Изгнанник вечности, полная версия - Сергей Гомонов

— Примерно так и есть. Что ж, я совершенно свободна сегодня после девяти. Если ты найдешь время прийти ко мне, мы могли бы поужинать и обсудить важные дела без лишних глаз и ушей.

Ормона нарочно нагнулась, чтобы поднять оброненный листок бумаги и чтобы грудь ее, ставшая теперь еще более соблазнительной, выгодно показалась в глубоком вырезе ворота. Дрэян, конечно, это заметил и потерял остатки здравомыслия. Если бы только глупый щенок знал, как ей сейчас не до всего этого! Габ-шостер уже давно истекает слюной по чужой жене и беспомощно старается это скрыть, хотя о его слабости идут досужие пересуды, и придется использовать в игре то, что положено в условиях, не имея лучшего инструментария…

— До вечера! — сделав ручкой, сказала она, а затем так же лихо, как и вошла, покинула кабинет.

Стараясь не попадаться никому на глаза, Дрэян дождался полной темноты и ровно в девять оказался у дома Ормоны. Та сидела на террасе в кресле и, кажется, спала. Даже москиты не лезли к ней — удивился молодой человек. Она была так странно неподвижна, как мертвая. Он, привыкший видеть эту женщину всегда в движении, полной сил и огня, растерялся, столь разительно отличалась увиденная им сейчас Ормона от прежней.

Услышав шаги, она раскрыла глаза — и сразу стала такой, как всегда.

— Простите, я не хотел вас побеспокоить. Вы спали — я, пожалуй…

— Войди в комнату и подожди меня, — потянувшись, перебила его Ормона.

Дрэян повиновался. В большой комнате стояла одна кровать — и больше не было ничего.

Она заглянула в окно с террасы, повела взглядом вначале по его фигуре, затем коротко указала глазами на постель:

— Располагайся, я сейчас буду.

Гвардеец ощутил тяжесть в ногах и сел на расстеленную кровать. Ему было не по себе. Вдруг он увидел на простыне длинный черный волос — конечно, это был ее волос! Дрэян осторожно взял его двумя пальцами одной руки и двумя пальцами другой провел от начала до конца.

С грохотом растворилась дверь и, грозная, на пороге возникла Ормона:

— Проклятые силы! Я сказала тебе располагаться, а не хватать то, что тебя не просили трогать!

Дрэян оцепенел, она же впилась взглядом в его руки, что-то прошипела и, сбросив одежду, нагая выскочила за дверь, как будто так и нужно. Волосинка в его руке рассыпалась в прах.

Что-то повлекло его пройти по дому. Может быть, она и разгневается, но желание и любопытство были сильнее Дрэяна. Испытывая почти эротическое возбуждение от поиска неизвестно чего, молодой человек стал заглядывать во все комнаты подряд. Он вдруг понял, что ищет. Зеркало! И нигде не было зеркал… Гвардеец что-то слышал о нежелании хозяина этого дома лишний раз видеть себя в отражениях, но как без этого важного предмета обихода могла обойтись женщина, да еще такая красивая, как Ормона?! И Дрэян искал зеркала так, как ищет юноша желанной близости с первой девушкой в своей жизни. Коридор привел его к лестнице на второй этаж. Дом был неправдоподобно огромен. Внутри он был очевидно больше, чем снаружи!

Поднявшись наверх, Дрэян толкнул очередную дверь, и его просто втолкнуло в большую круглую комнату — в ней единственной не существовало ни единого угла. Вся спальня была декорирована тонким шелком цвета морской волны, а в изголовье громадной кровати с балдахином и сеткой от москитов на стене крепился аллийский меч.

Молодой человек подошел ближе и всмотрелся в ледяную сталь равнодушного к нему клинка. И тут же волосы зашевелились у него на затылке: из отражения на зеркально отполированном лезвии смотрел незнакомый человек, ровесник Дрэяна или немного моложе. Дрэян отпрянул — отпрянул и неизвестный. Моргнул Дрэян — моргнуло отражение, пристально его между тем разглядывая.

— Это ты, — послышался голос из-под балдахина. — Это истинный облик твоего многовекового «куарт».

Усмехаясь, на зеленовато-синих подушках возлежала обнаженная Ормона. Дрэян вздрогнул, не понимая, как она здесь очутилась прежде него, но потом догадался, что во время его блужданий у нее было много времени, чтобы подняться сюда кратчайшим путем. А в следующую секунду вожделение охватило его с той настырной силой, которую невозможно перебороть ничем. Близость зеркального меча доводила его до исступления. Гвардеец кинулся к Ормоне и в ее объятиях узнал упоение жизнью, агонию смерти и безбрежное море неги, весь растворяясь в мире черных глаз, скрыться от которых было невозможно.

— Что тревожит тебя? — спросила она позже, медленно поводя гребнем по блестящим волосам, спадавшим на плечи, струившимся по спине и касавшимся простыней.

Дрэян прижался щекой к ее бедру.

— Думаю о брате. Он ведь остался в Эйсетти… Что там у него, как?..

— Кто твой брат?

— Фирэ… Но наш дед говорил, что по закону перевоплощений его «куарт» должен был родиться в теле твоего сына, если бы…

Ормона дернулась, словно от болезненного укола:

— Сколько ему лет?

— Осенью должно исполниться восемнадцать. Он меня младше на десять лет…

Она закусила губу. А Дрэян почувствовал, что ему хочется говорить и говорить. Может быть, это из-за вынужденного молчания и постоянного одиночества?

— Он получил имя Фирэ, а вот если бы родился в семье Ала, то…

— Коорэ! — сощурившись, прошептала Ормона. — Конечно, Коорэ. Так вот почему… а я думала… — она резко осеклась. — Где он теперь?

— На Оритане… — оторопевший от ее напора, пробормотал гвардеец.

— Где на Оритане? Чем он занят сейчас?

— Я не знаю. Он учился на кулаптра…

Женщина вскочила и со злостью рассмеялась:

— Ну конечно! На кулаптра! Это значит, что его в два счета заберут на бойню, протянет он там немного, а потом…

Ее мысли были так красноречивы, что в голове Дрэяна промелькнули образы Ала и Танрэй, склонившихся над каким-то свертком, испуганных, измученных. Никогда прежде он не имел способностей к телепатии!

Ему стало страшно. Ормоне было известно что-то запредельное — может быть, о смерти его младшего братишки?

— Отчего же мы не встречались с тобой раньше, до отъезда мужа и Паскома?! Они разыскали бы его и привезли сюда…

Дрэян растрогался. Она так сильно переживала за жизнь близкого ему человека! Это ли не доказательство искренности нежных чувств к нему, к Дрэяну?

Тут голова его отяжелела, перед глазами все поплыло, и Ормона сгинула. Молодой человек мучительно застонал, пытаясь сбросить с себя невесть откуда взявшееся покрывало. Он ощущал движение руки, на ощупь освобождался от влажного шелка, но глазами видел, что по-прежнему неподвижно и бездыханно лежит в чужой спальне, под чужим мечом, совсем голый, слушая доносящееся извне сбивчивое — собственное! — дыхание.