Суета сует. Бегство из Вампирского Узла - С. Сомтоу

Он как будто стоял там, на сцене, прямо между герцогом и Юдит, и качался, невидимый, на волнах их голосов. Синяя Борода уже отдал шестой ключ.

Тимми знал, что за этой дверью скрывается озеро слез. Сцена погрузилась во мрак, а потом лунный свет залил пространство зыбкой пеленой. Ступеньки каменной лестницы, сделанные из крашеной фанеры, приобрели вид холодного мрамора. Зрительный зал словно отступил вдаль... глаза людей в зале мерцали, как тысячи звезд, а сам театр походил на огромную хрустальную сферу, которая навсегда отрезала их от мира... другое место, другое время.

И тут Тимми услышал, как кто-то назвал его имя.

Конрад...

Голос юной девушки.

Через сцену промчался черный кот, не замеченный никем.

Никем, кроме Тимми.

Тимми смотрел на все это с балкона. Другой Тимми, тот, который был полностью поглощен музыкой, стоял в тени синего занавеса. Еще один Тимми был где-то там... в проблесках памяти... в прошлом.

– Амелия? – прошептал он едва слышно.

Памина подняла голову.

– Тимми... ты что-то видишь? Слышишь что-то такое, чего я не слышу?

Синяя Борода отдал Юдит седьмой и последний ключ.

За последней дверью должны были быть предыдущие жены герцога, которых весь мир считал мертвыми, но которые были живы... там, за стеной из стали и камня... погребенные заживо воспоминания, которые никогда не умрут... и поскольку Юдит захотела узнать темные тайны мужской души, что обычно закрыты для женского взора, теперь ей тоже придется спуститься в могилу памяти... и стать бессмертной... такова будет ее судьба.

Женщины вышли одна за другой и спустились по мраморной лестнице. Женщина, символизировавшая утро, была в светлом розовом платье, ее щеки сияли свежестью и чистотой... огненно-рыжие волосы женщины полудня торчали, как солнечные лучи, словно она сама была солнцем... а третья женщина, женщина сумрака...

Ove most mar minden este,

Ove barna bupalastja.

– Она, – пел старик, – заход солнца... она – темный покров могилы...

На ней было широкое платье и белый покров, скрывавший почти все лицо... из-под покрывала выбивался лишь локон седых волос. Глаз было не видно. Тимми разглядел только тонкие губы, бескровную улыбку... почувствовал едва уловимый запах разложения, запах мертвого тела, которое еще недавно было живым... и запах бальзамирующих веществ.

– Тетя Амелия! – закричала Памина.

Тимми тут же вернулся в себя, в свое тело. Чары были разрушены. Родственники в ложе старательно сделали вид, что ничего не случилось, но один из них все-таки подошел к Памине и похлопал ее по плечу.

– Бедная девочка, – сказал он, – ее так потрясло это горе, вот она и воображает себе невесть что...

– Ни хрена я не воображаю, – завопила Памина в истерике. – Это тетя Амелия... там, внизу... Это она! Она вернулась назад из могилы! Она вампир! Да! Да! Я знала, что она вернется. Знала, что тетя меня не бросит... она заберет меня с собой...

Теперь на них уже стали оглядываться. Зрители в зале шептались. Тимми слышал отрывки фраз:

– Как не стыдно?! Разве так можно?! Никакого приличия, чтобы там ни было... бедное дитя... сошла с ума от горя... как ты думаешь, она успокоится и больше не будет визжать? То есть это все-таки опера, а не какой-нибудь рок-концерт...

– Я позабочусь о ней, – сказал Тимми.

Он взял ее за руку и повел к выходу. Она шла, шатаясь, как пьяная. Ему даже пришлось приобнять ее, чтобы она не упала.

– Но представление еще не закончилось! – раздался чей-то сердитый голос. – Сейчас же вернитесь на место, юная леди! Вы ставите нас в неудобное положение! – Это была мать Памины. Тимми даже не стал ничего отвечать, он просто вытолкнул Памину в коридор. Здесь тоже шла опера: на двух экранах над столиком рядом с лестницей. Два швейцара в униформе внимательно следили за действием, а третий что-то быстро говорил по переговорному устройству.

Мимо пробежали двое медиков с носилками.

– Что-то случилось? – спросил Тимми у одного из швейцаров.

– Ой, такого у нас раньше не было... она там вроде упала в обморок... замену нашли в последний момент...

– Пошли, Пами.

– Не называй меня...

Тимми крепко сжал ее руку.

– Нас никто не заметит. Мы растворимся в тенях.

Они бросились следом за медиками с носилками. Теперь в коридоре были и другие люди: несколько охранников, кто-то, очень похожий на журналиста, – они все бежали в ту же сторону, куда-то в конец коридора, покрытого ярко-красным ковром.

– А как она смогла стать... – начала было Памина.

– Я все время пил ее кровь, – сказал Тимми. – Я не считал, сколько раз, и не знал, хватит ли этого для того, чтобы она трансформировалась после смерти... я точно не помню, но, кажется, если вампир постоянно пьет кровь у кого-то из смертных, тот может и сам обратиться... даже если не дать ему кровь вампира... может быть, именно это с ней и произошло...

– Неужели такое бывает, Тимми?

Они вышли к лестнице и побежали вниз. Вниз – до самых дверей гримерки, которую вчера вечером занимал Тимми.

Он распахнул дверь...

Она лежала на том самом диване, на котором вчера сидели они с Паминой. Уже готовая к выходу. В красивом шелковом платье. Здесь тоже был монитор, и на экране шло действие. Горестный голос герцога Синяя Борода лился из колонок, установленных под потолком. Это была молодая женщина, достаточно полная. Ее неестественно бледная кожа отливала каким-то зловещим, мертвенным блеском, который напомнил Тимми...

– Es gibt kein Blut![11] – прошептал кто-то. Медики уложили ее на носилки. Никто не заметил двоих детей, притаившихся за дверью: мальчика, бывшего вампира, и девочку, которая станет вампиром.

– В каком смысле нет крови? – спросил кто-то из медиков.

– Ее словно выпили. Всю, без остатка.

Они вынесли женщину в коридор и помчались к выходу. Но все, равно... было уже слишком поздно. Она умерла. Тимми задержался еще на мгновение, всматриваясь в монитор. Синяя Борода говорил Юдит, что та должна войти в тайную комнату, где она будет заперта навечно... Es mindig is ejjel lest mar... отныне и вовеки веков, да будет тьма, тьма, тьма...

Женщина сумерек – это была Амелия Ротштайн – распахнула свой белый плащ, чтобы заключить в объятия новую женщину ночи...

– Она убьет ее! – выдохнул Тимми. – Прямо там, на глазах у зрителей...

Юдит упала в объятия вампира. Амелия Ротштайн обнажила клыки... и кровь хлынула из прокушенной шеи Патриции Кзачек, забрызгала ей платье, оросила фанерную лестницу, раскрашенную под мрамор... зал благоговейно вздохнул... вот что делает современная техника... никто даже не сомневался, что так и должно быть... что так и положено по сценарию... никто не понял, что Патриция Кзачек исполнила последнюю арию в своей жизни... а потом дверь закрылась, и герцог остался один. В темноте.