Раскаянье дьявола - Фруде Гранхус

— Органы опеки заходили сюда еще несколько раз и пытались выяснить, чей это ребенок, но, насколько я понимаю, она так и не призналась.

— И что сказал на это ваш отец?

— К тому времени они уже развелись, но я помню, что эта ситуация его задела. Позже я понял, что о матери пошли слухи. Ну, что она… легкого поведения, всякое такое. Я хочу верить в то, что это лишь один из симптомов болезни — жажда внимания.

— И мать никогда не рассказывала вам об отце девочки?

Он покачал головой.

Возможно, она и сама этого не знала. Эта мысль была неприятной, но так бывало раньше и будет впредь: порой дети вырастают, не зная, кто их биологический отец. Гюру подумала, что нужно связаться с органами опеки. С годами у них могли появиться новые сведения.

— Сколько девочка пробыла здесь?

— Ее забрали, когда ей было два или три года.

Гюру вздохнула и обвела глазами комнату. Дом из прошлого. Тяжелые, мрачные занавески, серо-коричневый ковер с узором, напоминающим цепь. Потертый пол, зияющие швы, словно трещины на иссохшей земле. Психически больная мать и любовь, не поддающаяся контролю.

— Ей разрешали видеться с девочкой?

— Ее удочерили.

— Но ведь у родителей есть право посещения.

— Как я говорил, мама была больна. Очень больна.

Девочка, которая появилась, чтобы сразу же исчезнуть. Девочка, которая пропала, чтобы появиться снова.

Ида.

Пустота в душе и жизнь в поисках ответа. Боль, в которой она была не одна.

Ей все равно нужно с ним поговорить, обязательно.

В этот момент в коридоре послышались голоса. Почти сразу же в комнату зашла женщина-полицейский.

— Вашу мать увозят.

Вильям Хансен встал.

— Я хочу взглянуть на нее в последний раз.

Глава 86

Когда Рино подбежал к кряжу, то увидел, что покрытый зеленью горный склон переходит в почти отвесный обрыв. Трава у его ног была сорвана, на поверхности появилась влажная земля. Хенрик Хансен пытался хоть за что-то уцепиться. В пятидесяти метрах внизу находилось плато. Там, между двумя валунами, лежало неподвижное тело.

Глава 87

— Спасибо, что перезвонили. — Казалось, Эйнара Халворсена никак не затронули события последних часов. Гюру услышала на фоне голоса и поняла, что он прибыл в полицейский участок. — Я не поблагодарил вас за то, что вы нашли Иду. Я хочу, чтобы вы знали, что мы с Ребеккой вам очень благодарны.

Несколько секунд тишины.

— Но я хотел сказать вам кое-что еще.

Первое признание, очевидно, в форме самооправдания, но все-таки это именно первое признание.

— Я вас прощаю.

Этого она не ожидала. Она должна была что-то ему ответить, поставить его на место, но не смогла. Она устала сдерживаться.

— Все это время вы делали все, что считали нужным, для того, чтобы отыскать Иду. И наконец преуспели. Я всегда буду уважать вас за это.

Она так устала, просто невероятно. Но ей нужен был не сон. Ей нужно было плечо, в которое можно уткнуться и как следует выплакаться.

— Постепенно вы поймете, что я никогда не желал Иде зла.

Она уже это слышала. Теперь ей едва хватало сил, чтобы держать возле уха телефонную трубку.

— Но прежде всего я хотел с вами поговорить, потому что вижу, как вам тяжело. Очень тяжело.

Она хотела плакать и кричать одновременно. Она ненавидела Эйнара Халворсена и ненавидела себя, поскольку все время ждала чего-то, что вытащит ее из кромешной тьмы.

— Мне дали всего пять минут, и они уже очень сердито на меня смотрят. Но самое важное, дорогая Гюру…

Дорогая.

— Вы близки…

Да, она была близка. К полному нервному срыву.

— Я просто прошу вас не терять веру.

Так устала.

— Я знаю, что моя личность и сама моя сущность раздражает вас. В обычной ситуации я бы это учел и постарался держаться подальше. Но я вижу, Гюру, я вижу яснее, чем когда-либо. Ваше избавление очень близко.

Звонок прервался, и Гюру не знала, кто положил трубку — он или она сама. Ноги едва держали, и она, шаркая, поплелась из гостиной. На вопрос, все ли у нее в порядке, она кивнула. Но на деле все было совсем не в порядке.

Вильям Хансен стоял на полу на коленях. Его мать положили в пакет для перевозки тел, оставив молнию открытой от груди и выше. Глаза и рот были закрыты, волосы уложены в пучок. В разворачивающейся сцене было что-то удивительное.

Шофер скорой помощи и двое полицейских старались казаться невидимками, пока Вильям Хансен тихо прощался с матерью. Никаких слез, никаких прикосновений, абсолютная тишина.

— Она упокоилась, — сказал он.

Гюру следовало бы что-то сказать, но у нее не было сил. Вильям Хансен взглянул на нее, словно удивился ее молчанию, а потом приподнял цепочку, висевшую на шее матери, так, что медальон повис.

— Вот это она носила постоянно с того дня, когда увезли девочку.

Гюру вдруг почувствовала симпатию к этому стоящему перед ней на коленях мужчине. Он вырос с психически больной матерью и только что узнал, что отец, которого он считал тихой гаванью, на самом деле блуждал по побережью Норвегии, охотясь на маленьких девочек. Возможно, в комнате в подвале находились и останки Сары Санде. Может быть, в этом умоляющем взгляде она видела недостаток любви? Как он воспринял то, что его маленькую сестру отняли? Кто-то вообще подумал о реакции мальчика, когда девочку из добрых побуждений отправили в новый дом?

— Вы любили свою младшую сестру? — спросила она. Голос звучал глухо. Полюбит ли она сводного брата, которого у нее никогда не было?

Он кивнул, а потом отпустил медальон.

— Мама так долго мечтала о дочери, не могла ее забыть, хотя ей довелось получить ее только на время. Поэтому она всегда носила на шее ее портрет. — Вильям Хансен открыл медальон. — Да, я любил младшую сестру. И так и не смог ее забыть. — Oн держал открытый медальон перед собой. — Хотя она не была моей кровной сестрой. Потому что мама родила ее не сама, она просто сделала так, чтобы все вокруг в это поверили. Некоторые, конечно, сомневались, потому что никогда не видели девочку младенцем, но объясняли все чувством стыда. Ребенок, рожденный вне брака. Но правда в том, что девочка просто появилась у нас. Мама сказала мне, что дочь ей подарили, да, «подарили», именно это слово она использовала. И она посмотрела на меня так, что я понял: расспрашивать о том, откуда она взялась, бесполезно. — Он протянул Гюру медальон. — Вода немного повредила фотографию, — сказал он.

В овальном медальоне было детское личико. Робкая улыбка, словно что-то уже тогда мешало ей радоваться жизни, какая-то тень, которая будет преследовать ее. На шее у девочки на цепочке висела опаловая подвеска в форме сердечка. Точно такое же сердечко в этот момент висело на шее у Гюру. Она упала на колени и услышала собственный крик. Крик, который копился внутри всю жизнь.

Глава 88

Какой-то далекий звук. Короткие еле слышные сигналы проникли в ее голову и пробудили от дремы. Сначала она подумала, что это земляные осы, но звук был острее, более пронзительный. Через некоторое время он стих, но почти сразу же вернулся. Она медленно проснулась. Комок холода в груди. Она открыла глаза. Полоски облаков, потом деревья и ветки. Внезапно она все вспомнила. Она лежала в болоте. Ей хотелось просто закрыть глаза и вернуться в состояние покоя, но звук повторялся. И тут она поняла. Звонил мобильный телефон. Он лежал в кармане платья.

Она попыталась перекатиться на бок, но тело не слушалось. Наконец ей удалось высвободить руку, которая казалась вдвое тяжелее обычного. Мобильный телефон потревожил ее в тот момент, когда она меньше всего