Разведка особого назначения. История оперативного разведывательного центра английского адмиралтейства 1939-1945 - Патрик Бизли

Показательным примером частых затруднений, возникавших из-за нерегулярного поступления дешифрованных материалов разведки особого назначения, является случай, который произошел почти вскоре после того, как мы «снова прозрели». В самом конце 1942 г. секция поиска установила выход из Франции отряда подводных лодок под названием группа «Дельфин». Им было приказано выйти на линию патрулирования, местонахождение которой маскировалось ссылками на условные пункты предыдущих инструкций. Предполагалось, что она проходила либо западнее о-ва Мадейра, и тогда лодки получили бы задание перехватывать караваны на линии Нью-Йорк — Гибралтар, либо, что считалось вначале более вероятным, юго-западнее о-вов Зеленого Мыса, и тогда их цель — атаковать автономно следовавшие суда. Вскоре подтвердилась правильность первого предположения, и, когда 2 января подводные лодки получили приказ двинуться в западном направлении от первоначальной линии в Центральной Атлантике, чтобы затем производить разведку в сопровождении подводного танкера, этот маршрут был надлежащим образом зафиксирован в секции поиска. Но тут наступила одна из коварных задержек с раскрытием очередных ежедневных изменений в шифровальных наборах, и за неделю мы ровным счетом ничего не узнали от разведки особого назначения.

На следующий день, 3 января, подводная лодка «U-514» случайно перехватила караван «ТМ-1 в самом начале его пути. Караван состоял из девяти весьма ценных танкеров и шел в сопровождении небольшого эскорта. Он следовал из района о-ва Тринидад по направлению к Гибралтарскому проливу. По приказу немецкого командования к «U-514» подошла находившаяся по соседству другая лодка, чтобы совместно атаковать конвой, но эскортным кораблям удалось их отогнать. Потоплен был лишь один танкер. Через сутки подводные лодки потеряли контакт с караваном.

В секции поиска радиограмма [78] с «U-514» была сразу же воспринята как свидетельство возможной угрозы каравану «ТМ-1» со стороны всей группы «Дельфин», хотя в тот момент караван и подводные лодки разделяло пространство в 900 миль. Противник, конечно, давно уже потерял всякий контакт с караваном, и о действительном курсе группы «Дельфин» можно было только догадываться.

Получив донесение от «U-514», Дениц отменил прежний приказ группе «Дельфин» и дал ей указание догонять на предельной скорости далеко ушедший караван. Но в этот момент направлявшаяся в Южную Атлантику другая, на этот раз одиночная, подводная лодка сообщила о замеченном ею, и тоже случайно, быстроходном караване «GUF-3», следовавшем из Нью-Йорка в Гибралтар. Это заставило Деница изменить план. Он отдал приказ группе «Дельфин» преследовать «GUF-3», но через некоторое время, невзирая на тот факт, что контакт с караваном «ТМ-1» давно был утрачен, решил рискнуть вопреки совету его штабных офицеров и сосредоточиться на преследовании танкеров. Дениц приказал группе «Дельфин» повернуть к востоку от южного направления и идти до точки, находившейся примерно в 650 милях к западу и южнее Канарских о-вов. Это было на таком же приблизительно расстоянии к северо-востоку от последней известной по донесению позиции каравана. Здесь лодки рассредоточивались по линии патрулирования протяженностью 180 миль и двенадцать часов шли со скоростью 9 узлов под прямыми углами к предполагаемому курсу каравана на сближение с ним, меняя курс в течение определенного периода времени. Это была типичная тактика Деница при ведении поиска и разведки.

Уинн впоследствии докладывал, что «возможность такого патрулирования учитывалась… но никто не ожидал, что лодки выйдут на такую позицию, которая окажется настолько восточнее и впереди конвоя. Не было никаких сведений о попытках нанести удары по «GUF-3» на пути его следования; не было поэтому и никаких признаков, относящихся к положению группы «Дельфин».

По последним данным спецразведки, она шла в западном направлении, имея приказ повернуть на юг после пересечения 34° западной долготы. Таким образом, предположение о том, что конвой после 16.00 4 января не преследовался, было правильным».

Дениц действовал интуитивно, не слушая советов своего штаба. Он оказался прав: в 15.00 8 января «ТМ-1» был обнаружен третьей лодкой у северной границы линии патрулирования. Поступление материалов разведки особого назначения возобновилось только через тринадцать часов после этого, но и тогда они в течение нескольких дней были неполными. На караван обрушились удары еще четырех лодок. В конце концов, из девяти танкеров в Гибралтар удалось добраться только двум.

Уинн вернулся к выполнению своих обязанностей, когда операция уже заканчивалась. Потому хотелось бы задаться вопросом: удалось ли бы ему более правильно, чем его заместителю, предсказать маневры Деница, если бы сам Уинн находился на работе с самого начала?

Мало вероятно, что при полном отсутствии информации о намерениях и нахождении противника Уинн оказался бы более удачливым. Но он обладал совершенно невероятным чутьем в такого рода делах, состоявших из рождавшихся у него догадок. «ТМ-1» — далеко не единственный пример нескончаемой битвы умов между командующим подводными силами и секцией поиска. В одних случаях мы выигрывали, в других — проигрывали. Эту битву мы явно проиграли.

Легко, наверное, представить себе то напряжение, какое приходилось испытывать во время таких эпизодов их непосредственным участникам: Уинну, его заместителю, а также ночным дежурным, призванным принимать решения в их отсутствие. Мы находились далеко от моря, но не требовалось большого воображения, чтобы представить себе картину объятых пламенем танкеров, тонущих или изувеченных моряков, ценного груза, который шел ко дну, причем все это происходило из-за ошибочных прогнозов, составленных в безопасных и уютных кабинетах Адмиралтейства. В случае с «ТМ-1» мы несли не просто обычную личную ответственность. Командиром эскорта был очень любимый нами и уважаемый офицер, который только что отбыл срок стажировки в секции поиска подводных лодок в качестве представителя управления по противолодочной войне. Но как раз в такие моменты и нельзя позволять разыгрываться воображению. Решения должны были приниматься. Они не давались легко, а всегда тщательно обдумывались. Когда же все-таки они принимались, приходилось мириться с последствиями. Представим себе, что караван и подводные лодки — шахматные фигуры. Когда корабли шли ко дну, фигуры снимались с доски. Одна из сторон могла получить от этого перевес, но игра продолжалась. Надо было тут же обдумывать следующий ход, чтобы сохранить свои фигуры и побить фигуры противника.

Помимо задержек с поступлением материалов разведки особого назначения, существовали и другие трудности, мешавшие нам установить, где проходят линии патрулирования и завесы немецких подводных лодок, чтобы проводить суда, минуя их. К началу 1943 г. эффективность работы немецкой «В. Dienst» достигла апогея. Разведка немцев стала расшифровывать все больше и больше наших радиограмм о маршрутах караванов судов. Она читала теперь даже наши ежедневные сводки о положении подводных лодок, — сводки, которые секция поиска рассылала всем боевым кораблям в море и всем командованиям, участвовавшим в битве за Атлантику. Чтобы избежать подозрений противника в том, что эта информация была основана на расшифрованных данных радиоперехвата, мы тщательно перефразировали ее. Но в тот момент, хотя в сжатой форме и с небольшими неточностями, она вполне достоверно отражала позиции подводных лодок, нанесенных на нашем планшете обстановки. Это, конечно, давало Деницу ясное представление о ходе наших умозаключений и. служило большим подспорьем в его попытках расстроить те наши запланированные меры, с помощью которых мы пытались обыграть его.

Вряд ли стоит удивляться, что, располагая двумя такими источниками информации и сверх того разведывательными данными, добываемыми подводными лодками, число которых значительно возросло, Дениц часто мог раскрывать наши обходные маневры и предвидеть наши замыслы. Но и у службы «В. Dienst», как и у БП, в тот период были свои трудности. Она не всегда успевала раскрывать наши шифры достаточно быстро, чтобы Дениц мог использовать полученные результаты в оперативных целях.

Читатель, видимо, недоумевает: если обе стороны читали, по крайней мере, некоторые радиограммы друг друга, то почему же этот факт не бросался им в глаза? Что касается секции поиска, то ответ в какой-то степени кроется в недостатке работников и в тяжести того груза, каким являлась непрекращавшаяся война в» море; ни у кого не было времени по-настоящему задуматься, почему внезапно менялись линии патрулирования подводных лодок и почему был перехвачен тот или иной караван или одиночно шедшее судно. Когда слишком большое количество расшифрованной информации становилось через трое и более суток устаревшем, невольно все внимание сосредоточивалось на том, чтобы на нашей карте с обстановкой были отражены самые последние события, и причем так, чтобы можно было быстро предпринять нужные меры. Каждая минута промедления с оценкой информации и с принятием решения могла обернуться катастрофой. Как и в случае с Комнатой 40, все материалы, не имевшие срочного оперативного значения, откладывались в сторону, чтобы заняться ими в другой раз. Но мы не успевали изучить их с надлежащей тщательностью и во всех деталях, так как нас захлестывал новый критический момент, и это изучение еще раз откладывалось. Новые сражения неизбежно получали приоритет над отшумевшими. К тому же такие углубленные разбирательства, требовавшие кропотливого сравнения по времени наших действий с действиями противника, фактически не входили в обязанность ОРЦ. Как видно, здесь имелся пробел в организации работы разведывательного управления и управления связи ВМС, а, возможно, также и Правительственной школы шифрсвязи и дешифрования. Кроме всего прочего, обе стороны составляли тексты радиограмм своим силам таким образом, чтобы не раскрыть лежавший в их основе источник информации.