Ты – всё - Елена Тодорова

нужно смотреть ей в лицо, чтобы всеми фибрами понимать, что передо мной моя, блядь, как ни ебись, духовная и биологическая пара.

Каждой твари, как говорится…

Я вернулся за своей.

И не канает, сколько в ней процентов сучности. Меня энергетическая ценность Юнии более чем устраивает. Мать вашу, только она мне и подходит.

Я просто возьму Ю под контроль. Где-то вне нашего поля пусть со стервозностью отрывается, сколько, мать ее, душе угодно. А дома посажу на обессучивающую диету. Знаю подход.

Начинаем детокс.

Подув на одну из ареол, дожидаюсь реакции.

Юния вздрагивает и влажно вздыхает над моей головой. Сосок твердеет и как будто темнеет, превращаясь в тугой камешек. Гладкая кожа покрывается пупырышками. Не только на вздымающейся груди. В замесе участвуют и область в районе ключиц, и та удивительно-тонкая часть Ю, где проступают ребра, и даже впалый животик.

— Не надо, Ян… — умоляет Зая.

Но я наклоняюсь и втягиваю ее сосок в рот.

Разорвав пространство стоном, Юния запускает пальцы мне в волосы, выгибается и со стуком влетает затылком в дверь.

Получив такую реакцию, я молниеносно слетаю с катушек.

Похер на то, что Ю, запутавшись в моих волосах, явно намеревается часть из них вырвать с корнями. Похер на вспышки до боли острого удовольствия. Похер на расползающийся по крови яд.

Я, блядь, собираюсь довести Филатову до безумия.

Не переставая терзать ее соски, задираю юбку, пока та не оказывается у Ю на талии. Не медля, направляю руку ей между ног. О том, что меня там давно ждут, сигналят мокрые трусы моей разблядившейся Заи. С них, мать вашу, едва не капает. Если бы священный сок Ю не имел такую густую концентрацию, точно бы текло. Сминаю полоску, сдвигаю в сторону, и первые капли хлюпают мне на пальцы. Представляю, что будет, когда взбивать начну, по венам свежая доза дури летит.

— Боже мой! Ян! Остановись! — вопит моя задыхающаяся и трясущаяся самка.

Я делаю паузу. Но только потому, что чувствую ее запах и взрываюсь от похоти.

Я готов кончить. Готов, сука, кончить в штаны от одного лишь аромата вожделения моей Заи.

Раздувая ноздри, словно зверь дышу. Вскидываю голову, позволяю Ю съехать по двери вниз, пока наши лица не оказываются на одном уровне. Ебливым взглядом по ней скольжу. В душу врываюсь. Ее глаза, безусловно, такие же красивые, как и всегда. Но насыщеннее. Глубже оттенок. Темнее сапфир. Словно синее пламя.

Она возбуждена, что бы ни говорила.

— Пусти сейчас же… — пытается требовать пьяная от похоти Зая. — Мне больно!

Тяжело дыша, приподнимаю бровь.

— От чего же, Ю? Я, блядь, еще даже не жестил. Нежничаю тут с тобой. Ласкаю.

— Неважно! Неважно, как и что ты делаешь, Ян! Я… Я…

— Заканчивай, — подбиваю сухо, но не без страха.

С трудом сглатывая, не отрываю от нее взгляда.

— Я тобой порезалась, Ян!

Фраза странная. Но нам подходит, как никакая другая. У меня ведь тоже все нутро в шрамах.

— Думаешь, я тобой — нет? — выдыхаю почти спокойно.

Усмехаюсь.

— Тогда какого ты… Какого ты хера лезешь ко мне?! — толкает на повышенных тонах с хлипкими дрожащими вздохами.

Хмурюсь, чтобы скрыть причину, которая заставляет мучительно морщиться.

— У тебя что-то болит, Ю? — спрашиваю невозмутимо. — Может, горло?

Она теряется.

— Нет…

— Тогда какого ты черта без конца полощешь его вербальными хуями?! Дай знать, я вылечу тебя нормальным. Хотя мы оба понимаем, что просьбы тут неуместны. Я в любом случае вылечу.

— Себя вылечи! В задницу себе засунь…

Резко затыкаю ей рот ладонью.

Глядя на блестящие от ароматной слизи пальцы, стараюсь не терять концентрацию.

— А вот это уже совсем недипломатично, Ю. Ты подписала себе приговор. Точнее, своейзаднице.

Испугавшись, Зая замирает.

Страх — это не то чувство, которое я хочу в ней вызывать. Но она должна понимать, кто из нас двоих главный. Кроме того, лишним не будет напомнить, что в сексе я бесцеремонен и не терплю ограничений.

Вся моя будет.

С усмешкой наблюдаю, как расширяются зрачки Юнии, когда я наклоняюсь и медленно слизываю со своих пальцев ее смазку.

Блядь… Это должно быть противозаконно!

Господи, хорошо, что это не противозаконно!

Ширка разносится по крови, и я, прикрывая веки, улетаю в нирвану. Ни с кем, кроме Ю, у меня орального секса не было, но я более чем уверен, что во вкусе ее соков проявляется та же уникальная сущность, которая заставляет меня сходить с ума именно по ней.

Ошарашенная Юния ничего не говорит, даже когда убираю ладонь с ее лица.

А пару секунд спустя, когда я властно сжимаю бедра, которыми она обхватывает меня, чтобы не упасть, повторяет единственный успешный выпад:

— Я тебя люблю!

— Похуй, Ю, — отражаю незамедлительно.

Не успеваю толком вздохнуть. Без того внутри распадаюсь.

Любит/лю. Я в ноль.

В хламину. Очередной передоз. И попробуй, блядь, выплыви.

Я словно под тем самым льдом, под которым тонул с перебитыми костями почти пять лет назад, пока не прокралась в сознание Ю.

Она позвала. Она вытащила.

Если бы не она, Усманов бы меня не нашел.

Воскрешаю, и такая муть разбирает… Даже не верю, что сейчас здесь стою. На своих двоих стою, и еще Юнию держу.

— Ян, оставь меня! Иначе я буду говорить о любви, пока у тебя не разорвется сердце!

— Хуясе угрозы, Пушок. Заматерела тотально. Даже жаль приземлять… Ангел, — нарочито это старое прозвище вспоминаю. Меня всегда бесило, когда ее так называли. Сейчас, по ходу, и у Юнии те же чувства. — Поздно с сердцем, маленькая. Я вдребезги, Ю.

Вздрогнув, она пытается отшатнуться.

— Ты… Очень странные вещи говоришь, Нечаев! — хочет в чем-то обвинить, чтобы не поехать следом за мной крышей.

Но я упорно преследую.

— Ты моя, Ю. Моя Зая. Я тебя трахну, — выписываю последнее извещение, прежде чем начну рейдерский захват.

— Я тебе не Зая, — звенит остервеневший Пушок. — Ты достал со своими прозвищами… Достал, Ян! Я больше не откликаюсь на чьи-то больные фантазии, ясно?!

Подавшись вперед, сжимаю подбородок Филатовой.

Совпадение или нет, но в этот момент у нее даже волосы на голове электризуются. Взмывают ввысь полупрозрачными и трескучими лучами.

— Нет, Ю, не ясно. Ты — Зая, — давлю интонациями. — Моя разблядившаяся Зая. Въебанная в любовь. Говоришь о ней. Ее же ищешь. Я тебе дам, Ю. Дам столько, что ты, мать твою, нести не сможешь! Ебать тебя собираюсь так часто, что ты свои прекрасные ноги не будешь успевать сдвигать.

— Нет, Ян… Нет… — в голосе слышится паника. — Пусти!

— Не пущу, — повторяю непреклонно. Давая Юнии