Смерть за хребтом - Руслан Белов

Разгоряченные питейными историями мы выпили еще по дозе. Затем навалились на теплую еще рыбу и моментально с ней расправились.

– Что еще человеку надо? – благодушно сказал Кивелиди, закурив и поудобнее устроив спину на рюкзаке. Люблю посидеть у костра с кружкой. Посидеть, потрепаться. Многие городские думают, что геологи только этим и занимаются. Но я, когда в полевых партиях работал, очень редко себе это позволял. Только и помню, как из маршрутов полуживой приползал. Свободного времени практически не было...

“Он прав, – подумал я, удобнее устраивая голову на горячих бедрах Лейлы. – Свободное время – это когда льет дождь или выпало много снега. Или когда полевые работы на высокогорье закончились ввиду наступления зимы, и геологи, чтобы хотя бы еще немного пополучать полевые надбавки, сидят где-нибудь в теплой, совсем еще летней южной долине... Камералят потихоньку, пьют, трепятся... Кто-нибудь, может быть, и поморщится от нашей любви к байкам и историям, но что поделаешь, ведь половину свободного времени геологи, да, наверное, и остальные полевые люди тратят на рассказы о своих и чужих приключениях... А остальная половина уходит на преферанс, рыбалку и охоту. Или, как у меня, на штопку истрепавшихся носок и соединение разбежавшихся штанин в целые брюки... “

– Мировой закусон, – вернул меня на землю Федя, вычистив, наконец, тарелку из-под рыбы кусочком мякиша и отправив последний в рот. И, довольно облокотившись на лежавший сзади рюкзак, продолжил:

– Вы тут про нас, алкоголиков, байки травили, а я вам о самой дешевой закуске расскажу. Стою, значит, я как-то однажды у пивзавода, в гадюшнике, в очереди за стаканом бормотухи. Передо мной мужик опрокинул водки двести пятьдесят, но, видно, плохо пошла, и он закуски хоть какой затребовал. А буфетчик запустил руку за голову, достал откуда-то сухарь замусоленный и в морду ему сунул. Мужик понюхал его и пошел довольный, а буфетчик-то пальцы разжал, и сухарь как улетит ему за спину – на резинке он был! Я чуть не уписался! Многоразовый закусон...

– Ну, теперь, чувствую, должны последовать истории о последствиях чрезмерного употребления внутрь, – продолжил я, разливая по кружкам остатки водки. – Вот одна из них, слушайте:

Как-то раз на Кумархе, уже под снегом, устроила повариха Зинка Ольшанская день рождения. Бражки наварила – молочную флягу. Ну и нажрались мы до посинения... Еле-еле с привязавшимся Сашкой Кучкиным доползли до моего кубрика. А ночью Сашке худо стало – жажда одолела, застонал, пить просит. А я, сам едва живой, ему говорю: “Отвяжись, нет у меня воды. А до колонки не дойти ни мне, ни тебе, как до Южного полюса...” Он не поверил, встал кое-как и заходил во тьме, на вьючные ящики натыкаясь и тубусами гремя. Гремел, гремел, стучал, стучал и вдруг говорит гордым таким, с легкой укоризной, голосом: “На, пей, Черный, я нашел!” Пью я, влагой наслаждаюсь, а в изможденных алкоголем мозгах мысль так тяжело и тревожно заворочалась: “Где же он воду-то нашел? Ведь не было, точно не было!” Утром в себя пришел, причем – как стеклышко, и сразу глазами по углам зашарил. И увидел... И не вынесло меня только потому, что не знал, что сначала делать – блевать или смеяться... Оказывается, Кучкин банку трехлитровую на подоконнике нашел, в ней два месяца, наверное, или даже больше полевые цветы в воде стояли. Так вот, цветы эти, сверху высохшие, он в угол забросил, а оставшейся водой – плесенью подернутой, черной, вонючей, с сопельками начисто прогнивших стебельков – напился, и меня, гад, напоил...

Была, конечно, распита еще одна, четвертая, бутылка сладковатой водки душанбинского разлива и чайник чая. Так, с кружками в руках, мы сидели у костра и трепались до поздней ночи, теплой и уютной. Луна была еще не видна, но лучи ее уже серебрили верхушки деревьев, обрамлявших иссини черные лужицы неба. Звезды в них мерцали красиво и таинственно.

Поняв, что банкет заканчивается, и выпивки больше не будет, Фредди добровольно ушел на свой боевой пост, где, как он хвастался, им было оборудовано уютное гнездышко из недавно скошенной травы. Мы с Лейлой улеглись вдвоем в большой спальный мешок. Наташе были выделены два одеяла. Третье мы отдали Бабеку и он улегся на развернутую палатку в ряд со спящими уже Сергеем и Юрой.

7. Прорвемся или нет? – Федя опять плавает. – Ночевка под перевалом.

Под утро стало холодно, выпала роса. Я проснулся рано и хотел было идти готовить завтрак, но Лейла, прикорнув к моему плечу, спала так сладко, что я решил немного повременить – без меня она быстро замерзнет и проснется.

Через некоторое время я все же осторожно выполз из спального мешка и разжег костер. Когда пламя побороло влажную от росы древесину, я повесил над костром чайник и кастрюлю с остатками загустевшей ухи. Еще через полчаса мы уже сидели, кто где, и молча скребли ложками алюминиевые миски.

Нас расстроил Бабек, сказавший, что в эту зиму снега в горах выпало необычайно много и будет не так-то легко пройти перевал высотой 3800 метров... Может быть, даже придется возвращаться на устье Арху и идти вкруговую через перевал Хоки, а это более 60 км пешего пути.

В старые времена автодорога через Хоки на Кумарх открывалась в конце июня, и мы хорошо знали, как тяжело было нашим бульдозерам пробиваться на перевале через снежные заносы, приводить в порядок раскисшие и оползшие от избытка влаги крутые серпантины. Но все это удовольствие ожидало нас на северной стороне Гиссарского хребта. Южная же сторона была уже согрета летним солнцем и казалась доступной и даже заманчивой.

Свернув лагерь и нагрузив ишаков, мы налегке, с полупустыми рюкзаками тронулись в путь. Впереди, за самым молодым ишаком (мы назвали его Пашкой) шел Бабек. Он хорошо знал тропу по долине, но так же, как и я, перевал не пересекал ни разу. Сергей вел следующего ишака (названного по цвету шерсти Черным. Я был против этой клички, но Юрка отомстил мне за сачок[56], присоединив свой голос в ее пользу). За Черным шли последовательно Наталья, Житник, Федя, Лейла и я.

Километра полтора тропа петляла в зарослях кустарника, сплошь покрывавшего надпойменную террасу Арху. Затем долина разветвилась, и мы свернули к северу. Вскоре после развилки тропа пошла круто вверх, и наше движение резко замедлилось – Фредди шел с трудом, тяжело дыша и часто останавливаясь. Мы не торопили его, так как решили сегодня “поработать с прохладцей”. Куда дойдем – туда дойдем. Хорошо бы, конечно, дойти до снегов, но не дальше. А вообще, загадывать в горах – дохлый номер. Стоит только сказать, уходя в маршрут, что вернешься к десяти вечера – в лучшем случае вернешься далеко заполночь.