Гробовщик для царя - Татьяна Нильсен

в небольшом тайском ресторане, заказала еду с непроизносимым названием и принялась без аппетита жевать. В обеденное время забегаловка, как правило, набивалась голодными людьми, которые умаявшись от беготни за покупками, захлёбывались слюной у витрины с жёлтым рисом и лапшой пад-тай с куриными ножками. Они громко делали заказ и сновали между столиками, выбирая удобное местечко. В этом шуме и суете, Лиза чуть не пропустила световой всплеск телефонного экрана. После прочтения, Заболоцкая оставила, почти нетронутую тарелку с едой и направилась к выходу из торгового центра. Нет, она не шла, она летела! Дождь закончился, и выглянуло солнце. Хотелось скорее встретиться и поговорить с Шуркой, хотелось забрать её и привести в эти бутики, накупить кучу туфель и разных нарядов, чтобы загладить вину, о которой сама Шурка даже не знала! Ведь какое это счастье – избежать разочарования! Не все в этом мире подлые, вруны, предатели! Есть такие, которые спасут от смерти, и не будут ждать благодарности, просто потому, что они хорошие люди! Ещё издалека, она заметила скопление народа возле проезжей части напротив продуктового супермаркета недалеко от дома. Подойдя ближе, Лиза протиснулась сквозь толпу. Первое, что она увидела, это её же плащ. Спутать невозможно, потому что мать привезла его из зарубежной командировки. Удивительный цвет морской волны сложно перепутать с другим похожим – голубым или зелёным. Вокруг валялись яркими шарами апельсины, и белое молоко ещё лилось из разорванного пакета. Тело лежало на пешеходном переходе, раскинув руки, с неестественно подогнутыми ногами. Словно диковинной яркой птице с оперением цвета морской волны подбили ноги. Мир для Лизы сначала остановился, потом стал отпечатываться плоскими картинками, казалось совсем не связанными между собой. Она склонилась над телом, убрала с лица спутанные пряди и задохнулась от разрыва в грудной клетке.

– Шура, – в ужасе прошептали губы. – Шурочка! Саша! – Лиза перешла на крик.

В машине скорой помощи она держала её за руку и уговаривала жить! Пожалуйста, только жить! Это так просто – жить! Это так сложно – жить! Это так необходимо – жить!

Она долго ждала в приёмном покое пока шла операция, скиталась из угла в угол и молилась про себя. Когда вышел врач, устало стянул шапочку удивительно похожую по цвету на её плащ, она всё поняла. Не спрашивала, а поняла по усталому, безысходному жесту хирурга, который медленно стягивал шапочку. Так бывает, когда хочется повременить, собраться с мыслями перед тем, как сообщить что-то страшное! Он, врач, вершитель одной несчастной судьбы ставит точку, закрывает двери и больше не даёт обещаний веры. Доктор близко подошёл к Елизавете, которая застыла в немом вопросе, и с маленьким огоньком надежды, который теплился где-то глубоко в глазах.

– Вы сказали, что это ваша подруга? – Лиза моргнула, и из глаз полились слёзы. – Я сожалею, мы ничего не смогли сделать. Пациентка получила травмы несовместимые с жизнью. Примите наши соболезнования.

Заболоцкая стояла одна в длинном коридоре с искусственным светом и совсем не знала, куда идти и что делать. Где-то впереди образовался силуэт, он быстро шёл навстречу и белый халат развевался на плечах. Когда из неясной фигуры появились очертания Кирилла, она, не раздумывая бросилась ему на шею.

– Как ты узнал?

– Охранник, который дежурит на въезде во двор, видел, как всё произошло. Поехали домой. Сейчас ночь. Тебе надо отдохнуть.

Глава 10

Краснопёров несколько часов опрашивал коллег погибшего журналиста. Полицейского не удивило, что телевизионщики знали о факте убийства Соловьёвского. Кое-какие данные просочились в вечерние новости, поэтому появление следователя ни у кого не вызвало вопросов. Телевизионная братия оказалась, настолько суетлива, занята и энергична в движениях, что приходилось выдёргивать или вылавливать каждого для беседы. Дисциплиной они не отличались, а может в этом и состояла та дисциплина, которая позволяла выпускать репортажи и программы? Думать над этими вопросами у полицейского не имелось ни времени, ни сил, ни желания. Звукооператоры, режиссёры, осветители, гримёры рассказывали о Соловьёвском, как под копирку, словно сверху получили методичку, по которой необходимо действовать и что говорить в случае вторжения на территорию канала пришельцев из других планет и полицейских. Коллеги хором хвалили журналиста, и ни один солист не пропел партию хоть с какой-нибудь критикой в адрес погибшего. Это и понятно, про покойников или хорошо, или ничего! И всё же Краснопёрову казалось, что почивший телевизионщик являлся фигурой яркой и неоднозначной, чтобы про него нечего было рассказать кроме лестных, приглаженных высказываний. И картина вырисовывалась примерно такая: Соловьёвкий был отличным профессионалом, умным, грамотным! Журналист разбирался в тонкостях политических вопросов, имел широкий кругозор и невероятную работоспособность, знал несколько иностранных языков, спал мало, большую часть жизни проводил в студии. С коллегами обходился корректно, но не терпел мнений, которые противоречили его мировосприятию. Алексей Рудольфович мог в прямом эфире выгнать из студии приглашённого участника, который, на его взгляд, оскорблял присутствующих политиков. В то же время именно такие выходки делали популярными его программы. С подчинёнными не дружил, но был вежлив и корректен. Имел ли врагов? Безусловно! Как всякая популярная медийная личность! А вот к убийству, такого рода враги не могут быть причастными! Одно дело зависть и злоба, эти чувства заставляют делать каверзы, а другое дело кровная обида и кровная месть! Нельзя сказать, чтобы все повально обожали журналиста, но никто не назвал имя человека, который бы люто, до убийства ненавидел Соловьёвского! А что до тех, которых он из студии выгонял, так позвольте, это игра на публику! Все в студии получали свою долю рекламы, рейтинга, а соответственно доходов! Лучше десять раз подставить шкирку для того, чтобы тебя с треском выдворили на глазах у многомиллионной аудитории, чем получить закрытую дверь в студии и соответственно забвение! И потом, он совершенно устраивал власть!

Краснопёров выдохся. Осталась последняя встреча и полицейский поспешил на улицу. Женщина не захотела специально приходить в студию, чтобы поговорить с представителем правопорядка, а назначила деловое свидание в парке, неподалёку от редакции канала. Павла никогда не интересовали ток шоу, тем более на политические темы. Влиять на реальную политику ни участники, ни ведущий не могли, да и сама форма проведения оставляла желать лучшего. Споры, зачастую переходящие в срач в прямом эфире удерживали у телевизора маргиналов и людей, у которых не имелось своего мнения и которые брали это мнение у таких, как Соловьёвский. Так считал Павел и мысленно подбирал слова, с которых начнёт разговор с бывшей коллегой и со-ведущей журналиста. Когда Краснопёров собирал информацию о деятельности ведущего, то наткнулся