Вернер фон Сименс. Личные воспоминания. Как изобретения создают бизнес - Валерий Чумаков

Мне хотелось бы посоветовать применять подобную систему стимулирования во всех наших колониях. Человек, не имеющий потребностей, будет испытывать враждебность по отношению к любым попыткам культурного воздействия. Только после того, как потребности в нем проснутся и встанут на ноги, только после того, как он привыкнет хорошо работать, чтобы их удовлетворить, только после этого он станет благодарным объектом для попыток социального, религиозного и культурного развития. А начинания, ведущиеся с противоположного конца, могут привести лишь к иллюзорным результатам.

Когда тремя годами позже я вновь посетил Кедабек, я нашел его уже довольно высокоевропеизированным городком. Основная часть рабочих, правда, все равно были кочевниками, но это осталось справедливым даже для сегодняшнего дня. Эти люди, главным образом выходцы из Персии, после окончания жатвы старательно работают на шахтах или в плавильных цехах, где зарабатывают некоторое количество денег, после чего идут дальше или же возвращаются домой. Однако уже появились и постоянные, кадровые рабочие, которые и обеспечивают главную часть производственного процесса. Всю связанную с рудниками администрацию составляют немцы, малая часть которых являются выходцами из балтийских провинций России, поэтому рабочим языком здесь является немецкий. Смешно бывает слышать, как русские, татарские и персидские рабочие порой пытаются переделать свои и чужие имена на немецкий манер, как коверкают непривычные названия немецкого оборудования, а порой даже, подобно шахтерам из Гарца, пытаются по-немецки ругаться.

Недалеко от Кедабека находится богатая серно-медными рудами гора, до которой от города проложена грузовая железная дорога. Кроме того, мы проложили уже упомянутую мной узкоколейку до завода в Калакенте и дальше, до сплавной пристани в Шамкире. В течение многих лет эта дорога снабжала наши печи необходимым топливом. Хотя мы и работали по всем правилам лесных работ, вновь засаживая вырубавшиеся участки, все-таки через некоторое время дефицит древесины привел к тому, что мы всерьез рассматривали вопрос о прекращении работ. Беда, как правило, прекрасный учитель, и несчастье часто заканчивается нечаянной радостью. Недавно мы, как мне кажется первыми в мире, догадались вместо угля в качестве топлива использовать сырую нефть и отходы от ее перегонки – лигроин и мазут. Везут их по Тифлисской железной дороге из Баку до находящейся у подножья горы станции Шамкир[206]. С помощью этого топлива руду плавят в больших круглых, 6 метров в диаметре, печах, получая из нее медь. На электрической фабрике в Калакенте ее доводят до химически чистой меди, попутно получая из нее в качестве вторичного продукта серебро. Поскольку зимой и в дождливые сезоны провезти топливо от железнодорожной станции в гору по размытым дорогам сложно, сейчас мы строим из бесшовных стальных труб Маннесманна[207] трубопровод, с помощью которого будем качать мазут вверх по горе на высоту около 1000 метров. Если все пойдет по плану, я лично планирую увидеть его в действии уже этой осенью. Далее, я разработал совершенно новый электрический бестопливный метод получения чистой меди из бедной руды, которую мы раньше вообще не использовали. Для этого мы поставим в соседнем Шамкире большие турбины, мощностью более 1000 лошадиных сил, которые будут вращать динамо-машины. Вырабатываемый ими электрический ток будет передаваться через хребет высотой около 800 метров, отделяющий Кедабек от Шамкира, с тем чтобы потом с его помощью у самого подножья рудоносной горы извлекать из рудной пыли чистую медь. Когда этот механизм, теоретически проработанный в самых мелких деталях и почти готовый практически, заработает, можно будет сказать, что в самой глубине Кавказа появилось новое, самое что ни на есть передовое в технологическом отношении металлургическое производство, успешно справляющееся с недостаточно удобным месторасположением.

Большой Кавказ

Легко понять, что при полученных нами результатах на Кедабекском руднике к нам отовсюду посыпались предложения о покупке вновь открытых месторождений. Хотя у Карла, как и у меня, было мало к этому охоты, поскольку нам и без того хватало хлопот с Кедабеком, мы не всегда могли отказать большим людям в просьбе осмотреть предлагаемые рудники. Когда, уже после гибели от падения с лошади Вальтера, осенью 1868 года я во второй раз посетил этот город, мне пришлось совершить из него две вылазки на Большой Кавказ. Одна из них, а именно поездка из Сухум-Кале в Цебельду, кажется мне интересной и достойной упоминания.

Поднимающийся на высоту 18 000 футов[208] Эльбрус является высочайшим горным пиком Европы, если принять за ее границу Кавказский хребет, разделяющий наш материк на две части. Однако виден он лишь с немногих точек, поскольку окружен со всех сторон чуть менее высокими горами. Пространство, которое отделяет его от окружения, доступно для неподготовленного человека лишь в немногих местах, так как состоит из целой массы различных мешающих свободному проходу хребтов. Среди таких мест можно выделить Цебельду – природную неприступную крепость, которую небольшая группа мужчин может отстоять при нападении целой армии. Уже после того, как весь остальной Кавказ был в русских руках, а черкесы, не согласные принять русское иго, сбежали в Турцию, Цебельда еще долго не сдавалась, оставаясь во владении небольшого местного племени. Интересно, что все считавшиеся до того неприступными естественные крепости русскому царю удалось легко покорить, просто подведя к ним удобные дороги. Однако Цебельда не поддалась и на это, устояв после постройки военного тракта. Только голод и соблазнительные предложения от русского правительства заставили горцев добровольно оставить крепость, после чего они все-таки тоже сбежали в Малую Азию.

Спустя год после их эмиграции губернатор Сухум-Кале, генерал Хейманн, предложил моему брату Отто обследовать найденное в Цебельде месторождение медных и серебряных руд. Отто тогда занимал место погибшего Вальтера и был, кроме того, немецким консулом. Когда в сентябре 1868 года мы с Отто и нашим экспертом, новым директором Данненбергом, прибыли по делу в Сухум-Кале, он повторил свою просьбу, пообещав при этом, что приложит все силы для того, чтобы поездка наша оставила о себе только приятные воспоминания. Я не устоял перед соблазном побывать в самом сердце Кавказа, там, где еще не ступала нога человека, рожденного в Западной Европе. Для того чтобы сопроводить нас к месту, была снаряжена самая настоящая маленькая военная экспедиция, возглавил которую молоденький русский капитан.

Сухум-Кале, что в переводе означает «Сухумская крепость», расположена в небольшой живописной скалистой бухте, у подножья одной из окружающих Эльбрус кольцом гор. Ее окрестности поражают богатством растительности, красоту которой невозможно описать. Настоящий восторг вызвала у меня длинная аллея, усаженная плакучими ивами. По высоте они могли бы посоперничать с нашими лесными деревьями, а их густая листва спускалась на длинных склоненных ветвях до самой земли. К сожалению, в 1877 году эта великолепная аллея пала жертвой очередной русско-турецкой войны. Сразу за городом дорога, по которой двигалась наша компания, пошла вверх по долине вдоль небольшого горного потока через чащу из великолепных деревьев. Я заметил, что высокие кроны могучих дубов и каштанов, особенно в освещенных солнцем местах, были словно заключены в какой-то коричневый кокон, сквозь который нельзя было разглядеть ни одного зеленого листочка. Как оказалось при ближайшем рассмотрении, виноват в этом был дикий хмель, который обвивал вершины деревьев и покрывал их своими спелыми коричневыми шишечками. Зная, сколько стоит хмель, я по возвращении предложил генералу Хейманну направить сюда роту солдат, чтобы они набрали шишек, и отправить эти шишки на экспертизу в Германию. Он так и сделал, но, к сожалению, желаемых результатов экспертиза не дала. Как я потом узнал, тот горький привкус, который ценится в хмеле, характерен только для женских плодов, поэтому в условиях искусственного выращивания женские особи тщательно изолируют от мужских, что в случае с дикорастущими растениями невозможно в принципе.

Тропа вела нас весь день через прекрасные, не тронутые человеком места. Мы наслаждались зрелищем поднимавшихся по сторонам заснеженных гор и лежавшей далеко внизу зеркальной поверхности моря. Вечером наш отряд вышел к небольшому русскому военному лагерю, одному из тех, благодаря которым армии России удалось окончательно сломить сопротивление храбрых черкесов.

С рассветом наша компания продолжила путешествие к великим горам. По пути мы не раз имели возможность восхититься смелостью русских, проложивших дороги в этих, казалось бы, непроходимых местах. Без особых трудностей мы доехали до границы района, носившего имя «Цебельда», хотя это была еще не крепость, а лишь местность, на которой располагалась скала с древней цитаделью. К ней вела одна-единственная тропа, проложенная по широкому ущелью, в глубине которого ревел и бесновался мощный горный поток. С нашей стороны ущелье представляло собой почти отвесную каменную стену, около 1000 футов высотой и примерно в версту длиной. Примерно на половине ее высоты в скале была вырублена тропа, широкая как раз настолько, чтобы по ней мог проехать на лошади один всадник. Другого пути к крепости не было, и нам надо было пройти через этот кошмар. Ехавший впереди капитан посоветовал нам не смотреть вниз, а довериться лошади и разрешить ей идти самой свободно. В полном молчании мы преодолели половину пути, стараясь глядеть не в бездну, а на чахлую растительность, пробивавшуюся по-другому, примыкавшему к уходящей вверх стене краю тропы. Вдруг я увидел, как конь ехавшего передо мной офицера, потянувшись за какой-то травинкой, неожиданно споткнулся и его переднее копыто соскользнуло вниз. В то же мгновение капитан выскочил из седла в сторону скалы. Между тем лошадь быстро восстановила равновесие и как ни в чем не бывало зашагала дальше, однако офицер забираться на нее уже не стал, а пошел пешком рядом. Я посчитал разумным поступить так же. Когда мы миновали опасный участок, на котором неосторожная лошадь чуть не сорвалась в пропасть, я оглянулся, чтобы посмотреть, как его проедет брат. К своему удовольствию, я увидел, что он также шел рядом со своей лошадью, и не только он – все участники нашей небольшой экспедиции последовали нашему с капитаном примеру, спешились и шли рядом с лошадьми со стороны скалы. Когда ущелье осталось позади, мы на радостях устроили себе вкусный обед в открытом на речную долину и увитом плющом гроте.