Мокруха - Джон Ширли

это кузен Гретхен. О Гретхен у него тоже не было никаких сведений, если не считать общей информации: бывший лицензированный медицинский работник с окладом медсестры сорок пять кусков в год, а ныне кокаиновая шлюха.

Гарнер полагал, что Хардвик может оказаться убийцей. Да и Гретхен тоже. Возможно, они так и промышляют: заманив сюда парней при деньгах, ебошат их по затылку, а потом грабят. Или убивают.

А может, и нет. Может, они просто подождут, чтоб он нагрузился до беспамятства, стырят его деньги и разделят между собой. Может, у неё СПИД и сифилис — этого ещё не хватало, ведь теперь, основательно накурившись, он твёрдо намеревался засадить ей, да и первоначальная сделка это предусматривала. Если б его в своё время не измолотили до полусмерти, он бы за два года сгорел от СПИДа.

Гарнер наслаждался неисчерпаемым разнообразием открывшихся возможностей.

Всё дозволено. Если повезёт, его даже убьют.

Трубка наконец дошла до Гарнера. Пальцами, похожими на вибрирующие вилки, он принял её и затянулся. Он почувствовал приход. Комната поплыла, налилась диковинными цветами, закрутилась вокруг него бешеным вихрем. В ушах загудело. Потом приход закончился.

Он удивлённо уставился на трубку, а Гретхен уже отобрала её.

— Чё-т’ не очень, — промямлил он.

— А чо, у тебя хороший заход был, — возразил Хардвик, подцепил с матраса какую-то соринку и повертел между пальцев — не крупица ли это кокаина?

— Нет... Я... — Гарнер затряс головой. Дурман оборвался резко и грубо. Следующий приход, понимал он, произведёт ещё меньший эффект. До сегодняшнего вечера он ни разу не пробовал крэка, но в старые деньки запросто добивал героин кокаином, смалил как надорванный и понимал, чего ожидать. Отличный приход, потом откат, потом приход поменьше и откат посильнее, затем приход ещё слабее и откат даже суровее.

Он не слишком хорошо себя чувствовал. Но он добился, чего хотел. Он словно окаменел, стал глух и нем. Именно к этому он и стремился.

Констанс представлялась ему странным далёким сном, аберрацией всей жизни. Констанс и годы службы священником. Он оставил их позади и вернулся на улицы, которым принадлежал. В прошлое. Он снова принялся сжигать себя, как самокрутку.

Он с нетерпением ожидал следующей затяжки. Наконец она подошла. Приход его не удовлетворил. Он уведомил их об этом.

— Едрит твою мать, да ты нам весь товар выкурил, — сказал Хардвик. — Больше нету. Но я знаю, где ещё достать. Заначь мне две сотни, я тебе четвертушку раздобуду.

Гретхен покачала головой, глядя на Гарнера, но тот выудил из кармана рубашки двести долларов (остаток денег он предварительно запихал в обувь) и трясущимися руками протянул их Хардвику.

— Давай, только быстро!

— Мне надо взять твой вэн, бро, — сказал Хардвик, осадив Гретхен взглядом.

Гарнер уставился на Хардвика. Комната плыла перед его глазами.

— Вэн? Не ‘наю, чувак...

— Эй, я ж тебе свой айди оставлю. Ты тут. У меня дома, в моей берлоге, чел. Ты же знаешь, я вернусь.

— Ага. Да.

Слова обрели смысл. Ага. Точно. Он протянул Хардвику ключи от машины. Тот поднялся и исчез за дверью.

— Вот же ж урод, — в сердцах сказала Гретхен. — Надеюсь, это у тебя не последнее бабло?

Санта-Моника

Погожим ароматным вечерком, когда солнце превращало смог в красочную штору, опущенную над самым горизонтом, до Констанс внезапно дошло.

Дошло, что она способна сбежать от Эфрама. Всё, что ей для этого требуется — помучиться немножко. Разве ж это сложно? Ерунда. Он и так причинил ей вдоволь страданий.

Ну и?

Она взглянула на свою искалеченную руку. Обрубок пальца был туго забинтован. Он отрубил ей палец, а она едва ощутила это. Она была не в себе и с трудом воспринимала происходящее.

Я сумею.

Что ей остаётся? Метаться между экстазом и пронзающими грудь стальными прутьями?

Она сидела на заднем дворе нанятого им домика и смотрела, как пчёлы лениво вьются над лежащей в углу горкой гнилых лимонов. Пчёлам вроде бы не очень хотелось лимонов. Они попросту не способны были оставить плоды в покое.

А может, лимоны становятся слаще, когда гниют?

Она посмотрела на изгородь и воротца в ней.

Эфрам ушёл в душ. Он немного отвлечён, хотя, разумеется, и продолжает следить за ней на свой лад. Сейчас он наблюдает за ней не так пристально, как привык. Не покарал же он её за такие мысли?..

— Вперёд, — проговорила она. — Уходи от него.

Она поднялась и пошла к воротцам. Всего-то ярд, а кажется — вечность. Она достигла их, отодвинула щеколду, распахнула калитку, вышла на дорожку...

Это было похоже на удар чёрной молнии. Негативный разряд пришёл с негативных созвездий, с потаённых ярусов небосвода, пролетел тысячи световых лет и ударил по жалкой мошке, которой была Констанс. Он вонзился ей в череп, расколол позвоночник, взорвался в кишках. Ей почудилось, что внутренности её лопнули, и всё тело наполнилось разбрызгавшимся дерьмом. Она завизжала, согнулась в три погибели, но продолжила идти.

Констанс.

Она выбралась на дорожку, усыпанную гравием. До конца аллейки и выхода на улицу оставалось ещё около сорока ярдов. Она побрела в том направлении, а потом ей отказали ноги. Она свалилась, как подкошенная. Он дотянулся до двигательных нейронов мозга. Он остановил её. Она лежала ничком, чувствуя, что нижняя половина тела превратилась в пронизанную болью и тошнотой гранитную статую.

Потом тяжесть пропала. Ей показалось, что ангел махнул крылом между ней и болью.

Боль ушла.

Она снова почувствовала ноги.

Она не испытывала больше чудовищной тяжести.

В том месте, где у неё подкосились колени, в гравийной дорожке остались глубокие царапины.

Ну ладно, проваливай, Констанс. Убирайся, ты, грязная шлюшка. Ты всё равно не любишь меня. Ты меня никогда не любила. Вали. Убирайся. Наслаждайся собой.

Слова эхом отдались в её голове и затихли.

Она поднялась на ноги. Неужели он и впрямь отпускает её?

Она пошаркала по дорожке. Добралась до угла, повернула. У неё не было ни цента. Хотя постойте, в джинсах... доллар мелочью.

Доллара как раз хватило, чтобы купить билет на автобус до города — тот резво подкатил к девушке по бульвару, точно в нетерпении предвкушая долгожданную встречу.

Голливуд

Она знала, что это Сансет, в Голливуде, и толпа, клубящаяся у входа в рок-клуб, скорее всего, собралась послушать какую-нибудь восходящую звезду тусовки. Она слышала, как внутри колошматят по инструментам рокеры. Было часов одиннадцать вечера, спустилась темнота, а она проголодалась и