Проза о стихах - Е Эткинд

...всем известно уж давно,

Что смысл и рифма не одно.

"Парадокс рифмы"

Послание Вяземского "К В.А.Жуковскому" привлекло внимание Пушкина; прочитав его в "Сыне Отечества", Пушкин воздал ему должное. В своем кишиневском дневнике (3 апреля 1821) он записал: "Читал сегодня послание князя Вяземского Жуковскому. Смелость, сила, ум и резкость..." (Правда, далее Пушкин с досадой отмечает: "...но что за звуки! Кому был Феб из русских ласков - неожиданная рифма Херасков не примиряет меня с такой какофонией".*) В 1821 году Пушкин мог, видимо, согласиться с Вяземским, а также с Буало, чьи мысли развивает Вяземский в этом послании. Но прошло всего несколько лет, и Пушкин изменился. Не спорит ли он с Буало, не пересматривает ли своей восхищенной оценки послания Вяземского, когда в стихотворении "Рифма, звучная подруга..." (напомним: 1828 год) указывает на две формы рифмы? И ведь обе теперь для Пушкина, видимо, равноправны.

______________

* А.С.Пушкин. Собр. соч. в 10 т., т. VIII. М.-Л., Изд-во АН

СССР, 1949, с. 17.

В первом случае рифма "За мечтой моей бежала, / Как послушное дитя"; значит, подчинялась мечте, мысли, была ее рабой - рабой разума. Во втором же случае рифма "с нею спорила шутя",- спорила с мыслью, была "свободна и ревнива, / Своенравна и ленива"; значит, была сама по себе и, споря с мечтой, ее подчиняла себе. В следующей строфе Пушкин признается, что не только управлял рифмой в угоду своим замыслам, но и ей, рифме, покорялся, шел на поводу у звуков, ставя их порой выше мысли:

Но с тобой не расставался,

Сколько раз повиновался

Резвым прихотям твоим.

Как любовник добродушный,

Снисходительно послушный,

Был я мучим и любим.

Трудно, почти невозможно определить в поэзии Пушкина те места, где рифма шла впереди мысли и где ее "резвая прихоть" определила ход стихотворения. Сам он о своем творчестве писал не раз и всегда утверждал, что звуки и слова беспрекословно повиновались его воле:

Какой-то демон обладал

Моими играми, досугом;

За мной повсюду он летал,

Мне звуки дивные шептал,

И тяжким, пламенным недугом

Была полна моя глава;

В ней грезы чудные рождались;

В размеры стройные стекались

Мои послушные слова

И звонкой рифмой замыкались.

("Разговор книгопродавца с поэтом", 1824)

Или, в гораздо более позднем стихотворении:

И мысли в голове волнуются в отваге,

И рифмы легкие навстречу им бегут...

("Осень", 1833)

Рифмы - навстречу мысли. Но возможен и противоположный случай: мысли навстречу рифме. Ибо не только рифма "за мечтой моей бежала, как послушное дитя", но и поэт был для нее "любовник добродушный, снисходительно послушный..."

Пушкин был не одинок,- его современник, писатель и теоретик литературы Н.Ф.Остолопов, перечисляя разные достоинства рифмы, высказал сходную мысль весьма категорично: "... [рифма] производит иногда нечаянные, разительные мысли, которые автору не могли даже представиться при расположении его сочинения. В сем можно удостовериться, рассматривая произведения лучших писателей".* Другой современник Пушкина, его друг Вильгельм Кюхельбекер писал в статье, озаглавленной "Поэзия и проза" (1835-1836) и предназначавшейся для пушкинского журнала "Современник" (ее не пропустило Третье отделение): "...рифма очень часто внушала мне новые, неожиданные мысли, такие, которые бы мне не пришли и на ум, если бы я писал прозою".**

______________

* Н.Остолопов. Словарь древней и новой поэзии, ч. III. СПб.,

1821, с. 24.

** Литературное наследство, т. 59. М., 1954, с. 392.

Это - второе направление: поэт, "любовник добродушный, снисходительно послушный", идет следом за звуком, за рифмой. С развитием поэзии оно усилилось: звук стал важнее, он стал все более подчинять себе сюжет стихов. М.Цветаева это имела в виду, когда утверждала:

Поэт - издалека заводит речь; Поэта - далеко заводит речь.

Тонкий и глубокий исследователь художественного слова А.В.Чичерин обобщает опыт новой поэзии, когда пишет о рифме: "...весьма значительна и ее роль в движении поэтической мысли. Рифма распахивает неожиданные двери, обновляет, обогащает жизнь образа". Далее А.В.Чичерин поясняет свою точку зрения очень ярким сравнением: "Как в шахматах сопротивление противника, нарушающее прямолинейные планы игрока, порождает в конечном счете всю оригинальность и всю силу игры, так "искание рифмы", осложняя поэтический труд, в то же время сталкивает с пути слишком прямолинейного и ведет к непредвиденным открытиям... При восприятии стиха рифма не только образует отчеканенную звуковую форму, не только вмещает энергию наиболее ударных слов, но и расширяет смысловые связи, не стесняет, а, напротив, делает более вольным движение идеи".*

______________

* А.В.Чичерин. Идеи и стиль. М., "Советский писатель", 1968, с.

63-64.

Замечательный парадокс: стеснение ведет к вольности, затрудненность - к открытиям, формальное техническое препятствие - к обновлению смысла, к игре мысли, а в целом - к более сложному содержанию. Этот "парадокс рифмы" предсказал Пушкин; ведь именно он начертал для рифмы два пути, которые и стали путями ее дальнейшего движения в русской поэзии. В первом случае рифма удовлетворяла ожидание, во втором нарушала его. Поговорим о первом.

Удовлетворенное ожидание

В "Онегине" Пушкин горестно, хотя и с юмором восклицал, прощаясь с молодостью:

Мечты, мечты! где ваша сладость?

Где, вечная к ней рифма, младость?

(VI, 64)

"Вечная рифма" - так можно безошибочно определить рифму классицистов. Их стихи должны были чаровать ровной интонацией, гармонией, красотой звучания, покоем удовлетворенного ожидания. Важнейший закон, предписанный этим стихам,- "единство стиля": ненарушаемая цельность художественного впечатления. Малый словарь, отсутствие свободного выбора слов, а значит и ритма, невольная или вольная их привычность чуть ли не до стандарта - таковы черты этой поэзии. "Сладость" неминуемо влечет за собой "младость", да еще "радость". У молодого Пушкина:

Не говори:

Так вянет младость!

Не говори:

Вот жизни радость!..

("Роза", 1815)

Наследники Тибулла и Парни!

Вы знаете бесценной жизни сладость;

Как утра луч, сияют ваши дни.

Певцы любви! младую пойте радость...

("Любовь одна - веселье жизни хладной...", 1816)

Пейте за радость

Юной любви

Скроется младость,

Дети мои...

("Заздравный кубок", 1816)

Мечты, мечты,

Где ваша сладость?

Где ты, где ты,

Ночная радость?..

("Пробуждение", 1816)

Ужель моя пройдет пустынно младость?

Иль мне чужда счастливая любовь?

Ужель умру, не ведая, что радость?..

("Князю А.М.Горчакову", 1817)

Образуются группы - пары, тройки, четверки - непременных рифм, данных поэту заранее предшественниками и современниками, группы, словно предуказанные ему самим поэтическим языком. К этим группам относятся:

розы - грезы - слезы

нежный - безмятежный - белоснежный

денница - гробница

Последняя пара не зря приписана Пушкиным Ленскому, сочинявшему накануне дуэли весьма стандартные стихи, какие писали в то время многие, какие писал и Пушкин-лицеист:

Блеснет заутра луч денницы,

И заиграет яркий день;

А я, быть может, я гробницы

Сойду в таинственную сень...

("Евгений Онегин", VI, 22)

Сам молодой Пушкин - несколькими годами ранее:

Напрасно блещет луч денницы,

Иль ходит месяц средь небес,

И вкруг бесчувственной гробницы

Ручей журчит и шепчет лес...

("Гроб юноши", 1821)

Читатель привык к тому, что его ожидание не может быть обмануто. Услышав "денницу", он ждет сотни раз уже слышанную "гробницу", ждет - и получает. Услышав "отраду", он ждет "лампаду", слово "любви" влечет за собой "в крови" или "благослови", "приговор" скреплен со словом "взор", "очи", разумеется, с "ночи". Пленительное юношеское стихотворение Пушкина "Морфей" (1816) в отношении и образности, и словосочетаний (фразеологии), и, конечно, рифм вполне стандартно:

Морфей! до утра дай отраду

Моей мучительной любви.

Приди, задуй мою лампаду,

Мои мечты благослови.

Сокрой от памяти унылой

Разлуки вечной приговор;

Пускай увижу милый взор,

Пускай услышу голос милый.

Когда ж умчится ночи мгла,

И ты мои покинешь очи,

О, если бы душа могла

Забыть любовь до новой ночи!

Единственная неожиданность, призванная здесь оживить восприятие, это порядок рифм. Сперва они перекрестные, потом опоясывающие, потом опять перекрестные; в связи с таким построением в третьем четверостишии изменен порядок окончаний - вместо ж - м - ж - м, как в начале, здесь м - ж - м - ж. В остальном же, не считая этих оттенков, ожидание удовлетворено - мы каждую рифму можем предсказать, потому что рифмующие слова не принадлежат Пушкину, то есть рифмы не им изобретены,- он взял их готовыми из небольшого рифменного запаса своего времени.

Бывают такие периоды в истории искусства, когда личный почин воспринимается как нечто для художественного вкуса оскорбительное, как смешные потуги проявить себя, нарушая незыблемый закон красоты. Новое кажется неприятным уже из-за того, что нескромно обращает на себя внимание,деталь не смеет вылезать вперед и нарушать гармонию целого. Искусство классицизма - искусство целостных ансамблей, и это во всем - в зодчестве, в театре, в словесности. Когда Карло Росси возводил в Санкт-Петербурге свои изумительные дворцы, арки, театры, дома, он стремился к "благородной простоте и спокойному величию" (так об античном искусстве говорил немецкий ученый Винкельман). Появление всякой удивительной неожиданности было бы нарушением и благородства, и спокойствия, и величия. В этой системе всякая попытка новаторства, даже просто необычности была немыслима - она бы разрушила строгое единство безличного стиля, внесла бы запретный элемент изобретения.