Том 2. Пионеры, или У истоков Саскуиханны - Джеймс Купер

— «Хозяйка»! — взвизгнула Добродетель.— Да что это вы, Бенджамен, говорите, точно я какая-нибудь чернокожая рабыня! Она мне не хозяйка и никогда хозяйкой не будет. А выражаюсь я на самом чистом языке, я ведь из Новой Англии, из графства Эссекс, а Бухтовый штат [51]этим славится.

— Я частенько слышал об этой бухте Воштат,— заметил Бенджамен,— но не могу сказать, что когда-нибудь в ней бывал, и даже хорошенько не знаю, где она находится. Может, в ней и есть хорошая якорная стоянка, но против Бискайского залива или, скажем, бухты Тор она все равно что шлюпка против фрегата. А касательно языка я одно скажу: вот послушали бы вы в Уоппинге или же на Рэдклиффской дороге, как выражаются лондонцы,— весь словарь переберут, что тебе пряди каната при починке. Ну, да не в том дело, сударыня, а в подумайте и увидите, что мисс Лиззи никакой вам особой обиды не сделала. Лучше выпейте еще капельку да забудьте и простите, как честным людям положено.

— Вот еще! И не выдумывайте, Бенджамен. Мной никто так не помыкал, и терпеть такое обращение я не измерена! У меня ведь есть полтораста долларов да постель и двадцать овечек. Не больно-то мне нужно жить и доме, где нельзя звать девушку ее собственным крещеным именем. Вот возьму и буду называть ее Бетси, сколько мне вздумается,— мы живем в свободной стране, и пусть-ка кто-нибудь попробует мне запретить! Я, правда, собиралась дожить тут до лета, а вот теперь попрошу расчет завтра утром и буду разговаривать как хочу, и никто мне не указ!

— Что правда, то правда, мисс Добродетель,— сказал Бенджамен.— Никто об этом спорить с вами не станет. Будто я не знаю, что легче остановить бурю шейным платком, чем заткнуть вам глотку, когда у вас язык со стопора спущен. Скажите, сударыня, а много обезьян водится на берегах этой вашей бухты Воштат?

— Сами вы обезьяна, мистер Пенгиллен! — завопила в ярости экономка.— А вернее сказать — медведь! Грубый черный медведь! И плохая компания для порядочной женщины. Хоть бы я еще тридцать лет прожила у судьи, а больше ни разочка не унижусь до вашего общества. Такие разговоры годятся для кухни, а не для гостиной в богатом доме.

— Вот что, мисс Пети... Мети... Выйдивон, может, я и взаправду иной раз делаюсь медведем, ежели кто надумает со мной схватиться, но разрази меня бог, коли я соглашусь, чтобы меня обзывали обезьяной — животиной, которая болтает, болтает, а о чем — сама не знает. Да что я вам, попугай, что ли? Вот эта птица и впрямь так и чешет на всяких там языках, которые честным людям ни к чему: не то по-гречески, не то по-воштатски, а может, на наречии западных голландцев! А знает ли он сам, что он такое говорит? Вот что вы мне скажите, сударыня. Мичман, к примеру, командует любо-дорого, когда капитан отдаст ему приказ, а пустите-ка его дрейфовать без посторонней помощи, велите-ка ему самому вести судно по курсу, так не пить мне больше грога, если над ним не будет смеяться вся команда до последнего юнги!

— Не пить вам больше грога, вот именно! — заявила Добродетель, в негодовании поднимаясь из-за стола и хватая свечу.— Вы и так уже перепились, Бенджамен, дальше некуда, и я покидаю вас, пока вы еще не наговорили мне всяких неприличностей.

С этими словами экономка удалилась, не уступая в величественности самой Элизабет,— по крайней мере, так ей казалось. Она захлопнула за собой дверь с грохотом, напоминавшим мушкетный выстрел, бормоча при этом себе под нос всякие оскорбительные эпитеты вроде «пьяница», «нализавшийся дурак» и «свинья».

— Это кто, по-твоему, пьян?—яростно загремел Бенджамен вслед Добродетели, приподнимаясь, словно с намерением догнать ее.— Хочет равняться с благородными дамами, а сама только и умеет шпынять людей по пустякам! Да и негде тебе было научиться манерам и хорошему разговору. Не в твоей же проклятой бухте Воштат!

Тут Бенджамен снова упал в кресло, и скоро в комнате раздались зловещие звуки, напоминавшие ворчание его любимого зверя — медведя. Однако, прежде чем попасть, выражаясь изысканным языком некоторых современных писателей, в «объятия Морфея», он еще успел внушительно произнести вслух, соблюдая должные паузы между каждым язвительным намеком, «обезьяна», «попугай», «закуска», «ведьма» и «бухта Воштат».

Мы не станем даже пытаться объяснить читателю, что именно подразумевал почтенный дворецкий, и не будем восполнять пробелы между вышеупомянутыми словами, скажем лишь, что произносились они со всем глубочайшим презрением, какое только может испытывать человек к обезьяне.

Прошло около двух часов, прежде чем дворецкий был разбужен шумным возвращением Ричарда, майора Гартмана и судьи. Бенджамен уже настолько пришел в себя, что сумел благополучно проводить первых двух в их спальни, но затем исчез и сам, предоставив запирать дом тому, кто больше всех был заинтересован в его целости и сохранности. Но в те дни не слишком-то злоупотребляли замками и засовами, так что Мармадьюк, осмотрев топившиеся печи и камины, тоже отправился на покой. Сообщением об этом благоразумном поступке мы закончим описание первого вечера нашего повествования.

  ГЛАВА XVI

Первый сторож (тихо).Тут

дело нечисто, ребята. Стойте смирно.

К счастью для всех веселых гуляк, за полночь покидавших «Храброго драгуна», в это время уже сильно потеплело, и, кружа среди сугробов, они могли не опасаться за целость своих носов и щек. К утру по небу быстро заскользили прозрачные облачка и луна скрылась в волнах тумана, который ветер гнал на север, неся с собой теплый воздух с далекого океана. Солнце взошло за густыми тучами, а южный ветер, дувший теперь в долине, обещал оттепель.

Утро уже давно занялось, когда Элизабет заметила, что над восточными холмами забрезжило бледное сияние, хотя западный склон долины осветился гораздо раньше, и решила погулять и полюбоваться окрестностями при свете дня, прежде чем компания, так усердно праздновавшая сочельник, выйдет наконец к завтраку. Остановившись в маленьком дворике, за которым начиналась молодая сосновая поросль, совсем недавно занявшая место могучих лесных великанов, Элизабет поплотнее закуталась в меховую накидку, ибо, несмотря на оттепель, холод все же был довольно силен, и собиралась уже пойти дальше, но тут над ее головой раздался голос мистера Джонса:

— Поздравляю с праздником, кузина Бесс, желаю тебе счастливого рождества! Как погляжу, ты ранняя пташка, но все-таки я тебя перехитрил. Еще не было рождества, когда бы я не успел первым поздравить всех обитателей дома, от мала до велика, и белых, и черных, и желтых. Но погоди-ка минутку, пока я надену шубу; ты же собралась осмотреть наши нововведения, а никто лучше меня не сможет тебе все объяснить: ведь это я их придумал. Дьюк и майор будут еще час отсыпаться после дьявольских смесей миссис Холлистер.