Кесарево свечение - Василий Аксенов

Ты замолчал, глядя на свой стакан со «Столичной». Гадкая досада терзала меня. Почему-то очень злило, что ты, Игорь, не дал мне как следует пожрать со своими откровениями.

«Ну, что теперь? – спросил я. – Будешь разводиться?»

Ты швырнул в меня стакан с тяжелым дном. Неизвестно, чем бы это кончилось для автора, если бы рука бильярдиста была тверда; мог бы оборваться весь роман. Ты все-таки промазал. Стакан, как пушечное ядро, пролетел мимо моей головы и вышел в сверкающий морской простор. Тут же на него спикировал пеликан. Сосуд оказался у него в клюве. Водка, очевидно, обожгла нёбо морского разведчика. Потрясенный живоглот взмыл на более высокий уровень планирования. Стекляшка шлепнулась в воду. Не знаю уж, каким образом мне удалось увидеть эту душераздирающую сцену, если учесть, что я сидел спиной к морю и продолжал смотреть на твое безумное лицо, Игорь.

«Вот ты, Ваксино, конечно бы, развелся, – прошипел ты. – Сволочь! Гад! Сочинитель! А я с ней не разведусь никогда!» Ты швырнул на стол какие-то доллары и ушел с террасы.

Я доел оставшихся кальмаров, а потом еще намазал маслом свежую хрустящую булку. Хотя бы небольшое вознаграждение за этот вырожденческий московский маразм. Затем добавил к его долларам немного своих и покинул место действия. Нужно вызвать такси, чтобы добраться до «Делорена» и убраться восвояси.

Зеленый закат торжествовал над округой. Лиловатые узкие облака предвещали что-то неожиданное. Теперь иди вперед. Кипела листва платанов. Вдалеке на паркинге сутулый старик – ты, Игорь, – разговаривал с кем-то высоким и стройным. Сделав еще несколько шагов, я увидел, что с тобой, Игорь, стоит не кто иной, как только что проклятый «сын неизвестно от кого», Славка Горелик. Я остановился с поднятой ногой и, прежде чем ее опустить, вспомнил об откровении последней страницы. Кесарево сечение, которое я и не помышлял вводить в роман, о котором просто не знал ничего, вдруг озарило весь ворох уже написанных страниц, то есть все скольжение текста внутри нетитулованного файла, каким-то новым особым свечением. Что мне с этим делать теперь? Бежать? Смываться?

Между тем в округе возникла та особая резкость, что появляется за четверть часа до того, как солнце окончательно исчезнет с горизонта. Отец и сын обнялись. Ты, Игорь, плакал теперь на плече «исчадия», а оно ободряло тебя тихим похлопыванием по спине. Потом ты сел в свой «Таункар» и, слава богу, покинул главу, столь отягощенную твоим присутствием.

Небрежное вознаграждение

«Славка!»

«Стас!»

«Как ты догадался приехать сюда?»

«Да ведь это не в первый раз. Мать привозят в реанимацию, а батя напивается в «Буканире».

Оказалось, что еще вчера Любка позвонила сыну на его сателлитный телефон и в истерике, словно пьяный джазист, выбила длинный квадрат на его барабанной перепонке. Он в это время был в Каракасе и сумел вылететь только утром. Теперь он уже все знает от врачей. Хорошо, что ты, Стас, успел вовремя и спас мою глупую мать. И моего глупого отца, добавил он, помолчав.

На своей наемной машине он вез меня к паркингу «Десяти заповедей». Дороги, перед тем как опустошиться, были забиты нью-йоркским возвратом. Мы еле ползли. Я сказал: «Раз уж мы с вами встретились, достопочтенный Бенни Менделл, я бы хотел кое-что уточнить».

Он хохотнул: «Бенни Менделл? Это откуда?»

Уже давно у нас с ним установились шутливые правила игры: он притворяется, будто не знает, что произошло в предыдущей главе, а я делаю вид, что мне невдомек, куда дальше покатимся. В общем-то, правила были не такими уж жесткими, если учесть, что мы нередко менялись местами и все больше запутывались.

В данном случае мне казалось, что я забуксую без уточнения некоторых деталей, связанных с таинственным факсом и с его бегством из Пинкертона. Неожиданно для меня он стал подробно рассказывать. Оказалось, его сильно кинули в Перу. Да-да, в этом царстве пушистых лам и инопланетных становищ. А началось это, конечно, в Москве. На него вышла группа ребят, бывших математиков из ФИАНа. Нормальные ребята, не из комсы, никаких стволов, взрывчатки, раскаленных утюгов и водки со снотворным, настоящая совинтеллигенция. Предлагалась простая схема. В этом Перу, в ущелье меж двух кочек, на высоте 3000 метров геологи совместного предприятия «Калимакс» нашли большие запасы алюминия. «Калимакс» этот дышит на ладан, что и заинтересовало мальчиков. Разработана была идея создания международного пула инвесторов. Все держится в тайне. На разных биржах начинается скупка почти обесцененных акций «Калимакса». Все они оказываются в наших руках. Между тем новый финансовый поток стимулирует начало промышленных разработок. Тогда мы «выходим из клозета» (в прямом переводе с английского) и объявляем об алюминиевых сокровищах. В дальнейших ходах интриги разберется и сочинитель романов Стас Ваксино. Акции «Калимакса» достигают космических высот, и дети лейтенанта Шмидта получают такой навар, о котором даже неловко говорить двум гуманитариям вроде нас с тобой.

– Ты скажешь, Стас, что это мошенничество, а я тебе отвечу, что если это и мошенничество, то мошенничество предельной строгости и чистоты, сродни внезапно открывшемуся в джунглях кристальному водопаду. Если это обман, Стас, то мы обманщики типа лафонтеновской лисы. Мы просто хотим кусочек сыру и поем дифирамбы бирже. А что такое биржа, если не узаконенный институт обмана? Манипуляторство в мире фантомов становится основой общества. Короче говоря, я выписал фиановцам швейцарский чек, а мой вице Герасим Мумуев занес им чемоданчик лавэ. Став таким образом главным инвестором «Калимакса», я полетел в Перу. Вот тут-то меня ждало то, что впоследствии наш казначей Юрка Эссесер назвал «в чужом Перу похмелье».

Удивительно, как я не почувствовал подвоха еще в Москве. Невозможно было представить, что за симпатягами-математиками стоит комсомольско-бандитская структура ТНТ, а так оно и было. Рудники в Андах оказались липой. Наши башли ушли в чистый криминал, в связанную с 24-й армией кампанию по торговле оружием. Похоже, что через них генерал Удодов делал бизнес с теми, кто любит пострелять в Западном полушарии, а также, как ни странно, с кем-то на Кукушкиных островах. Мне там сказали: «Слава, мы тебя уважаем за размах, но, если хочешь жизнью наслаждаться, не выступай».

Все эти разборки проходили в шикарном приморском отеле, полностью захваченном ТНТ. За каждым моим шагом следила их охрана. И все-таки я их кинул. Заплыл однажды далеко в море, вытащил из шортов непромокаемый мешочек со своей «соткой» и поговорил с Москвой. Через два дня прибыли наши: Герка, Маринка, Вертолетчик, Юрка Эссесер – ты их, кажется, почти всех уже знаешь. Они явились туда как раз в тот вечер, когда обсуждался тот самый шоп-лист, который потом нарушил нашу пинкертоновскую идиллию. Во избежание утомительных и неаппетитных деталей скажу только, что мы отобрали у них все, что нам принадлежало, если верить Эссесеру, или почти все, если ему не совсем верить. После этого все рассыпались по разным уголкам мира, а твой покорный слуга выбрал далеко не худший уголок в окрестностях светоча знаний; Боже, благослови его студентов и преподавательский состав. Дальнейшее все происходило на твоих глазах, пока по факсу не прибыло предложение капитулировать.

– Если только это не был сигнал тревоги, – вставил тут я.

Он быстро на меня взглянул.

– Знаешь, мне это в голову никогда не приходило. Кто из них мог там меня предупредить? Там были одни акулы. Впрочем, – он задумался, – среди акул там была одна с дельфиньими замашками. – Он улыбнулся и покрутил башкой, как бы отгоняя посторонние мысли.

– Что было после того, как ты от нас уехал? – спросил я.

Он продолжил свой рассказ:

– Через пять минут я почувствовал, что меня охватывает паника.

– Ты испугался? – удивился я. – А ведь говорят, что кесарята не знают страха.

Он снова быстро на меня посмотрел и насмешливо присвистнул:

– Нет-нет, Стас, это не то – не страх смерти, что-то другое. Нам с тобой придется подумать об этой панике, откуда она взялась. Так или иначе, я бросил «Фольксваген» на обочине и попер напрямую через кювет, через кусты, перелез через звукозащитную стену, понесся по газонам какого-то приличного поселка. Тут хлынул ливень, на паркингах, как твари в джунглях, взвыли и завизжали противоугонные сигналы, ну, в общем, остальное ты дорисуешь сам, а я выскочил к отелю «Четыре сезона», взял там другую машину и поехал на запад. Не знаю, что случилось с «фольксом» на обочине.

– То, что полагается в таких сюжетах, – сказал я. – Взорвался и сгорел.

Славка юмористически пожал плечами: дескать, что и требовалось доказать. После этого перешел на другие темы.

– Как девчонки? Вот кого мне не хватает – этих сестер О! Хотел бы я стать предметом их культа. То есть тобой, Стас Ваксино. Сидеть вот таким классиком у себя наверху, спускаться к ним, своим преданным мойрам, читать им вслух всякую лажу, ну-ну, не лажу, ну что-нибудь такое в твоем духе, потрясающее устои, нетленку; внимать нелицеприятной критике, переходящей в полный восторг, посещать по ночам то одну, то другую, ну-ну, я шучу, ну хотя бы одну, неприступную для молодежи Вавку – ну что ты, Стас, шуток не понимаешь? Скажи, а Мирка все такая же вумная? А Галка по-прежнему дружит с адмиралом или больше с его бутылкой? А как брат Дельфин? Скажи ему при встрече, что я теперь разнесу его в теннис, как кенгуренка. Да-да, как невзрослого кенгуру. Недавно в Мексике я играл с Агасси и чуть не выиграл у него один сет. Парень, правда, мучился поносом.