Время одуванчиков - Александр Афанасьев

которые про присягу не забыли. Ты не забыл, капитан?

– Нет.

Украинец какое-то время рассматривал его, но ничего не сказал.

– Так это… Шихмана значит…

– Рот на замок!

Марков кивнул

– Понял.

…

– По-другому не получится. Афганцы еще эти… все ссучились на льготах

Украинец снова достал пачку

– Будешь?

Марков не хотел, но сигарету взял. Подкурились

– После того, как генерал придет к власти – работы будет куда больше.

– Погодите, как же… Ельцин?

Украинец выругался

– Срать на него, на Ельцина. Какое обещание он выполнил, назови хоть одно? То-то. Под суд пойдет. Вместе с Рыжим и всеми остальными. С..и. Помогать будешь?

Марков кивнул

– Вот и правильно. Это тебе… зачтется. Только потом надо будет этого барабана твоего – тоже… Не переживай ты так, капитан. Большое дело делаем. Нужное. Важное. Твой этот барабан так… г…о. Отряхнули и забыли. Будь готов. Что делать надо будет – скажу. Ствол на всякий случай оформи, гражданский. Мало ли.

…

Капитан Степан Марков – сидел на сломанной лавочке в городском парке. Курил. Думал. Сюда он всегда приходил, когда ему надо было спрятаться и подумать.

С…а.

Он был за Ельцина в девяносто первом – но сейчас быть за Ельцина означало не уважать самого себя. Ельцин обманул страну и в короткое время довел ее до невообразимого состояния. Нищета, бандитизм…

Но это…

Марков понимал, что в нищей, опущенной до предела страны – люди сжаты как пружина. Одному Богу известно, сколько ненависти скопилось в душах. И если придет вот такой генерал и скажет – бейте! – начнется апокалипсис.

Еще страшнее – если дать в руки военным оружие и разрешить действовать в своей стране как на фронте. Отряды ликвидации, е.. твою мать! Это такое… если это начать – потом неизвестно, где и чем это кончится. Военные, проданные и преданные, истекающие кровью в Чечне – если им дать в руки оружие и разрешить шлепать бандитов без суда и следствия – бандитами дело не кончится. Страна кровью захлебнется – в который уже раз.

Еще сильнее его потрясло упоминание Сталина.

Маркова растила бабушка – их с дедом раскулачили. Навсегда он запомнил бесхитростные слова, которыми его укачивала бабушка:

…

Кушай тюрю Яша,

Молочка то нет

Где коровка наша?

Увели мой свет7…

…

Неужели мы снова – пустим в свой дом упырей с наганами и бьющимся в груди чувством справедливости и классовым чутьем? Многие тогда прогуляются в последний путь до стенки, очень многие.

Зюганов – он все-таки болтун. Угрожает, а на поступок не способен. А вот генерал…

Этот может. Марков копался в себе и понимал: этот может. Запустить кровавую мясню – дело нехитрое, как остановить потом…

Вот, народ как львица встает и как лев поднимается; не ляжет, пока не съест добычи и не напьется крови убитых…

Стоит только начать. С..а, стоит только начать…

Отряхнули и забыли

Нет, он не был девочкой – припевочкой – мужиком был, все понимал. Но понимал он и то, что если так рассуждать – до беды дойдет очень быстро.

Очень.

Очень – очень.

Перед глазами встало виденное на НТВ – такое же хмурое небо, раскисшая грязь, грязно-серебристые вагоны на путях.

Рефрижераторы. Для трупов из Чечни.

Вот поэтому – и нельзя. Если можно – рефрижераторы будут стоять и тут, на станции. И пустыми они не будут.

Нельзя

…

В криминальном мире Белогорска после убийства Шихмана – царил переполох.

С афганцами старались лишний раз не связываться. Во-первых, потому что через них можно было дела делать. Во-вторых – среди афганцев было полно тех у кого «планка упала», кто разумным аргументам не внемлет, а сразу начинает стрелять. Ну и в третьих – все афганцы хорошо умели обращаться с оружием, и у многих оно было. Это тебе не уголовники, которые виртуозно ножиком работают (своих пишем, чужих колем), а ствол для них – только трясти могут.

Но и афганцы знали края – куда надо лезть, а куда не стоит. Все-таки они не были как уголовники для них свобода не была временем между посадками. У них были семьи, дети, у многих работа и садиться они не собирались. Кто собирался – тот шел к нам.

Но теперь кто-то не просто поднял руку – а завалил Шихмана из гранатомета, еще несколько его людей и ушел. И кроме Стаса – было некому. А у Стаса не должно было быть людей, способных на такое, его хорошо знали. И величиной, способной к примеру перехватить бизнес Шихмана – никто не считал

Это и была загадка – что за беспредельщики работали со Стасом. Дело в том, что местные афганцы, городские – смотрели на него сильно исподлобья. Все понимали, куда пропал их бывший глава, и понимали, что Стас поднял руку на своего.

Второй версией – были старые, донецкие терки. Стрельба в Донецке в те годы имела уже вполне фронтовой характер, Шихмана могли убить те кто хотел ослабления его группы там. Но тогда вопрос – как они смогли так исполнить тут Шихмана и их никто не заметил? Их несколько человек ведь там было. С гранатометами.

Из тех людей Шихмана кто остался в живых, старший был Кит – фамилия у него была Горбач. Он лежал в больничке с охраной милиции, и к нему не было хода. К наследству Шихмана уже примерялись другие. Кто-то готовился к новым разборкам.

Мы на наследство Шихмана не претендовали, а тихо делали свое.

Ларин – закончил с делами, и сейчас раздумывал, куда пойти вечером и стоит ли. Можно забуриться в сауну, можно на дискотеку, со своей постоянкой, или там найти. Проблема только в том, что если начался сезон разборок, выходить в такие места вообще чревато. Замочат и как зовут не спросят.

Или завалиться к одной из своих постоянок.

Все решил телефонный звонок.

– Але. Это тридцать один – семьдесят?

– Глаза разуй!

Семьдесят означало время (через семьдесят минут), тридцать один код места встречи. Ответное хамство – согласие.

…

Ларин – для поездки взял старенький джип, припарковал далеко от места встречи – мало ли. Пошел по улице, стараясь не наступить в лужу…

Торг, торг, торг. Торговки со своими колясками и сумарями, старушки, с ящиков и картонок продающие последнее. Густая серая толпа на остановке в ожидании скотовоза – некоторые уже с мешками. Весна – пора сажать картошку.

Остановился

– Бабуль, пирожки почем… давай все. Сдачи не надо.

Впервые в голову пришла мысль – а кто виноват