образом исцелилась.

Звезды погасли…

Хватан приподнял крыло седла. Попутно поцарапав ногтем начинающую трескаться кожу, взялся руками за приструги. Светло-гнедой ширококостный конь привычно напрягся, набирая воздуха в грудь побольше.

– Балуй! Дрын мне в коленку…

Порубежник точно рассчитанным движением наподдал в конское брюхо коленом. Жеребец охнул, переступил с ноги на ногу и выдохнул.