Прорыв. Боевое задание - Михаил Аношкин

— Видите, как немцы для меня постарались, — такую земляночку отгрохали!

Таких землянок было несколько. В остальных обосновались местные жители, Дома которых немцы сожгли в сорок втором году.

После ухода Васенева Курнышев еще некоторое время опасливо косился на листок бумаги, лежащий на столе. Его охватило чувство брезгливости. Появилось жгучее желание изорвать этот листок на мелкие части и развеять по ветру. Но Курнышев взял двумя пальцами, сунул рапорт в планшет под карту и успокоил себя тем, что дальше не даст хода этому доносу.

Рота сформировалась полгода назад, Курнышев поначалу командовал взводом. Ребят знал наперечет и был уверен, что никто из них на пакость неспособен. Поэтому подозрительность Васенева была обидна вдвойне.

Васенев появился в роте несколько позже. Курнышев сейчас жалел, что не сумел как следует разглядеть лейтенанта. Получил от него этот идиотский рапорт и спохватился, да поздно. И не потому, что в роте произошло «ЧП», хотя, конечно, это само по себе неприятно, придется держать ответ перед командованием батальона. Хуже другое. Курнышев получил приказ, выполнять который так или иначе придется лейтенанту Васеневу, а этому все в нем противилось.

Но тут старший лейтенант вспомнил еще про одну новость, которую ему сообщили в штабе. Курнышев повеселел и крикнул связному Воловику, живущему в прихожей части землянки, отгороженной фанерой:

— Поди-ка сюда, Степан!

Степан, мешковатый малый лет тридцати, чуть сутулый и очень услужливый, появился тотчас же из-за перегородки и вытянулся перед командиром.

— Я видел у тебя запасные звездочки, — сказал Курнышев и повел левым плечом, показывая для чего они ему нужны — звездочки для погон.

— Опять потеряли, товарищ старший лейтенант? — сокрушенно вздохнул Воловик и ворчливо, как это привыкли делать связные, находящиеся с командирами на короткой ноге, сказал:

— На вас не напасешься. У меня уж и запаса никакого не осталось.

— Протри глаза свои, Воловик! — с деланным возмущением проговорил Курнышев.

Воловик, догадавшись, наконец, обо всем, с неожиданным проворством вскинул глаза, плутоватые и быстрые, зыркнул ими по погонам командира. Увидев, что все звездочки на месте, вдруг расплылся в широкой улыбке, обнажив крепкие желтоватые зубы.

— На такое дело не жалко! — воскликнул он. — На такое дело последнее энзе отдам!

И он кинулся за перегородку к своему тайнику. Потом он старательно проколол на погонах командира дырочки, для такого дела у него и шило нашлось, и аккуратно приделал звездочки. Воловик принял стойку «смирно» и сказал проникновенно:

— А теперь поздравляю, товарищ капитан.

— Спасибо, Степан. Неплохо бы это событие отметить, а?

— Так точно!

— Ну, тогда неси баклагу со спиртом.

Курнышев достал из вещевого мешка банку говяжей тушенки, нарезал мелкими ломтиками хлеб. Воловик положил на стол алюминиевую флягу в чехле и жестяную кружку.

В дверь постучали.

— Да, да! — разрешил войти Курнышев. Появился сержант Андреев и, вскинув к пилотке руку, четко произнес:

— Товарищ гвардии старший лейтенант!

Курнышев бросил на стол финку, которой распечатывал консервы, и весело отметил:

— Отставить, сержант. Доложите, как полагается.

Андреев заметно смутился, поправил под ремнем гимнастерку, автомат за спиной, проверил все ли пуговицы на гимнастерке застегнуты. Но все было в порядке, и он снова приложил руку к пилотке:

— Товарищ гвардии старший лейтенант!

— Да ты погляди на меня, как следует. Где твоя наблюдательность?

Только теперь Андреев сообразил, в чем загвоздка и почему командир роты дважды отменил его рапорт. Улыбнувшись, Андреев звонко проговорил:

— Товарищ гвардии капитан! Разрешите обратиться?

— Разрешаю. Только уговор — о делах потом. Уж коль ты тут подвернулся, выпьешь с нами.

— Неудобно, товарищ капитан...

— Чего ж неудобно? Наркомовские сто граммов ты все равно каждый день получаешь — разрешено. А у меня радость. Не хочешь за мое новое звание выпить?

— Хочу.

— Это другой разговор.

Курнышев плеснул в кружку спирту, придвинул к сержанту:

— Пей! — кружка была одна.

— Поздравляю, товарищ капитан.

Андреев чуть не задохнулся — спирт ему не приходилось пить. Потом выпил Воловик. Курнышев свою долю опрокинул в рот залпом и сглотнул ее за один раз. Когда закусили, капитан разрешил:

— Теперь говори.

— Афанасьев у нас подорвался.

— Знаю, Васенев докладывал.

— Понимаете, товарищ капитан, даже как-то неудобно. Я встретил лейтенанта, когда он от вас шел. Он считает, что Афанасьев нарочно встал на мину. Он сказал, что подал вам об этом рапорт.

— Да, есть такой рапорт.

— Это неправда, товарищ капитан. Я Женю Афанасьева знаю давно, мы с ним в мостопонтонном вместе служили, я ему верю, как самому себе. Готов за него поручиться перед кем угодно.

— Говорят, Афанасьев в последние дни как-то странно вел себя?

— Понимаете, какая незадача, — сокрушенно качнул головой Андреев, — тут я маху дал.

— Как ты?

— А вот как. Видел же, что Женька сам не свой ходит, нельзя его было допускать к разминированию, а я смалодушничал. Думал обойдется.

— Объясни.

Андреев из кармана гимнастерки вытащил письмо Ефросиньи и отдал капитану. Тот прочитал, потер в задумчивости подбородок и произнес:

— Дела-а-а...

Какие все-таки это разные люди. Васенев, не разобравшись толком, основываясь только на своей подозрительности, готов был погубить бойца. Курнышев ведь отлично понимал, что бы ожидало Афанасьева, подтвердись обвинения лейтенанта. А вот сержант виновником «ЧП» считает себя. По форме-то он, пожалуй, и не виноват, а по-существу, по-человечески — да. Если видишь, что с другом творится что-то неладное, то приди ему на помощь. Сержант не побоялся признать свою вину.

— В медсанбат отправили?

— Так точно.

Курнышев сбоку наблюдал за Андреевым: спокоен, держится свободно, с достоинством. Когда Курнышева назначили командиром роты, сержант некоторое время исполнял обязанности командира взвода, до приезда Васенева. Однажды роту подняли по тревоге ночью, тревога была учебная. Каждый взвод получил задание. Сложность его состояла в том, что ночью надо было пройти километров двадцать по совершенно незнакомой местности — по азимуту. Курнышев тогда плохо знал сержанта и боялся за него. За учением наблюдал командир батальона, и Курнышеву не хотелось ударить в грязь лицом перед начальством. Поэтому решил идти со взводом сержанта. Два других взвода возглавляли лейтенанты, и он за них был спокоен. Курнышев не мешал сержанту, не вмешивался в его распоряжения, но время от времени сверял по своему компасу маршрут. Сержант с пути не сбился ни разу, все приказы его были правильны и логичны. Взвод к назначенному месту вышел первым и получил благодарность комбата. Тогда Курнышев и заинтересовался Андреевым, посмотрел его личное дело, а потом вызвал на откровенный разговор. И если бы не было известно, что в роту едет лейтенант Васенев, он бы стал настаивать перед командованием, чтоб Андреева оставили командиром взвода.

Сегодня Курнышев получил приказ откомандировать в распоряжение штаба фронта, в отдел, ведающий партизанским движением, пять человек во главе со средним командиром — для выполнения особого задания в тылу врага. Курнышев оказался в затруднительном положении. Командир первого взвода лейтенант Воронин совсем недавно вернулся из партизанского края, где тоже выполнял особое задание. Посылать его снова было бы просто бессердечно. Командир третьего взвода лежал в медсанчасти. Оставался один Васенев. А к нему у Курнышева и до этого не лежала душа, а после рапорта вообще на него смотреть не хотелось. Надо же — обвинить пострадавшего бойца в таком тяжком грехе — членовредительстве!

Еще в штабе Курнышев заикнулся было о том, что есть у него подходящий сержант, толковый боевой парень — нельзя ли его поставить во главе группы? Но ему этого сделать не разрешили.

Сейчас Курнышев исподволь рассматривает сержанта и думает — сказать ему про задание или нет. Он твердо решил послать Андреева вместе с Васеневым. Хоть будет уверен, что Васенева есть кому подстраховывать.

— Рапорт я верну Васеневу.

— Спасибо, а то некрасиво получается.

— Как настроение у ребят?

— Боевое, товарищ капитан. Ждут не дождутся, когда на настоящее дело пошлют.

— А разминирование разве не настоящее?

— Настоящее, конечно. Только ведь как бывает, товарищ капитан, — дело, которое ты ждешь, всегда романтичнее и серьезнее.

— Это, пожалуй, верно, — улыбнулся Курнышев, — верно подметил. Так вот о настоящем деле — оно близко, даже ближе, чем ты думаешь.